Подвиг богопознания. Письма с Афона (к Д. Бальфуру) - Сахаров Софроний - Страница 24

Вот поэтому, дорогой отец Давид, так не хочется говорить людям об этом; когда мне нужно было открыться перед Вами, то я, прямо скажу, решился на это с борьбою, сказав: пусть я ради пользы брата моего потерплю ущерб. И я пошел на эту жертву ради любви к Вам. Говорю о жертве не потому, чтобы указать Вам на это, как на какую-то заслугу мою перед Вами, но просто, как брату присному, открываю свою душу. И прошу Вас, возлюбленный мне брат, умолите Господа посетить снова душу мою; ибо я тоскую несказанно, давно не видя Господа. Нет печали на земле тяжелее печали души, когда она потеряет благодать.

И еще скажу Вам, не разжигайтесь воображением обо всем, что я Вам говорил; все это, с одной стороны, столь дивно, что нет слов выразить, а с другой — это все так естественно, просто, ясно, что всякое вычурное выражение будет ложно. Восходит (вернее, возводится благодатию) до созерцания человек постепенно, сам того не замечая.

Но при всем этом скажу Вам тайну жизни о Христе. И эта тайна нетайная, не новая, открытая мною, а древняя, как учение Христа. Тайна жизни о Христе — любовь, неразрывно связанная со смирением. Если человек не смирится до зела, так что будет почитать себя хуже бессловесных животных, то не уразумеет он никогда тайну духовной жизни, — не узрит света Христова. И это начало смирения. Любовь же — это сущность христианской жизни; любовь — основание богословия. Различные понимания, взгляды существуют на многие предметы и явления духовной жизни, но истинный до конца тот, который в основе имеет любовь Божию (к нам, а затем нашу к Богу).

Например, некоторые смотрят на послушание, как на принесение человеком в жертву Богу своей воли, которая, конечно, дороже всего человеку. На самом же деле иначе нужно понимать об этом. В жертву Богу человек что может принести? Бог ни в чем не нуждается; жертвы не хочет, а милость Свою к нам явить — вот Его желание[223]. Когда мы отрекаемся от своей плотской воли ради послушания Богу, ради исполнения Его воли, то чрез исполнение Божией воли мы становимся причастниками Божественной жизни, — а акт произвольного отречения от своей воли делает наше восхождение разумным проявлением нашей любви к Богу. И эта возможность — свободного разумного восхождения при содействии, конечно, благодати есть благодеяние нам, а не жертва наша Богу. Но этим не исчерпывается все то, что должно или можно сказать о послушании. Понимать тайну послушания или отречения воли своей очень важно для разумного восхождения (постепенного) в духовной жизни.

Также о скорбях. В чем выражалась бы или из чего познавалась бы нами наша свобода, если бы для восхождения нашего к Богу не требовалось совершение подвига, сопряженного с болезнями, скорбями, тяготою и проч.? Но Бог дал нам свободу, дал нам и возможность познать себя облагодетельствованными, одаренными столь великим даром; дал нам вместе и возможность проявления свободы, выражающуюся в добровольном терпении нами скорбей. Так что благоразумная душа, из всего этого познавая себя одаренною, облагодетельствованною от Бога в высшем духовном смысле, радуется в скорбях и благодарит Бога и произвольные скорби почитает более приятными невольных радостей (то же пишет и Василий Великий)[224]. Последняя или высшая степень этого восхождения может быть проявлена человеком в смерти своей. Блаженный Диадох говорит об этом так: «Предел совершенного изменения в сладостном вкушении Бога — вменение в радость скорбность смерти»[225]. Таким образом, любящая Бога душа, уразумевая должным образом совершающееся с ней некоторым неизреченным образом, торжествует и радуется даже в смертной агонии, а Бог по безмерной благости Своей и любви к человеку за сие благоразумие, а не жертву, еще одаряет нас неизмеримо большим даром, — приобщает нас Своей Божественной жизни… Творец — Единый Бог, но и нам Он дает возможность некоторого соучастия в деле творения, — деле, свойственном по существу только Ему. Первоначальное проявление этого состоит в том, что мы сами принимаем ближайшее участие в деле возрождения, восстановления или вторичного высшего воссоздания нас Божественною благодатию. О дальнейших степенях и формах этого участия не будем говорить. Заметим только, что дар Вам от Бога — священство — дает Вам возможность и даже налагает обязательство великого подвига — служения ближним. В этом служении своем Вы должны со страхом и смирением сознавать себя соучастником в деле Божественного спасения людей. Много случаев проявления любви к ближнему предоставляет это служение. Особенно в духовничестве: исповеди и руководстве. Многажды будет Вам предоставлена возможность «душу свою полагать за овцы своя»[226], вернее, Христовы овцы, и други, и братья своя.

