Двое из двадцати миллионов - Каплер Алексей Яковлевич - Страница 5

- Моего согласия, кажется, вообще не требуется?- усмехнулась Маша.Вы будете решать вдвоем?

- Я буду дома. Маша,- сказал Сергей и, не прощаясь с Дмитрием, ушел.

По улице Горького пешеходы двигались сплошной массой, как в театральном фойе во время антракта.

Солнце, теплынь, еще праздничная, победная атмосфера - все располагало к медленному, прогулочному шагу - люди шли не спеша. Великое множество военных от рядового до полковника то и дело козыряли друг другу при встрече. Редко-редко попадалось озабоченное лицо или спешащий человек, который переходил на мостовую, чтобы обогнать медлительных прохожих.

И, может быть, никогда еще в обычный будний день не видела улица такого множества улыбок, такого сияния глаз, таких добрых лиц.

Случалось, что Сергей не замечал приветствия встречного военного и не отвечал на него. Не замечал он и любопытных девичьих взглядов и шепчущихся подружек, смеющихся, глядя ему вслед.

- Товарищ старший лейтенант,- остановил его офицер с красной повязкой на рукаве - начальник патруля.- Почему не приветствуете старшего по званию?.. Что у вас с рукой?

Сергей недоуменно посмотрел на него, затем перевел взгляд на кулак - с него лилась кровь. Он разжал руку - на порезанной ладони лежали осколки раздавленного зеркальца.

- Давайте в аптеку - вон на углу,- сказал офицер,- что же это вы так...

- Нет, Митя,- говорила Шарову Маша. Они сидели на той же скамейке на бульваре, рядом играли ребята, гоняли мяч.- Нет, все это детство... Слишком многое встало между нами тогдашними и теперешними....

- Ты просто все забыла... ты не представляешь себе, как я тебя искал...

- Ничего, Митенька,- Маша гладила его по голове, перебирала волосы,все образуется. И потом, ты как-то игнорируешь самое главное: я люблю Сергея, и нас с ним война связала. Намертво. Навсегда.

Митя схватил ее руки.

- Пойми, я не могу жить без тебя, не могу... И тут большой резиновый мяч с силой ударил Митю в лицо. Он вскочил, бросился к ребятам. Они наутек. Маша смеялась. Старалась сдержаться, но смех разбирал ее все больше и больше. Она хохотала.

Митя, обиженный, стоял рядом. Наконец Маша взяла себя в руки, сказала серьезно:

- Прости, не сердись... И почему ты все-таки в форме железнодорожника? - Маша прыснула снова.

- Да потому, что военная износилась до дыр. А эта осталась от Вани, старшего брата. Был машинистом, то есть гражданским, а его наповал, во время рейса. Разбомбили состав с эвакуированными...

- ...Знаешь, Машенька,- сказал однажды Сергей,- до моей комиссии два дня, а у меня есть давний долг, до войны еще все собирался съездить в свой детдом, повидать нашу нянечку - "Пятихворовна" мы ее звали. Видно, какое-то имя мы так переболтали. Она нас жалела. Веселая такая была, вечно шутит, песенки нам поет. А то поплачет, когда кто обидит... Пятихворовна.. добрая душа. Сто раз собирался и ни разу не съездил. Не знаю, жива ли? Ведь вечность прошла...

- Поедем, Сережа. Поедем прямо сейчас...

- Это недалеко от Москвы. Электричкой.

- Спасибо,- сказала Маша,- но я говорить не умею...

Вместе с краснощекой нянечкой вошла Петровна- сестра-хозяйка толстая-претолстая, сонная женщина в белом халате.

- Здрасьте, - сказала она, - бабушка в инвалидном доме живет, болеет она, а присматривать у нас некому. Вот я вам адрес списала...

Сергей взял бумажку, простился.

- Будем ждать,- провожала их заведующая,- приезжайте побеседовать с ребятами. И вы тоже, пожалуйста...

Они шли тропинкой по краю высокого, крутого обрыва, под которым далеко внизу, красиво изгибаясь, текла речка. А по ту сторону речки открывались широкие дали - степи, перелески и снова степь до самого горизонта.

Ни единой живой души кругом.

- Поцелуй меня, Сережа...- сказала Маша. Сергей обнял ее, поцеловал. И долго, долго, очень долго длился этот поцелуй. У Маши были закрыты глаза. Потом она открыла их, и, постепенно проясняясь, пробуждался от забытья ее взгляд, и, глядя на бескрайние дали за рекой, она сказала Сергею, отстраняясь:

- Тут бы пулеметную точку... обзор какой... Сергей оглянулся, посмотрел - обзор был действительно потрясающий.

- Не надо, Маша, не надо... постарайся забыть. Пойдем, тут поворот должен быть, а за ним наш детдом...

