Постчеловечество - Калашников Максим - Страница 27

Становясь бесцельным и, следовательно, хаотичным, познание лишается своей сущности и превращается в коммуникацию ради коммуникации, — процесс, бесплодность которого его участники пытаются компенсировать нарастанием его интенсивности.

Наиболее важным становится узнать новость первым и распространить ее дальше безотносительно к тому, верна ли она или нет, разрушительна или созидательна. Коммуникация сама по себе становится таким же категорическим императивом информационного мира, каким была — и в основном еще и является — прибыль для традиционного мира.

В конкурентной борьбе побеждает тот, кто первым реализовал информацию, а не тот, кто первым получил ее. При этом в результате растущего влияния ожиданий значение адекватности передаваемой информации снижается. Быстро распространив даже заведомо ложную информацию, вы успеваете первым отреагировать на реакцию на нее тех или иных сообществ (например, фондового рынка) и зафиксировать свою выгоду до того, как выяснится ее ошибочность.

Абсолютизация коммуникативных мотиваций, являясь естественным следствием информационной революции, приносит победу действующему, а не знающему, сплетнику, а не исследователю. В частности, поэтому вопиющая ограниченность, а зачастую и откровенная безграмотность целого ряда «экспертов», — например, фондовых аналитиков, — не должна восприниматься как вызов здравому смыслу. Ведь они являются специалистами в первую очередь в «информационном», а не физическом мире, в среде ожиданий, а не в реальности, в области коммуникации, а не познания.

Таким образом, первой «ловушкой неограниченных коммуникаций» является снижение практической важности познания за счет роста практического значения коммуникаций. Это правило во многом разумно, гак как нереализованное знание не только мертво, но и лишено возможности проверки своей адекватности (ибо единственным технологичным критерием истины по-прежнему остается практика). Однако перекос в пользу коммуникаций и в ущерб познанию подрывает не только конкурентоспособность отдельных человеческих обществ, но и перспективы всего человечества.

Вторая «ловушка коммуникаций» заключается в том, что абсолютизация коммуникационных мотиваций в сочетании с распространением дешевых и эффективных технологий формирования сознания (в частности, возможности формирования информационного поля) делает ненужным искусство убеждать.

Действительно: зачем логически доказывать свою правоту, когда можно просто создать вокруг него информационную среду, в которой вся (или почти вся) доступная ему информация будет однозначно свидетельствовать в вашу пользу? Зачем объяснять, когда можно зомбировать?

Следствие этого — снижение и даже утрата важности критического осмысления. Для субъекта информационного воздействия сомнение в правоте своих интересов контрпродуктивно, потому что замедляет коммуникацию за счет познания и, главное, потому что оппонента не нужно больше убеждать. Для объекта же информационного воздействия критическое осмысление навязываемой ему парадигмы становится практически недоступным. И все это происходит в условиях, когда информационное воздействие (грубо говоря, формирование сознания) носит хаотический и всеобщий характер, при котором каждый участник общественных отношений является одновременно и объектом, и субъектом бесчисленного количества воздействий.

В результате наблюдается (и мы, хотим того или нет, являемся участниками и жертвами этого процесса) массовое отвыкание общества от критического осмысления в пользу стихийно го, инстинктивного восприятия или, наоборот, отторжения пропаганды, которая становится основным содержанием информационного обмена.

Естественно, что это стихийное восприятие или отторжение этой пропаганды, становясь все менее логичным, становится все более эмоциональным. В результате реакция на воспринимаемые явления становится как для человека, так и для коллектива, и для общества все менее логичной и все более эмоциональной.

Таким образом, в результате воздействия информационной революции познание не только затрудняется в силу переизбытка информации, как было показано в начале данного параграфа, но и становится неэффективным как инструмент достижения локальных жизненных целей.

Логика и соображения здравого смысла уступают свое влияние на общественное развитие эмоциям, в том числе эмоциям конструируемым и провоцируемым. Этот неутешительный сам по себе процесс может служить иллюстрацией глобального и, по всей вероятности, объективно обусловленного перехода развитой части человечества от «мужской» логики к логике «женской» — от логического мышления к эвристическому. Он во многом вызывается растущей долей и значимостью творческого труда по сравнению с рутинным, механическим трудом.

Однако данный вывод, оправдывающий происходящее, носит долгосрочный и масштабный характер. При рассмотрении же отдельных профессиональных и иных сообществ — «человеческих островов в море информации» — невозможно отделаться от впечатления, что в результате утраты важности критического осмысления реальности они превращаются в сборища убеждающих самих себя сплетников.

Вброшенная в них информация многократно ретранслируется и превращается в доминирующую в данном сообществе. При этом она начинает жить самостоятельной жизнью, становясь важным фактором влияния даже в тех случаях, когда ее ложность легко опровергнуть. Особенно забавно наблюдать действие в таких сообществах эффекта «испорченного телефона». Бескорыстная передача бескорыстно же извращенной информации (разумеется, на практике доминируют обычно менее благородные мотивации), убеждающей широкие слои «специалистов» и влияющая на их поведение, — что может быть более эффектной иллюстрацией коммуникативных ловушек современности!

Несмотря на все изложенное, главное значение компьютера как такового (без учета созданных с его помощью и на его основе информационных технологий) для ускорения развития человечества состоит прежде всего в качественном упрощении всех формально-логических, аналитических процессов. Всю часть процесса мышления, связанную с применением в принципе алгоритмизируемой формальной логики, под неумолимым давлением коммерческой конкуренции все в большей степени берет на себя компьютер, вычислительные возможности которого качественно превышают человеческие. Логика постепенно становится при этом второстепенным и механическим инструментом, который, по всей вероятности, ждет участь современной арифметики.

Сняв с плеч человека груз формализуемых логических доказательств, компьютер дал ему возможность (к использованию которой действенно принуждает конкуренция) сосредоточиться на свойственной ему творческой, интуитивной сфере, увеличив масштабы творческого труда просто за счет освобождения потенциальных творцов от изнурительных рутинных, механических операций.

Учитывая разницу между мужским, склонным к формальной логике, и женским, склонным к интуиции и озарениям, типам интеллекта, — не следует ли предположить, что развитие компьютерных технологий постепенно вернет нас в некое подобие матриархата? И не предвестием ли этого служит растущее (даже в слабо развитых и не очень демократических обществах) число женщин на руководящих постах, по-прежнему вызывающих остервенение окружающих их мужчин именно особенностями своей логики, в целом — и неуклонно растущем по мере усложнения мира — ряде случаев значительно более эффективной?

Научно-техническая революция сделала наиболее важным видом труда не рутинный, но творческий труд. Масштабное применение компьютерных технологий, еще до начала вызванной ими информационной революции, создало предпосылки для изменения самой сути и глубинных механизмов индивидуального сознания. Именно компьютер начал завершаемое информационной революцией изменение соотношения между логическим сознанием, опирающимся на вторую сигнальную систему, и сознанием эвристическим, творческим, опирающимся на непосредственно чувственное восприятие (в том числе и вербальных сигналов).