Слишком в сторону от прямой темы уклонился я по влечению своему рассуждать о том, что Бог нас так безмерно любит, что все случающееся с нами можно и должно принимать и понимать как Его милость и благодеяние, и поэтому всегда и за все должно благодарить и радоваться[227].

2. Относительно Вашего «неверия», помню, хотел сказать Вам, что душа Ваша, благодаря пережитому Вами периоду «неверия», и теперь, и после — легко сравнительно — при умалении действия благодати может слагаться на привычную ей складку — чувство сомнения или неверия, но Вы не придавайте этому большого значения и не смущайтесь, а только знайте, что это неверие поверхностное и является только показателем умаления благодати и охлаждения сердца. Тогда хорошо молиться до тех пор, покамест не согреется сердце, покамест не будет препобеждено это чувство холода и неверия. Вообще Богу угодно, чтобы мы испрашивали у Него молитвою всякий дар благодати: веры, смирения, терпения и проч. Все это сначала дается вкусить душе даром, но затем благодать отымается (главным образом за возношение и гордость), и тогда человек должен сам с трудом искать ее для того, чтобы снова получить ее более прочным образом по сознательному к ней влечению и разумному усвоению.

Ваши последние письма[228], в которых Вы стали так осторожно и продуманно выражаться о всякой вещи, заставили меня устыдиться тем, что я позволял себе как бы поправлять Вас, и теперь я думаю, — да уж нужно ли все это говорить Вам, что я говорю. Ваши рассуждения о многих предметах духовной жизни столь благоразумны, что не требуется к ним никаких дополнений или поправок. Чтение книг даст Вам несравненно больше того, что я могу дать. Служение мое Вам близится к концу[229].

3. О помыслах Вы узнаете все из книг. Впрочем, помните, что заповедь о любви к Богу всем сердцем, всем помышлением, всем умом и говорит о том, что когда мы умом своим отходим от Бога, то этим погрешаем против сей первой заповеди. Поэтому нам, не способным молиться постоянно, да еще чисто, нужно стараться так обставить, устроить свою жизнь, так распределить время, чтобы постоянно, если возможно, плавать в атмосфере духовной: молитве, чтении, богослужении, размышлении о Божественном и проч., меняя и чередуя делания[230].

4. О послушании и старчестве. Письмо слишком затянулось, так что и на сей раз я вынужден отложить беседу об этом, так как хотя и немногое я хотел Вам сказать, но все же понадобится, быть может, одна или две страницы[231], а я хочу закончить это письмо, так как уже не располагаю временем.

5. О «выпытывании». Простите меня, я уже сказал Вам об этом и, кажется, в слишком грубой форме, так что боялся, что опечалил Вас.

6. Говорить по этому вопросу я не собираюсь много вообще, но скажу, что я вовсе не думаю считать Католическую Церковь «какою — то светскою, земною организацией)», а если говорю о них, что они «оземленились», то это по сравнению с тем, что мне дал Господь узреть в Православии; надеюсь, что и Вам Господь даст познать, что они «оземленились»[232]. Эта «земля», или «человеческое», проникло во всю жизнь Католической Церкви. Говорить об этом мы не будем, потому что поневоле увлечемся к обсуждению того, что уже многими обсуждено и изложено вполне обстоятельно и что Вы, несомненно, читали. Нелепо, когда при защите своей Церкви кто-либо обвиняет другую в вещах преходящих и несущественных, как, например, недостатки в личной жизни клира, обряды и тому подобное. Но в католичестве (по сравнению с Православием) есть много существенных погрешностей, как в догматическом отношении, так и в духе ее жизни церковной (духовной). Взгляд на покаяние и исповедная практика не согласны с духом Христовым (как я это понимаю), и это в связи с неправильным пониманием дела искупления человека. Какой — то «земной», «юридический» подход к решению этих вопросов. Неправильности и даже просто грубые заблуждения в нравственно — аскетической жизни признаются благодатными, канонизованы как таковые (стигматизация, например), в то время как попирается, осмеивается, отвергается умное делание православных аскетов, а некоторые святые отцы, наиболее преуспевшие в сем умном делании, признаны за особо злостных еретиков (например, божественный Григорий Палама).