Али-паша - Дюма Александр - Страница 21

Христианские иерархи и старейшины по-разному отнеслись к этой речи. Одни лишь в отчаянии возвели очи горе; среди иных пронесся одобрительный ропот; большинство же пребывало в сомнении, не зная, на что решиться. Вождь мирдитов, отказавшийся некогда принять участие в избиении жителей Кардицы, заявил, что ни он, ни шкипетары католического вероисповедания никогда не поднимут оружия против султана, их законного повелителя. Но слова его потонули в криках: "Да здравствует Али-паша! Да здравствует восстановитель свободы!" - которыми разразились главари авантюристов и разбойников.

На следующий день, 24 мая 1820 года, Али обратился с воззванием к братьям своим христианам, объявив, что отныне считает их самыми верными своими подданными и с этого дня освобождает от оброков, которые они платили его роду. Под конец он призвал их вступить в его войско; но греки, привыкшие с опаской относиться к его посулам, остались глухи к этим призывам. Тогда же Али отправил эмиссаров к черногорцам и сербам, чтобы поднять их на мятеж, и занялся подготовкой восстания в Валахии, Молдавии и даже в Константинополе.

Пока сторонники оттоманской империи ни шатко ни валко собирались под знамена султана и были еще весьма малочисленны, к янинскому замку ежедневно прибывали целые отряды из разных городов, так что Али, знавший, что Исмаил-Пашо-бей похвалялся без единого выстрела дойти до самой Янины, в свою очередь говаривал, что отныне вступит в переговоры с Портой не раньше, чем армия его окажется в шестнадцати милях от Константинополя.

Он поставил под ружье Охрид, Авлон, Канину, Берат, Клейсуру, Премити, порт Панорму, Санти-Кауранта, Бутрот, Дельвину, Гирокастру, Тепелени, Паргу, Превезу, Сдерли, Парамитью, Арту, заставу Пяти Колодцев, Янину и ее замки. В этих крепостях насчитывалось четыреста двадцать разнокалиберных бронзовых пушек на осадных лафетах и семьдесят мортир. Кроме того, в озерном замке помимо крепостной артиллерии было сорок полевых орудий, шестьдесят горных, множество конгревовых[44] ракет, предоставленных некогда англичанами, и несметное множество всевозможной амуниции и боеприпасов. Наконец, от Янины до Превезы строился оптический телеграф, чтобы ускорить поступление сведений об османской эскадре, которую ожидали с этой стороны.

Силы Али, казалось, с возрастом лишь прибывали: он самолично следил за всеми работами, повсюду поспевал, появляясь среди рабочих то в носилках, которые таскали слуги-албанцы, то в высокой коляске, напоминавшей трибуну или постамент, но чаще всего верхом. Запросто усаживаясь на бастионе среди пушек, он беседовал с солдатами и строителями. Рассказывал им, как громил в старину султанские войска шкодерский визирь Кара-Базакли, когда, подобно Али, попал под действие султанского фирмана: запершись в крепости с несколькими дюжинами храбрецов, мятежный паша любовался, как разбиваются у его ног объединенные силы пятнадцати пашалыков, уничтоженные затем за один день, невзирая на то, что в султанской армии одних только пашей было более двадцати. Напоминал о молниеносной победе видинского паши Пазван-оглу, память о котором еще жила в народе, а имя и подвиги воспевались в песнях румелийских клефтов.

Тем временем в Янину один за другим прибыли оба сына Али - Мухтар и Вели. Последний был вынужден или счел себя вынужденным оставить Лепант ввиду превосходства противника, и сведения, которые он сообщил отцу, были малоутешительны: турки, а это главное, все более склонялись к измене делу Али-паши. В то же время Мухтар, совершивший инспекционную поездку по Мусаке, только и говорил, что о доброжелательном настроении жителей, воображая, будто они взялись за оружие исключительно ради его отца. Он странным образом ошибался. Эти племена питали к Али ненависть тем более глубокую, чем тщательнее приходилось ее скрывать, и на самом деле готовились отразить любое нападение, от кого бы оно ни исходило.

