Зеркало (СИ) - "shizandra" - Страница 7

Глаза Мирко широко распахнулись, и Ян, глухо простонав, качнулся к нему. Сгреб в охапку, сильно прижался к губам, глубоко целуя, а потом оттолкнул:

- Ты еще позовешь меня, – хрипло проговорил он, отступил, лаская взглядом, а затем повернулся спиной. Собрал свою одежду и вышел из комнаты. Мирко медленно выдохнул, прислушиваясь к шороху в коридоре, и вздрогнул, когда хлопнула входная дверь. Обхватил себя за плечи, шатаясь, дошел до кровати и рухнул на нее, сворачиваясь в клубок. Больно, страшно, невыносимо. Неужели все то, что он так долго строил, ничего не стоит? Неужели ничего не изменилось и на самом деле он грязный, извращенный урод? Нет, нет, не может быть… Ведь он любит! Всем сердцем, всей душой! Светлого, милого, доброго человека, свое солнышко! Любит.

Марин докурил последнюю сигарету из пачки и как раз думал о том, где бы купить следующую, когда заиграл телефон. Узнав мелодию, он подорвался со скамейки и вытащил сотовый:

- Мирко…

- Вернись. Пожалуйста… Ты мне нужен. Ты мне так нужен… Марин, – умоляющий, почти плачущий голос Мирко заставил его сорваться с места и уже набегу проговорить в трубку:

- Я иду.

Мгновенно было забыто все – сигареты, проблемы с родителями, ночной холод. Он бежал по улицам, радуясь тому, что отошел недалеко и дома будет максимум через несколько минут. Поворот, арка, двор, к черту лифт, лестница, этаж и дребезжащие ключи в дрожащих руках. Марин переступил порог, окинул холл внимательным взглядом и выдохнул, заметив, что в шкафу только пальто Мирко.

- Я дома, родной! – Марин поспешно избавился от верхней одежды и обуви, щелкнул выключателем в коридоре и направился в спальню, полагая, что найдет Благоева там. Тот лежал на кровати, глядя прямо перед собой и сжимая телефон.

- Мирко? – тихо, мягко позвал Марин, садясь на краешек постели. Тот вздрогнул и вдруг рванулся к нему, с силой обнимая. Марин еле успел подхватить его и придержать. – Мирко…

- Я люблю тебя, слышишь? – Мирко прижимался все сильнее, шептал быстро, горячо, проглатывая окончания. – Люблю, люблю, люблю. Больше жизни. Я все сделаю ради тебя. Только не оставляй, не бросай. Марин… Я не выживу без тебя, – Мирко начало трясти, и Марин мягко, но решительно оторвал его от себя. Уложил на подушки и устроился рядом, и, успокаивая нежными, невесомыми поцелуями, зашептал:

- Тихо, тише… Я никогда не оставлю тебя. Хороший мой, любимый мой. Я здесь, я рядом. Мирко… – Марин согревал своим дыханием прохладную кожу, ласкал скулы и губы, перебирал длинные пряди. И пальцы Мирко, вцепившиеся в его рубашку, расслабились, и дрожь ушла. – Что случилось?

Мирко на мгновение снова напрягся, а потом выдохнул, слабо улыбаясь:

- Всего лишь мое прошлое. Прости, если напугал тебя. Но мне нужно было почувствовать тебя рядом.

- Я здесь, – Марин сжал его пальцы, поднося их к губам и целуя.

- Спасибо, – Мирко приник к нему, пряча лицо на его груди.

- И никуда не уйду, – Марин обнял его, прижавшись щекой к макушке. – Что за глупые мысли? Это он сказал тебе что-то такое, что ты так сильно расстроился?

- Нет. Он ничего не говорил про тебя. Это… другое.

Марин прикусил губу, глядя за окно. Мирко не хочет ничего говорить. И настаивать нет смысла. Зная его упрямство… Может, позже Мирко сам все расскажет. А сейчас… Они просто полежат в объятиях друг друга.

====== Часть 2 ======

6.

Марину казалось, что он спит и ему снится кошмарный сон. В нем не было чудовищ, монстров, стихийных бедствий и убийств. Была стена. Невидимая. Она окружала не его. Она вырастала вокруг Мирко. И с каждым часом становилась все плотнее, крепче, выше. Марин с яростью загнанного в клетку хищника раз за разом бросался на нее, но… Бесполезно. И тогда он замирал, застывал и смотрел, смотрел на Мирко, который был внутри этой ловушки. И который не видел и не слышал его, Марина.

