Сильнее смерти - Голсуорси Джон - Страница 47

Но вот погода испортилась, он стал все чаще проявлять беспокойство, требовать свою скрипку, и они вернулись в Лондон, поздоровевшие и крепкие. Джип не покидало чувство, что все это - только временное затишье; после их возвращения это чувство начало сгущаться, как сгущаются в небе тучи после хорошей погоды. Она часто думала о Дафне Уинг, написала ей и получила ответ:

"Дорогая миссис Фьорсен,

О, какая вы милая, что написали мне; я ведь знаю, как вы должны ко мне относиться; какая вы добрая, что дали мне возможность приехать сюда. Я стараюсь не думать ни о чем, но это, конечно, очень трудно; и меня уже не трогает то, что должно произойти. Мать приедет сюда позднее. Иногда я лежу ночью без сна и прислушиваюсь к ветру. Не правда ли, ветер - самая печальная вещь на свете? Интересно, умру ли я? Я надеюсь, что умру. О да, правда! До свидания, дорогая миссис Фьорсен, я никогда не прощу себе, что причинила вам столько горя.

Благодарная вам

Дафна Уинг".

Ни она, ни Фьорсен ни разу не упомянули о девушке; Джип даже не знала, думает ли он когда-либо о маленькой танцовщице, знает ли о том, Что с ней сталось. Но теперь, когда срок родов приближался, Джип с каждым днем все сильнее чувствовала, что должна съездить и повидаться с ней. Она написала отцу, который вернулся в Милденхэм после курса лечения в Херрогэйте вместе с тетушкой Розамундой. Уинтон ответил, что при девушке есть сиделка и, кажется, еще какая-то женщина, должно быть, ее мать, хотя точных справок он, конечно, не наводил. Не может ли Джип приехать? Он один, а сейчас как раз началась охота на молодых лис. Как это похоже было на него - скрывать тоску под такими сухими фразами! Подумав о том, что она доставит ему удовольствие и к тому же предстоит охота с гончими, она твердо решила ехать. Девочка была здорова, Фьорсен не пил, она вполне могла позволить себе спокойно этот маленький отпуск и, кстати, успокоить свою совесть - повидаться с Дафной Уинг. После возвращения с моря она, как и прежде, аккомпанировала Фьорсену в студии; улучив подходящий момент в конце их утреннего занятия, она сказала:

- Я хочу поехать сегодня в Милденхэм на неделю. Отец там очень одинок.

Она заметила, как покраснела его шея.

- К нему? Нет! Он украдет тебя, как уже украл однажды ребенка. Пусть возьмет девочку, если хочет. Но не тебя. Нет!

Эта неожиданная вспышка возмутила ее. Она никогда не просила его ни о чем, и ему не следовало бы ей отказывать. Фьорсен подошел к ней и обнял ее.

- Моя Джип, ты нужна мне здесь - я тоже одинок. Не уезжай!

Она пыталась разнять его руки, но не могла; гнев ее усиливался. Она сказала холодно:

- Есть еще одна причина.

- Нет никаких серьезных причин отнимать тебя у меня.

- Девушка, которая должна родить твоего ребенка, живет возле Милденхэма, я хочу проведать ее.

Он отшатнулся, подошел к дивану и сел. Джип подумала: "Очень жаль, но так ему и надо".

- Она может умереть. Я должна ехать; но тебе нечего бояться: я вернусь ровно через неделю. Обещаю.

Он пристально смотрел на нее.

- Да. Ты не нарушаешь своих обещаний. Не нарушишь и этого. - Но вдруг он снова сказал: - Джип, не уезжай!

- Я должна.

Он крепко обнял ее.

- Тогда скажи, что ты любишь меня!

Но этого она не могла сказать. Одно дело - мириться с его объятиями, а другое - притворяться, что любишь. Когда он наконец ушел, она принялась оправлять волосы, глядя перед собой пустыми глазами и думая: "Здесь! В этой комнате, где я видела его с той девушкой! Какие все-таки животные эти мужчины!"

К вечеру она добралась до Милденхэма. Уинтон встретил ее на станции. Дорога шла мимо коттеджа, где жила Дафна Уинг. Он стоял перед небольшой рощицей; это был маленький, увитый плющом кирпичный домик с незатейливым фасадом и садиком, где было полно подсолнечников.

Дом занимал старый жокей Петтенс вместе с вдовой-дочерью и ее тремя маленькими детьми. "Болтливый старый мошенник", как называл его Уинтон, все еще работал на милденхэмской конюшне, а дочь его была прачкой. Джип наняла для Дафны Уинг ту же сиделку, которая когда-то ухаживала за ней самой; главным жрецом был назначен все тот же старый доктор. В коттедже не было заметно никаких признаков жизни, и она решила не останавливаться; ей не терпелось снова очутиться в Милденхэме, увидеть старые комнаты, вдохнуть знакомый запах дома, сбегать к своей старой кобыле, которая начнет обнюхивать ее в поисках сахара. Как хорошо снова вернуться сюда сильной и здоровой, готовой опять вскочить в седло! Ее обрадовала улыбка Марки, встретившего их у входа, обрадовала даже темная прихожая, где луч солнца освещал шкуру первого убитого Уинтоном тигра, на которую она так часто валилась, смертельно устав после охоты.

В стойле старый Петтенс щеткой наводил последний лоск на ее кобылу. Его бритое лицо с впалыми щеками широко улыбалось.

- Добрый вечер, мисс; прекрасный вечер, мем! - Его горящие карие глазки, уже тускнеющие от старости, любовно оглядывали ее.

- А, Петтенс, как поживаете? Как Энни? И дети? Как моя старая любимица?

- Великолепно, мисс; резва, как котенок. Понесет вас словно птица, если вы только пожелаете завтра поехать.

- А как ее ноги? - Джип провела рукой сверху вниз по крепким ногам кобылы.

- Жиру у нее не прибавилось с тех пор, как она вернулась; ее ведь здесь не было весь июль и август; но я следил за ней, все ждал, что вы приедете.

- На ощупь они великолепны! - Все еще не разгибаясь, Джип спросила: - А как ваша жилица? Та молодая дама, которую я прислала вам?

- Видите ли, мэм, она очень молода, а эти молодые дамы, знаете ли, всегда бывают очень возбуждены в такое время. Я бы сказал, что она еще никогда... - он с явным трудом сдержался, - ...что она никогда раньше не садилась на лошадь. Что ж, этого можно было ожидать. А ее мать - вот уж странная особа! Очень она действует мне на нервы! О, она вот где у меня сидит. Невысокая порода, вот в чем тут дело. Зато сиделка, мисс, - у той этого нет. Вот такие-то дела. Да и как же этой даме не нервничать, - такая молодая и уже потеряла мужа...

Еще не поглядев на него, Джип почувствовала его умную старческую ухмылку. Но какое это имеет значение, если он даже и догадывается? Он умеет хранить секреты конюшни.