Человек, личность, духовность (СИ) - Грузман Генрих Густавович - Страница 35

В этом свете психологическая двойственность человека оказывается на перепутье мировоззренческих императивов, что совершенно естественно, поскольку данный дуализм суть одна из граней основного вопроса антропософии, решение которого обладает философским содержанием. И Несмелов для перехода на философский уровень своего исследования, так же, как до него Фихте в немецкой концепции, вынуждается к обоснованию своей методологической позиции, обозначая тем самым творческий метод в отношении закона противоречия. Аналогично Фихте русский философ исходит из наличия "двух противоположных доктрин - спиритуализма и материализма...Спиритуализм есть и может быть только научно-философской теорией непосредственно-сознаваемого бытия, и материализм есть и может быть только научно-философской теорией чувственно-представляемого бытия", а в итоге утверждается: "Следовательно, и спиритуализм и материализм в действительности одинаково кончаются такими вопросами, решение которых в пределах фактических обоснований той и другой доктрины совершенно невозможно, а потому ясное дело, что обе эти доктрины в качестве абсолютных теорий бытия одинаково несостоятельны. Но если освободить их от ложных тенденций к абсолютизму, то оне окажутся не только не исключающими друг друга, но и наоборот - в этом случае оне взаимно будут пополнять друг друга. Материализм отвечает на тот самый роковой вопрос, на который не в состоянии ответить спиритуализм: почему именно совершается принудительная объективация чувственных впечатлений? И спиритуализм отвечает на тот самый роковой вопрос, на который не в состоянии ответить материализм: почему именно сознание всегда только есть, что оно есть, и никогда не является сущим, как содержание другого бытия?"(1994, с.с. 216, 217-218). Таким способом Несмелов самостоятельно решает основной вопрос философии - о соотношении духа и материи, - и тем самым точно обозначает место своего гнозиса в чисто философском плане, координирующим не только философскую систему Несмелова, но и всю русскую духовную философию, в объёме европейского философского мировоззрения. Исключительно важно с этой стороны, что когнитивное отождествление идеализма (спиритуализма) с материализмом в постижении Несмелова ставит последнюю, как и русскую духовную доктрину, в жесткую конфронтацию с советской идеологией В.И. Ульянова-Ленина - философией воинствующего материализма, базирующейся на враждебном размежевании идеализма и материализма.

Таким образом, одна и та же кардинальная дилемма, решение которой дано Фихте в форме, отвергающей базисную основу системы философской культуры, преподносится Несмеловым в изящном решении, утверждающим и укрепляющим коренной замысел философской культуры. Подобной идеологией Несмелов обрабатывает противоречивую сущность человека, придавая конкретные смыслы широкоохватному закону противоречия. В фундаменте этих смыслов лежит положение, что противоречие не есть изъян логики, а суть эмпирический факт. Дух противоречив по самой своей природе и это свойство он передаёт во все свои формы, виды, модификации, - в разум, веру, волю и прочая. Противоречие выталкивает сознание из самого себя, - Фейербах назвал это любовью, - противоречие притягивает дух к материи и противоречие же создаёт ту "живую силу", которая, по словам Несмелова, обладает "творчеством всяких действий и противодействий" в области сознания. Чем более утончённее и изощрённее выступает противоречие, тем выше по ценностной планке поднимается дух. Противоречивость каждого природного движения - трюизм, а материализм, верный своей привычке узурпировать идеалистические отношения, неимоверно здесь преуспел, превратив противоречивость, данную духом, в единство и борьбу противоположностей и в борьбу за существование Противоречивость есть врождённая характеристика, но и дух, прежде всего, ищет противоречие, сомнения, и в этом качестве он - мысль. Итак, исследование Несмелова можно отнести к числу редких сочинений в русской духовной философии, где метод осмыслен как метод (тобто, способ познания) и как метод извлечён из предмета познания, то есть человека. Вооруженный методом, как средством достижения истины, Несмелов смог в первой части своей "Науки о человеке" дать полную антропософскую программу: "Одни естественно стремились объяснить мир и лишь в нём человека, как одно из явлений мира; другие же, напротив, прежде всего стремились определить конечную истину самого человека и лишь в этой истине мир, как средство к развитию человеческой жизни и деятельности"(1994, с. 11-12). Но во второй части своего труда, посвящённого христианскому откровению, казанский мыслитель счёл нужным прибегнуть к догматическим приёмам, о чём речь пойдёт далее.