Первым кирпичом стали цветы. Роскошные, безумно дорогие розы, похожие на растекшиеся капли крови... Их принес посыльный однажды вечером «для Мирко». Марин фыркнул, собираясь пошутить по поводу очередного тайного поклонника, но Мирко, до этого молчавший, вдруг сорвался с места. Размытой тенью долетел до мусоропровода и выкинул букет, с остервенением ломая длинные стебли и срывая нежные бутоны. И Марину стало страшно. Потому что такого Мирко он не знал. Его нежный, ранимый, сходящий с ума от красоты любимый не мог быть тем безумцем, который бесновался там, у подножий лестницы. А потом… Когда с розами было покончено, Мирко повернулся, с секунду всматривался в полные ужаса и непонимания глаза Марина, а затем опустил голову и молча ушел.

Его не было час. Без телефона, пальто, денег и ключей – все это время он шатался по улице, пока Марин в квартире сходил с ума от страха за него. Желание бежать на поиски останавливала только мысль о том, что Мирко может вернуться к закрытой двери. А когда страх и беспокойство переросли в ужас, он не выдержал. Не заперев дверь, он вылетел на улицу, еще не зная, куда пойдет, но уже решив, что без Благоева домой не вернется.

Искать Мирко не пришлось. Когда Марин вышел из-за угла дома, тот сам практически упал ему в объятия. Закоченевший, дрожащий, еле стоящий на ногах и с грязными разводами на лице. До квартиры Марин нес его на руках. Пронзительный осенний ветер обжигал обнаженную кожу плеч и прикрытую только майкой спину, но он даже не замечал этого, следя только за тем, чтобы его куртка, в которую он завернул Мирко, не свисала. Дома… Душ, массаж, горячее вино со специями. А потом нестерпимый жар ласк Мирко, который, отогревшись, набросился на Марина, как голодный зверь. То больно, то нежно целуя, вылизывая, кусая, он не дал Марину даже шанса перехватить инициативу. Оседлал его бедра и с громким болезненным криком опустился на него. Сразу. До конца. Почти на сухую. Из его зажмуренных глаз брызнули слезы, и Марин выгнулся, дернулся вперед в попытке остановить Мирко. Но тот легко, почти играючи опрокинул его обратно на кровать.

Той ночью ощущение кошмара появилось в первый раз.

Потом… Было упрямое молчание Мирко, не желавшего рассказывать, что случилось и почему он перестал подолгу вглядываться в собственное отражение, как раньше. Были еще цветы, которые также безжалостно выкидывались. Была огромная, просто чудовищная боль и вина, которые Марин видел в любимых глазах, но причины которых понять не мог. Мирко с каждым днем все сильнее отдалялся, погружаясь в свой собственный мир, в котором не было его, Марина. Из их близости ушла нежность, оставив вместо себя болезненную страсть, и Марин, который больше не желал причинять Мирко боль, превратился в «жену, у которой вечно болит голова». И стена вокруг Мирко замкнулась. Замуровала его. И теперь ничто, ни какие попытки Марина не могли ее разрушить. Мирко… Казалось, что ничего не изменилось. Он улыбался, шутил. Но Марин чувствовал пустоту у него внутри. А сегодня… Наблюдая за тем, как Мирко собирается в театр, Марин не выдержал и тихо позвал его:

- Мирк… Ты еще любишь меня?

Зрачки серых глаз словно лизнули языки пламени, ресницы дрогнули, и Марин невольно вжался в стенку спиной, когда на него обрушилось яростное:

- Да! Ты же знаешь, что да! – в этом полушепоте-полукрике было столько эмоций и жизни, что Марину стало страшно. А все упреки рассыпались на языке, когда к губам прижались губы Мирко, вложившего в этой поцелуй всю свою любовь, все свою страсть.

- Не сомневайся в этом никогда! – когда он закончился, Мирко вцепился в домашнюю майку Марина и хорошенько его встряхнул. – Я всегда буду любить тебя, слышишь? Что бы ни случилось, – он подался вперед, заглядывая, как показалось Марину, в душу, а потом оттолкнул его и вышел, захлопнув за собой дверь. А Марин еще с мгновение смотрела прямо перед собой невидящими глазами, а потом прошептал:

- Что же с тобой происходит, любимый мой…

Сердце ныло с самого утра. Как только он открыл глаза и посмотрел за окно. Темно-серые тучи, сильный, порывистый ветер, ломающий голые ветки деревьев, давно сбросивших свою листву. Грязь, окурки и обрывки газет. И угрюмая серость на лицах прохожих, казавшихся больше тенями, чем людьми из плоти и крови. Чувствуя, как с улицы через несуществующие щели проникает сырость и холод, Марин поежился и отвернулся от окна. Вторая половинка кровати была пуста. И сердце тревожно стукнуло о ребра, а потом несильно, но монотонно мерзко заныло. Марин потер грудь и встал, хмурясь. Предчувствия и интуиция молчали, но сердце…