Заигрывающие батареи (СИ) - Берг Николай - Страница 11

Заряжающий чертыхается: обжег руку, вышвыривая из башни вонючие гильзы, полные дыма, от которого и так дышать нечем.

– Колонна разгромлена. Снаряды на исходе! – доложил комбату.

– Отходите! Можете выйти из боя!

Приказал своим подчиненным, сам туда же прикатил. Отходили, огрызаясь от вылезающих совсем рядом панцеров. Соколов не доглядел – завалился его танк в свежую воронку от бомбы и застрял. Оставшийся без снарядов Бессарабов кинулся вытаскивать своей машиной, взял на буксир, но больше ничего не успел. Сноп искр – снаряд пробил башню, и тридцатьчетверка Соколова вспыхнула не хуже бензиновых немцев. И только мехвод выскочил, покатился колобком горящим по развороченной земле, огонь с себя сбивая.

В командирскую машину что-то с хрустом врезалось – за Бочковского немец принялся, и снарядов у него хватает. Машина с тошным треском встала.

Испуганные глаза у экипажа.

– Чего уставились – быстро к машине, гусеницу натягивать, – прохрипел не своим голосом.

И тут же такой же удар зубодробительный – ткнулся лицом в прицел, кровища потекла двумя струйками. Успели выскочить – еще два снаряда, один за одним в моторный отсек – только искры снопом.

И врезать по немцу нечем, укрылись за убиваемой машиной – а уже из люков дым валит. Охнул, увидев, что горящий танк комвзвода Шаландина, все ускоряясь и волоча за собой дымный шлейф, рванул наперерез немцу. И врезался с таким грохотом, что даже пальбу заглушил. Полыхнуло там столбом. Перестал немец лупить, заткнулся. Зато другие моторами совсем рядом рычат, но нахальство потеряли – осторожничают, медлят. Одно это и спасло.

Утром была гвардейская танковая рота с иголочки, усиленная ротой автоматчиков и батареей противотанковых пушек. Теперь отходили, отстреливаясь от наседавших немцев, один танк без снарядов, двенадцать пеших танкистов да огрызки от усиления. Без пушек и пулеметов, оставшихся на раскуроченных позициях металлоломом рваным.

Немецкие пехотинцы всерьез не преследовали – пыл растеряли, и уцелевшие бойцы, большей частью раненые и контуженные, отстреливаясь, смогли добраться до позиций, занятых бригадой. И оказалось, что уже вечер. Не заметили в драке беспрерывной, под снарядами и бомбами, что день прошел.

Про себя отметил Бочковский, что только два экипажа, уже обстрелянных, остались полными. Его и Бессарабова. Опыт, опыт… Правда, танк потерян, но сейчас уже не 42й год, когда люто не хватало машин, и за потерю брони драли сурово – сейчас уже обученные экипажи были важнее. Танк новый сделать куда проще и быстрее, чем четырех двадцатилетних парней вырастить и обучить. Подташнивало от осевшей в гортани и легких пороховой копоти, и было тоскливо на душе оттого, что потерял таких замечательных ребят. В первом же их бою. Да, немцам наломали металлолома, но опытный танкист прекрасно понимал: хотя размен арифметически получился успешным, но явно видно, что по всему, кроме подвижности, тридцатьчетверки теперь уступают немецким машинам.

И по огневой мощи с длинными дурындами новых тяжелых танков, и по броне. Слишком много рикошетов. У немцев их меньше, если попали – то попали.

Бить немцев можно и нужно, только вот сейчас фрицам приходится атаковать, сокращать дистанцию и вляпываться в засады и огневые мешки. Но потом-то, когда немцев попрут обратно с советской земли (в этом Бочковский ни на минуту не сомневался), то тогда уже засады и огневые мешки будут устраивать они. И со своей отличной оптикой и орудиями, прошивающими Т–34 в лоб, они могут работать с пары километров, как по линяющим гусям. Совершенно безнаказанно. И от этого понимания становилось еще муторнее.