Сыновья буквально засыпали отца советами, как вести себя по отношению к мусульманам, и в этих советах отразились их разногласия. Они даже поссорились: поводом послужил спор о том, какую политику избрать, но истинной причиной были притязания обоих братьев на отцовское наследство. Стоило Али переправить свои сокровища в Янину, как с этой минуты сыновья и думать не желали об отъезде - разве можно покинуть такого замечательного отца! Оба не скупились на самые трогательные проявления нежности и, бросив собственные владения: один - Лепант, другой - Берат, решили остаться с отцом, дабы разделить все грозящие ему опасности. Но Али прекрасно знал цену этим уверениям, видел истинные побуждения сыновей и, хотя сам никогда не питал любви к ним, жестоко страдал, видя, что и они к нему безразличны.

Однако вскоре ему пришлось пережить новые огорчения. Один из его канониров убил слугу Вели, и Али-паша хотел было примерно покарать убийцу, но перед самой казнью взбунтовался целый взвод артиллеристов, и ради приличия Али пришлось притвориться, что он милует того, кого на самом деле уже не мог покарать. Это происшествие ясно показало, что власть ускользает из его рук, и заставило усомниться в верности солдат. Когда же прибыла османская эскадра, паша увидел своих людей в истинном свете. Что мусульмане, что христиане - все жители Северной Албании, искусно прикрывавшие вражду преувеличенными изъявлениями преданности, поспешили изъявить покорность султану. Воспользовавшись этим успехом, османы явились под стены Парги и осадили город, где заперся старший сын Вели-паши Мехмет. Он готовился к долгой осаде, но гарнизон изменил ему и сдал город; Мехмету пришлось сдаться на милость победителя. Командующий флотом, к которому его препроводили, прекрасно с ним обошелся. Ему отвели лучшую каюту на адмиральском корабле, окружили блестящей свитой и убедили, что султан готов осыпать его благодеяниями: ведь гневается он лишь на его деда, да и то собирается явить монаршую милость, ограничившись переводом мятежного паши со всеми его сокровищами в одну из главных малоазиатских сатрапий. Его убедили сообщить об этом родственникам и сторонникам Али-паши и предложить им сдать оружие.

Захват Парги произвел глубочайшее впечатление на жителей Эпира, придававших чрезмерное значение этой крепости. Али разорвал на себе одежды, проклиная дни своего преступного везения, когда он не сумел ни умерить свое злопамятство и мстительность, ни предположить, что Фортуна может перемениться.

Вслед за Паргой османы овладели Артой, Муглианой, где находилось загородное имение паши, и заставой Пяти Колодцев. Затем разнеслась еще более горестная весть: Омер Брионес, которого Али некогда обобрал до нитки, а недавно назначил верховным главнокомандующим, перешел на сторону врага вместе со всей своей армией.

Тогда Али решился осуществить план, заготовленный на крайний случай: разрушить Янину, где враг мог найти и кров и плацдарм для нападения на замки, в которых собирался укрыться Али. Прознав об этом, жители Янины поняли, что гибель родного города неизбежна, и пора спасать себя и свое имущество. Но большинство из них еще только собирались в дорогу, когда паша отдал город на разграбление верным ему албанцам.

Неистовая солдатня тут же учинила погром. Епархиальный собор, куда греки и даже турки, как древние в храмы богов, сносили на хранение серебро, драгоценности, векселя, расписки, все, вплоть до товаров, был разграблен в первую очередь; грабители ничего не пощадили. Взломали шкафы, где хранились облачения, осквернили гробницы архиепископов, куда были спрятаны украшенные драгоценными каменьями ковчежцы и раки; из-за дележа серебряных чаш и крестов устроили настоящую сечу, обагрив алтарь преступной кровью.

Город являл не менее страшное зрелище: насильники не щадили ни христиан, ни мусульман, солдатня врывалась в гаремы и гинекеи, ставшие ареной неравной схватки целомудрия и насилия. Иные горожане, кто посмелее, пытались защитить от бандитов свои жилища и семьи, и звон сабель слился с воплями и стонами, как вдруг раздался оглушительный взрыв: шквал бомб, ядер, гранат и конгревовых ракет буквально засыпал целые городские кварталы и предал их огню, так что вскоре весь город превратился в гигантское пожарище. Али, сидя на просторной плоской кровле Озерного замка, исторгавшего огонь, подобно вулкану, командовал маневром, указывая, какие еще кварталы следует предать огню. Церкви, мечети, библиотеки, базары, дома - все пожирало пламя; уцелели лишь высившиеся над пепелищем виселицы.