Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - Тихомиров Валерий - Страница 15

— …И гений чистой красоты…

С отрешенным лицом, продолжая что-то бормотать, Алик снова сел на скамейку. Его глаза, увеличенные линзами очков, пронзительно сверкали. Он посмотрел на двери приемного покоя, которые как бы оказались причастны к его чувству. Ему захотелось дотронуться до тусклых металлических ручек, ощутив тепло больших ладоней любимой…

На крыльцо ураганом вылетел высокий плечистый мужчина в спортивном костюме. Профессиональный взгляд сыщика поневоле отметил нечто знакомое в чертах странного человека. Смутное воспоминание шевельнулось в глубине души и пропало. Почему-то в доли секунды романтический настрой Алика сменился раздраженной подозрительностью. Словно незнакомец наступил на трепетный росток любви в душе сыщика. Тем временем мужчина пронесся по пандусу, размахивая объемистой сумкой. Из нее, как лопасти вентилятора, высовывались оранжевые ласты. Между ними громадной ярко-красной метлой торчал букет гигантских гладиолусов.

Немногочисленных больных, спокойно куривших у дверей, будто отодвинуло ветром. Энергичное лицо в мгновение ока очутилось вплотную к мечтательному лику Потрошилова. Алик не успел отпрянуть.

— Слушай, брат! — громогласный вопль буквально парализовал окрестности больницы. — Не видел, куда джип рванул?!

Люди вокруг замерли, с изумлением созерцая извержение чужой энергии, особенно потрясающее в конце рабочего дня. Альберт Степанович тоже оцепенел, услышав знакомый бас. «Экстремал!» — вспомнилось ему. Вид Людиного коллеги отчего-то добрых чувств не вызвал.

— Куда, а?! — нетерпеливо заорал «летающий доктор».

Алик, не отдавая себе отчета, поднял руку и ткнул пальцем в сторону леса, еле видневшегося за последними домами городской черты.

— Угу! — взревел гигант, моментально разворачиваясь к автостоянке. — Бывай, тормоз!

Он скачком перемахнул невысокое ограждение и моментально оседлал звероподобный красный мотоцикл. Сумка с ластами и цветами звонко шлепнула по широкой спине. Мелькнул черный шлем с надписью «Мементо море». Мотор тут же взвыл, и монстр автострад, визжа резиной, вылетел за ворота. Как воспоминание о нем, над стоянкой осталось висеть облако сизого вонючего дыма.

Альберт Степанович как честный человек удивленно приоткрыл рот. Ему хватило мужества признаться себе, что он впервые в жизни откровенно солгал! Причем без сомнения, инстинктивно, из ревности!

— Самец! — с максимально возможным отвращением к себе сказал он, обращаясь куда-то к носкам собственных ботинок.

В поле зрения попала раздавленная астра, совсем не похожая на безвкусно яркие гладиолусы. Краем глаза Алик отметил уверенное продвижение красного мотоцикла к лесу. Вместе со стыдом в районе обычной дислокации настоящей мужской совести шевельнулось еще что-то, непривычное и гадко приятное.

Глава 6

ПРОТЕЗ В ЖЕЛУДКЕ

Был понедельник. Городская больница имени Всех Святых тужилась пятиминуткой. Процесс затянулся. Пятиминутка длилась третий час. За трибуной стоял главный врач больницы Крумпель Иосиф Моисеевич. Измученные коллеги хотели есть, спать, но им нужно было идти работать. Крумпель же был сыт, хорошо выспался и работать не собирался. Укоризненно сверкая золотой оправой очков, он испепелял взглядом подчиненных.

— Знаете, почему нашу больницу называют «истребительной»? — Крумпель швырнул в аудиторию уничижительный вопрос и победоносно обвел взглядом врачей. Очки служили для чтения, а потому расположившийся в отдалении коллектив виделся Крумпелю как большое белое пятно. Это устраивало. Лица коллег его никогда не интересовали.

— Потому что мы быстро работаем, — без паузы донеслось в ответ из середины пятна.

— Кто это сказал? — Сквозь толстые линзы очков Иосиф Моисеевич осмотрел конференц-зал, как снайпер через прицел.

— Это все говорят, — произнес тот же голос, и Крумпель опять не успел «нажать на курок».

