Коронованный наемник (СИ) - "Serpent" - Страница 25

Леголас понимал, что должен сейчас неистовствовать, требуя от Иниваэля объяснений, но во взгляде старого князя вдруг разверзлась пустая бездонная пропасть, и лицо его на миг показалось принцу лицом мертвеца. Потрясенный этим безмолвным, леденящим отчаянием, эльф невольно наклонился вперед и коснулся пальцами холодной княжеской руки, вздрогнувшей от прикосновения.

А Иниваэль поднял на Леголаса застывшие глаза и ровно проговорил:

- Конечно, я знал, друг мой.

Эльф не позволил себе поддаться гневу, ядовитой пеной вскипевшему где-то на дне разума:

- Однако вы просили от моего отца несколько иной помощи, ваше сиятельство, – негромко отчеканил он, – вам был потребен отряд для обороны от орков… Лихолесье откликнулось на ваш зов, князь, и что же? Вместо противника, к войне с которым мы были готовы, мы оказались перед неизвестным врагом, что прячется за спину скрытного сюзерена. Или же мне стоит сказать… лживого?

Но Иниваэль не опустил глаз. Прямо глядя на Леголаса, он с усилием выпрямил спину:

- Да, я солгал, ваше высочество. Но я уже говорил вам, что готов к бремени своего позора, – несмотря на самоуничижительные слова, в голосе князя звякнула сталь, и эльф вдруг почувствовал, что прежде этот человек был силен духом, – я знаю вашего батюшку, принц. Весьма недурно знаю. Король Трандуил не из тех, кто ради одного рыцарского порыва примет сделку сорта «спасите меня от неведомого зла, а я, ежели доживу, постараюсь в долгу не остаться». Нет, такое письмо оказалось бы в камине уже на третьей строке, друг мой. Посмотрите вокруг, принц. Еще полгода назад Ирин-Таур был сильным княжеством отважных и сплоченных людей, возглавляемых почитаемым монархом. А сегодня… Столица без гарнизона с никчемным князьком, разоренные деревни, деморализованные люди, боящиеся друг друга, неведомая болезнь, от которой нет спасения. И это с прошлой весны. Да, мы знали о хвори и прежде, но это была очень редкая беда, а ирин-таурцы не привыкли бояться одного удара молнии за час грозы. Княжеству грозила гибель. И потому я пошел на ложь, и ложью своей добился вашего прибытия. И теперь нет пергаментов и печатей, есть лишь вы и я. И я вновь прошу вас, найдите моего врага. Потому что и хворь, что косит мой несчастный народ, его рук дело. Взамен же вы получите столько бервировых кристаллов, сколько пожелаете увезти, и Лихолесье навсегда станет для орков запретным королевством. Не будет войны против Темного народа, в которой Лихолесье потерпит поражение. Если же вы пожелаете… лично вы, принц… я отрекусь от престола и провозглашу новым князем вас. Я не достоин своего титула и безропотно передам его в более умелые руки.

Леголас смотрел, как князь уверенно и спокойно произносит эти немыслимые слова мертвенно-серыми губами. Иниваэль не подыскивал фраз, не запинался. Он знал, что говорил, он был уверен в каждом слове, наверняка не раз продуманном и выбранном с ювелирной точностью поставившего на себе крест человека. И эльф медленно кивнул:

- Я найду его, милорд. Не сулите мне престол Ирин-Таура, мне не нужна ваша власть. Вы обещали плату моему отцу – и потому я приму ее. Мне же нужен покой в княжестве, что граничит с моим домом, только и всего. Однако ответьте мне, раз уж вы знаете, что у напасти, терзающей ваших подданных, есть виновник. Что порождает этот страшный недуг?

Иниваэль устало покачал головой:

- Этого я не знаю, принц, увы. Если б я знал, быть может, многое было бы иначе…

Глаза князя потухли, и эльф понял, что этот измученный человек ничего более ему не скажет. Встав с кресла, Леголас поклонился. Уже подходя к двери, он обернулся к Иниваэлю:

- Я прожил почти три тысячи лет, милорд. Это немного, но я успел узнать немало важных истин. И одна из них научила меня, что ничего в мире не берется из пустоты и ничто в пустоту не уходит. Если есть телесная болезнь – у нее есть телесная причина, и о ней хоть кто-нибудь, но непременно знает. А еще – она хоть как-то, но непременно излечивается.