- Как вы говорите - Пятихворовна?

- Да, да. Пятихворовна. Полная такая, круглолицая. Волосы с сединой...- ответил Сергей заведующей детдомом.

- Нет, нет у нас такой. А фамилию вы ее не знаете?

- Это, наверно, про Никишкину спрашивает лейтенант,- вмешалась в разговор пожилая медсестра.

- Старший лейтенант,- поправила ее заведующая.

- Извиняюсь,- сказала медсестра,- но Никишкина давно на пенсии. До войны еще. Ее, верно, как-то так ребята похоже называли.

В дверях кабинета столпились молодые нянечки и с большим интересом, подталкивая друг друга и посмеиваясь, рассматривали Сергея.

- А вы, значит, наш воспитанник? - спросила заведующая.

- Конечно.

- Вот удача-то...- расплылась она,- побеседуйте с нашей ребятней... Это ведь какое для них событие будет...

- В другой раз, сейчас мне нужно отыскать Пятихворовну... Как вы сказали? Никишкина она?..

- Тут внучка ее у нас сестрой-хозяйкой. А ну, Татьяна, живо сбегай, покличь Петровну,- сказала медсестра краснощекой молодой нянечке, и та исчезла.

- А что же вы нас не познакомили с вашей спутницей, товарищ старший лейтенант? - сказала заведующая.

- Это моя жена. Познакомься, Маша.

- Какие у вас награды почетные, Маша, "За отвагу" - подумать только, такая девочка... И "Звезда" еще... Может быть, вы, Маша, тоже выступите у нас?

- Вон она в коляске сидит, Никишкина, - сказал санитар.

Сергей и Маша вышли в садик инвалидного дома. В коляске, широко раскрыв глаза, сидела старуха в ситцевом платье, в больших ботинках. Сергей старался не выдать своего волнения и огорчения при виде ее. Они подошли с Машей. Но слепая старуха продолжала, не моргая, смотреть вдаль.

- Здравствуйте, нянечка Пятихворовна,- сказал Сергей.

Не переводя взгляда, старуха спросила:

- Это кто говорит? Есть тут кто или мне послышалось?- спросила она глухим голосом. Сергей подошел к ней совсем близко.

- Это я, нянечка, Сережа. Иванов Сережа. Старуха протянула руку, прикоснулась к Сергею,

- Не помните меня, Пятихворовна? Я вам тут подарочек маленький...

Сергей положил ей на колени принесенный пакет.

- Спасибо, - старуха прикоснулась к пакету, - а тебя не припомню, если бы увидела, может быть... Да и то наврядли... вырос, небось..

- Нянечка Пятихворовна, это я тот, что у заведующего банку варенья увел... Сережка... Старуха покачала головой.

- ... Ну, тот, что мышонка ему в ящик подсунул... Неужто не помните? Вы меня еще спрятали тогда... А когда я лежал и у меня горячка была, вы плакали и богу за меня молились..

- Нет, деточка, - с сожалением сказала старуха,- много вас у меня было, так много... Одни уходили, другие приходили... Нет, детка, не вспомню... Меня в сорок первом удар схватил. Я похоронку на Васеньку единственного моего - как получила, так и упала и в себя, говорили, месяц не приходила. И глаза стали все хуже, хуже с той поры... и памятью совсем ослабла... Как ты сказал, тебя звать?

- Сережа. Сергей Иванов.

- И еще здесь есть кто-то?

- Маше. Жена моя.

- Вы садитесь, дети, на лавочку. Вот она...- Старуха нащупала скамью рядом с собой. Сергей и Маша сели.

- ... У меня теперь одно дело - думать. Раньше жила - ни про что не думала, а теперь думаю, думаю целыми днями.., И вот думаю: зачем живем? Кого ни спросишь - не знаю, говорит. Поп туман напускает. Лектор тут один приезжал из общества "Знание" - тот и вовсе чушь наговорил: живет, мол, человек, чтобы работать. Я так понимаю - работаем мы, чтобы жить, а он все наоборот вывернул. А ведь должно же быть что-то... Да вот жизнь кончается, а я так и не знаю... И еще, дети, стала я раздумывать, и получается; все, что мне казалось важным, - теперь оказалось мусор, а чего не ценила - самое, самое вышло главное: вот просто смотреть, видеть людей, солнышко, все вокруг видеть - вот же оно главное, вот счастье-то. Да для того, чтобы понять,ослепнуть надо, вот беда... Ну, я вас, дети, заговорила... Да ведь все одна, одна, одна... никому не нужна, а оказывается, надо обязательно быть нужной хоть одному человеку на свете... А то пустота, чернота кругом... И бьешься - зачем живешь, зачем жила...