И еще – как-то быстро немцы ухитряются вызывать авиацию. Как напоролись на оборону, так и прилетают, желтокрылые. Явно у немцев и корректировщики в передовых подразделениях, и связь налажена, и инстанций поменьше. Про наших старший лейтенант знал, что все в полном и образцовом порядке, еще с мирного времени оставшемся – передовые части по команде подают заявку наверх, далее выше и выше ступенька за ступенькой, командование передают ее в штаб авиаторов, и там по нисходящей пирамиде после подготовки приказа идет заявка до исполнителей. Истребители прилетают, когда немцев и след простыл, да и бомберы со штурмовиками могут хорошо отработать, если глупые фрицы на месте все это время ожидать будут.

Беда в том, что немцы не ждут, когда вся махина провернется, и их прилетят долбать. А хорошо было бы, если б сегодня наши летуны накрыли гансов во время завтрака… Если бы да кабы, то во рту б росли грибы, и был бы не рот, а целый огород – оборвал полет своих желаний уставший до чертиков командир роты маминой поговоркой.

Бой еще шел, хотя и затихал уже. Бочковский тяжело похромал доложиться о прибытии. Перебитая в прошлом году нога была короче на несколько сантиметров, и хоть приделаны были к сапогу дополнительно подметки и каблук, а ходил танкист уточкой, переваливаясь. А комбат еще и выводы потребует сделать, без этого не получится. Значит, писанины будет много, отдохнуть толком не выйдет. Это бойцов своих можно худо-бедно отправить на отдых, кроме раненых и обожженных, которые убыли в санбат, а самому командиру – как получится.

Хотя бригада и понесла уже потери процентов на 60, но утром старший лейтенант получил чужой исправный танк – с одной дырой в башне и другой – в борту. Дыры заткнули тряпками, повыкидывали заляпанные кровищей стреляные гильзы, загрузили снаряды, и рота в составе двух боевых машин включилась в бой.

Немцы перли с невиданной мощью – вероятно, сюда, под Курск, они собрали все свои танки со всего Восточного фронта. Но остановить их было необходимо.

Фельдфебель Поппендик, командир новехонького танка «Пантера»

– Это хорошо, что Иваны всегда имели мало снарядов. Мой старик говорил, что в ту войну Восточный фронт был на манер курорта – ему повезло отделаться ранением под Верденом, жизнь он спас. А из его роты мало кто выжил – там лягушатники просто перемешивали с землей каждую прибывшую часть, и наши платили им ровно той же монетой. Идиотская бесполезная мясорубка. Фарш со щепками. Старик рассказывал, что там уже и окопы вырыть было невозможно – очень трупов рваных много и всяких обломков, огрызков и хлама. Его там на третий день продырявило. А когда вылечили – уже и кончилось там все.

– Да, я слышал, что там сейчас не растет ничего: железа и свинца больше, чем земли, – кивнул очкарик-заряжающий. Чертов самодовольный всезнайка.

Водитель поморщился. У него с заряжающим была явная антипатия. И началось с самого начала, когда Гусь, оглядев экипаж, заявил при всех командиру танка, что хлипкого очкарика лучше бы заменить. Эти книгочеи очень любят умничать и щеголять никому не нужными знаниями, ставя других в неловкое положение, а в бою хилые ручонки быстро утомляются и тяжелые унитарные снаряды подаются чем дальше, тем медленнее, а в танковом бою чем ты реже стреляешь, тем больше стреляют по тебе. С очевидным результатом. Потому лучше бы заряжающего помощнее, а болтать глупости найдется кому.

Чертов умник тут же предложил пари, кто кого сильнее – на правую и левую руки, с закладом в десять марок. Гусь сгоряча согласился – выглядел чертов новобранец не слишком мощным. Жилистым оказался, засранец, и скуповатый, но азартный водитель проиграл аж двадцать монет. И вдобавок получил назидательную лекцию, что интеллект и сила вполне сочетаются, и его камрад по экипажу, как и положено истинному арийцу, сочетает в себе то, что должно быть у каждого германского мужчины: волю, силу и разум. Оказалось, что этот субчик, очкарик-заряжающий – доброволец, сын видного городского чиновника, почти бонзы, и не так прост, как показалось наивному водителю.

– Если бы не очки, я бы, безусловно, стал наводчиком. Но стекляшки не дают толком работать. Потому придется набраться опыта, а когда буду офицером – это уже не станет таким препятствием для карьерного роста.