В своем медицинском прошлом Иосиф Моисеевич назывался терапевтом. Мир порошков и разговоров оставил безжалостный отпечаток. Способность долго болтать «ни о чем» стала нормой жизни.

— Кто из хирургов работал в приемном в пятницу?

— Я! — С кресла поднялся огромный человек в белом халате. Рукава были закатаны по локоть и открывали поросшие густыми черными волосами предплечья, кисти и пальцы. Крумпель был уверен, что именно этот голос он только что слышал, но заострить вопрос не решился.

— Я и не сомневался. Кто же еще из наших, так сказать, специалистов мог отличиться, кроме вас, уважаемый господин Распутин?! — Он с удовольствием сделал ударение на втором слоге. — Вы предложили пациентке, — главврач достал откуда-то снизу сложенную вчетверо бумажку, не спеша развернул и сверился с записями, — как она пишет, «Покопаться в ее кишках с целью обнаружения потерянного зубного протеза». Не поделитесь подробностями? Клим Васильевич? Как она оказалась в психиатрическом отделении?

Большое белое пятно перед глазами Крумпеля зашевелилось, начало откашливаться и нетерпеливо заерзало. Болезненными тычками локтей по бокам доктора будили спящих товарищей. Большой человек с волосатыми руками уже держал перед собой историю болезни, заложенную между страницами длинным пальцем.

— Душная поступила в восемь тридцать по Москве, — начал он голосом ведущего рубрики «Радио-детектив». Коллеги заулыбались в предвкушении.

— Попрошу соблюдать врачебную этику! — тут же взвился за трибуной Крумпель, и чай в стакане начал перепрыгивать в блюдечко.

— Но она на самом деле — Душная, — невинно произнес Распутин.

— Оставьте ваши оскорбительные выводы при себе, уважаемый господин Распутин! — Иосиф Моисеевич ненавидел хирургов и вообще все, что было связано с реальным делом, а потому пыжился, краснел и с наслаждением строил унижающие собеседника лица. — Напортачили! Извольте отвечать! И представьте пациентку как полагается!

— Я пытаюсь, Иосиф Моисеевич. Но вы все время меня перебиваете. Итак. Душная Розалия Львовна, — он сделал мстительную паузу, — шестьдесят три года. Поступила в приемное отделение в восемь тридцать с жалобами на пропажу съемного зубного протеза нижней челюсти. Больная утверждала, что при употреблении завтрака протез был проглочен. На вопрос, почему она так решила, ответила, что обыскала всю квартиру, но пропажу не обнаружила. С такими симптомами мы не могли согласиться. На все уговоры поискать еще был получен категорический отказ.

— Поэтому вы и предложили ей… — Крумпель снова сверился с записями, — «вспороть брюхо».

— На это предложение она тоже ответила категорическим отказом.

Трехчасовая пятиминутка наконец оживилась. Прогрессивная терапевтическая общественность шумно предлагала дождаться, пока протез появится на свет «естественным путем». Хирурги снисходительно улыбались в ответ. Доктор Распутин поднял руку, призывая к тишине:

— Одну минуту, коллеги! Прошу учесть, что мы вторую неделю работаем без рентгена и ультразвука. Руководство утверждает, что на ремонт аппаратов нет средств. Хотя строительство сауны идет бесперебойно.

Иосиф Моисеевич пошел красными пятнами праведного негодования.

— Это другая статья расходов! — гневно завопил он. — А вы не уводите разговор в сторону! Жалоба родственников уже в райздраве! Лучше расскажите о своих прыжках в окно! И не забудьте упомянуть об извлечении протеза из уха пациентки!

В конференц-зале стихло. Лишь по рядам гулял неясный шум. Клим Распутин был легендой «истребительной» больницы имени Всех Святых. Поэтому даже те, кто не знал подробностей, не сомневались, что все было. Возможно, прыжки в окно и извлечение челюсти из ушей — и преувеличение. Но просто так склочные гражданки шестидесяти лет в психиатрию не попадают. Во всяком случае, не в этой больнице.

Распутин поморщился. В принципе, дебаты с главврачом — развлечение пустое, не имеющее к медицине даже косвенного отношения. Но старушка действительно очутилась в психоневрологии. За что следовало оправдаться перед коллегами. Он так считал. Значит, так было правильно.