Психологически выведенная Несмеловым фигура человека как единственной причины и цели самого себя, в которой дух выразил себя в максимально возможной доле противоречивости, должна быть прочувствована как опорная конструкция, то есть как предмет познания или как образ человека в качестве философского тела, - исходного пункта антропософии. Однако способ Несмелова выходит за пределы фиксации этого пункта и значительно увеличивает понятийный простор человека: человек, понятый как причина самого себя, сливается с общеприродным принципом Спинозы - causa sui. "Причина себя" Спинозы, давшая начало фундаментальной идее о саморазвитии природного вещества, и воплощённая в пульсационной концепции естествознания, важна тем, что выступает в пульсационном разрезе как конституция свойства противоречия, тобто главной особенности духа, и этим самым подводит человека под юрисдикцию пульсационной идеологии. Противоречивость, давшая миру дух или, наоборот, дух, давший миру противоречивость, имеет своё онтологическое лицо в пульсационном процессе, объективирующем связь родственных противоречий, и в представлении Несмелова выявляет оригинальное научное доказательство того, что человек есть природное тело: человек не потому суть часть природы, что состоит из природных веществ, а человек есть природа, поскольку определён causa sui. В традиционных философско-богословских кругах проблема человека как природного тела, по существу, лишь ставилась, но не решалась соответственно своему содержанию, а всегда редуцировалась к проблеме иного свойства - о первичности и вторичности человека в природе.

Causa sui Несмелова лишает всякого смысла постановку подобных проблем, как бессмысленно решать вопрос о первичности правой или левой ноги (становится ясно, откуда идут флюиды радикальных взглядов В.И. Вернадского на происхождение жизни, шокировавших в своё время академическую науку). Русская концепция человека, выведя человека в режиме causa sui, неизмеримо обогатилась за счёт естественноприродного материала, и, прежде всего, благодаря творениям представителей русского естествознания - русского течения дарвинизма и докучаевского почвоведения. Этот объективный факт, однако, не нашёл отражения в русской философии, затопленной в послебольшевистский период идеологическим потопом ленинизма, а между тем ничем, как глубокой связью русского естествознания и философии, нельзя объяснить внезапные протуберанцевидные всплески идей и мыслей русских творцов естественных знаний, которые никак не вязались с общим материалистическим духом русской науки, но находили свои прообразы в русской духовной мысли. Как бы не было, но выведение Несмеловым сущностной основы человека через causa sui положило в фундамент русской концепции человека такие мощные монолиты как пульсационная гипотеза Н.Е. Мартьянова и теория биосферы В.И. Вернадского. В этом состоит ещё одно ключевое отличие русской модели от немецкого макета, который не обладал подобным научноестественным аргументом. В антропософской плоскости это положение когнитивно расширило антропософскую аксиому Фихте, а само понятие человека как философского тела объёмно увеличилось.

Очищая злободневную проблему духа от некорректной редукции, Несмелов вместе с тем выставляет в качестве краеугольного камня своей концепции великую истину Фихте о единстве человека как сущего этого мира: "На самом же деле проблема духа есть прежде всего проблема человеческой личности, и заключается эта проблема не в объяснении явлений сознания, откуда и как возникают эти явления, а в объяснении того замечательного факта, что человек не в каких-нибудь умозаключениях и выводах предполагает объективное существование идеального мира, а в себе самом непосредственно сознаёт действительное существование двух разных миров - чувственного и сверхчувственного, физического и духовного"(1994, с. 262). Противоречие материального и идеального миров относится к редкому числу наиболее стойких гностицизмов, и оно одинаково выражено на крайних полюсах идеологического расхождения: человек как биологическое и социальное в системе ленинизма и человек как плоть и дух в клерикальных системах. Особо важную роль в земной истории играли и играют те воззрения, где это противоречие обращено в свой отрицательный двойник - противодействие, которым генерируются многие морально-нравственные догматы и даже исполняются своего рода мерила духовной эволюции. Косность данного уложения была преодолена в немецкой концепции и, не отвергая достоверности факта самого противоречия реального и идеального, Фихте и Фейербах заложили в основоположение человека иное противоречие - отношение внутреннего мира, отношение веры и разума. В этом плане определился достаточно чёткий критерий разделения человека: с одной стороны, представитель материалистического мира - противоречие души и тела, с другой стороны, выразитель идеалистического лагеря - противоречие веры и разума. Не должно вызывать удивление то, что в материалистическое понимание человека включается принципиальный евангелический дуализм души и тела, ибо в основе схоластического антагонизма лежит типично материалистический приём. Материалистическая (телесная) данность человека представляет собой конструкцию, в основе которой полагаются механизмы моторного действия, и функциональная физиология человеческого тела такова, что все немеханические формы движения исходят или в конечном итоге приходят к кинетической деятельности человека. А важнейшие физиологические и психические функции сконструированы на базе пульсационной механики, и материалистическое естество человека являет собой выразительный макет удивительно скоординированных аппаратов пульсационного действия (дыхание, движение, сердцедеятельность, кровообращение, пищеварение). Следовательно, человеческое тело суть предмет особого назначения со своими специфическими противоречиями-пульсациями.