Дверь закрылась за лихолесцем, а князь протянул руки к камину – они вечно зябли, и огонь уже давно не отогревал их.

- Вы правы, принц, – вполголоса пробормотал он, – любая болезнь излечима. Но, увы, порой лечение запаздывает.

…Стремительно шагая по коридору, Леголас вдруг ощутил в руке смятый лист, забытый им во время непростой беседы. Остановившись под факелом, он вновь развернул его. Что ж, кое-что все же прояснилось…

На желтоватом листе, испещренном зачеркнутыми строками, машинально нарисованными в раздумьях листьями, конскими головами и ничего не значащими узорами, были выписаны в колонку названия двадцати семи деревень. Против каждого из них значилось число жителей, пострадавших от эпидемии. В одних болезнь бушевала, словно разъяренный бык, в других задела лишь немногих. И лишь в Тон-Гарте, самом большом и оживленном поселении Ирин-Таура, не приключилось ни одного недужного. Ни единого…

Холодное, уже совсем зимнее солнце тусклым слепым кругом угадывалось сквозь сизую пелену облаков. Гнедой жеребец Леголаса вскачь несся вперед по тропе, вспугивая куропаток и неприметных серых лисиц, бесшумно скрывавшихся в кустарнике. Облетевшая листва, мешаясь с подгнившими сосновыми иглами, выстилала тропу волглым ковром, превращавшим топот копыт в глухой перестук. Птичьи голоса и гортанный хор разноголосого кваканья предостерегали, что слева, за стеной мокрых стволов скрывается болото.

Он был в дороге с самого рассвета и отмерил неблизкий путь. Последние покинутые деревни остались позади, лес обступил эльфа бестревожными чащами, лишь эта единственная тропа уводила коня все дальше, туда, где за холмами протекала неширокая, быстрая река, отделявшая эту опостылевшую Леголасу землю от родного Лихолесья. Но путь эльфа лежал не так далеко. Достигнув того места, где отряд его впервые повстречался с шестерыми лучниками в плащах, Леголас придержал коня и снял с ремней лук. Пусть этот способ был ненадежен, но пока лихолесец не нашел иного…

В колчане теснились двадцать стрел, каждая из которых была туго обмотана листом пергамента, закрепленным шнуром. Вынув первую стрелу, эльф прицелился и спустил тетиву. Свистнув, стрела глубоко вонзилась в ствол высокого дерева, а лихолесец вынул следующую. Два часа спустя в двадцать деревьев на площади леса не менее трех лиг окрест было воткнуто по стреле. Леголас выбирал приметных лесных патриархов, видных издалека и обладавших достаточно податливой корой, чтоб наконечник стрелы надежно засел в нем. Ну вот. Теперь оставалось надеяться, что кто-нибудь из приспешников неуловимого Йолафа обнаружит его послание… а еще, что он соблаговолит передать его мятежному рыцарю… а еще, что тот откликнется на письмо… ну и, конечно, – тут Леголас сам улыбнулся своим мыслям, – что его самого не пристрелят на обратном пути из этой глуши…

Дорога к Тон-Гарту показалась принцу долгой и скучной – оставленные обитателями деревни наводили тоску размокшей соломой крыш и потемневшими от дождей частоколами, местами просеки превратились в вязкое глинистое месиво, грязная вода стояла в колеях от проехавших телег, и гнедой замедлял шаг, чтоб не поскользнуться. Вдобавок Леголаса мучил голод, и лихолесец досадовал, что положился на несгибаемую эльфийскую природу и не взял с собой даже куска хлеба, торопясь покинуть замок на рассвете.

Однако, как ни утомителен был путь, а он тоже близился к концу. Старинный донжон Тон-Гарта уже тускло блестел вдали мокрой крышей, и напитавшийся холодной сыростью стяг бессильно трепетал на шпиле.

- Вот почти и добрались, дружище, – эльф одобрительно похлопал коня по холке, и гнедой глухо заржал в ответ, встряхивая влажной гривой, словно отвечая хозяину на ласковые слова.

Уже лес начинал редеть, и шире становилась тропа, и солнце устало кренилось к западу. Леголас приближался к обширной поляне перед ведущей к замку просекой, как вдруг, будто в насмешку над долгой и неправдоподобно благополучной поездкой, из леса раздался пронзительный женский крик: