Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 58

[1] Цекропия — род растений семейства Крапивные, распространённых во влажных тропических лесах Центральной и Южной Америки. Листьями и цветками этих деревьев питаются ленивцы.

[2] Пайсана — одно из названий женщины-гаучо. В разговорной речи их обычно называют «чина».

[3] Нанка — грубая, желтоватого оттенка или серая, дешёвая хлопчатобумажная ткань.

[4] Гуатраче — город в Аргентине.

[5] Маниок — растение семейства Молочайные, растёт в тропиках. В еду используют листья и похожий на картофелину корнеплод.

[6] Черимойя — тропический фрукт. Растёт в Перу, Эквадоре, Боливии, Аргентине, Бразилии, Чили, Венесуэле.

====== Глава 7. «Фламинго» ======

Данте вышел во двор. Клементе, сидя на бревне, смотрел вдаль. Данте присел рядом.

— Чего тебе? — буркнул Клем. — Ничего. Просто хочу сказать, что еду в город. Ну, это чтобы ты меня не искал. — В город? Зачем? — Ммм... у меня дела там, — Данте напрягся. — Ты идёшь туда? — Куда «туда»? — не понял Данте. — К этой толстухе Томасе? Данте расхохотался, запрокинув голову, и чуть не навернулся с бревна. Янгус, дремлющая на его плече, рассерженно завопила и в отместку за то, что её потревожили, постучала юношу клювом по голове. — Конечно нет! Чушь какая! — воскликнул Данте, утирая слёзы, брызнувшие из глаз. — Как тебе это пришло в голову? Чёрт возьми, я даже забыл, как выглядит та бабенция! Мне и Табиты хватает с избытком, чтоб я ещё бегал по притонам. Баста, эти времена в прошлом! Шлюхи мне надоели до самых кишок. Мне нужна приличная девушка. — Все так говорят, — Клементе почесал белокурую голову, — но когда дело доходит до кровати, приличным до неприличных, как до Европы пешком. А давай пойдём туда вместе! — Куда? В Европу? — съязвил Данте. — Нет, во «Фламинго». Ты же всё равно в город едешь. Так вот, я могу с тобой поехать. Данте на мгновение стушевался. Он не собирался гулять по притонам, а намеревался выслеживать Эстеллу. Предложение Клементе ломало ему планы. Если Клем увяжется с ним, он не увидит Эстеллу. Ни за что, ни за что на свете он не расскажет Клементе, что влюбился в аристократку, капризную барышню, которая обижается на любое слово. Клементе всегда поднимал наивных и неопытных девушек на смех, ведь его тянуло исключительно на дрянных женщин, от которых Данте до смерти устал. А Эстелла наверняка девственница— Данте в этом не сомневался. — Ну так что? Мы поедем? — нетерпеливо спросил Клементе. Данте заметил: как только Клему пришла в голову мысль посетить «Фламинго», он перестал быть мрачным. — Эм-м... А почему именно туда и почему сегодня? — Как почему? Ты же сам сказал, что едешь в город. Так почему бы и мне не поехать? Сегодня же суббота. А во «Фламинго», ну... а куда ещё сунуться? Пойдём, развлечёмся. Не в театр же идти на оперу. Фу-у-у... Данте фыркнул. Он бы предпочёл оперу любованию на вульгарных девиц из района Красных фонарей. Но их с Клементе вряд-ли пустят в театр. Только и остаётся, что ходить по злачным местечкам. — Ну что, едем? — Едем, — обречённо кивнул Данте, так и не придумав как отвертеться. Но если Клему это поможет прийти в себя, он пожертвует ещё одним днём и встречей с Эстеллой. Через час приятели, оседлав чёрного Алмаза и рыжего Тигра, отправились в путь. Когда два юных всадника прибыли на улицу Баррьо де Грана, что в районе Красных фонарей, на город опустился сумрак. Развешанные всюду лампады бросали на мостовую багряные отблески. В светящихся пурпуром окнах, точно манекены в витринах, красовались полуобнаженные проститутки. Одни стояли на подоконниках, другие сидели на них, свесив ножки, прикрытые ажурными чулками, на улицу. Мостовая была запружена лошадьми и экипажами. Ярко накрашенные и безвкусно одетые женщины слонялись по округе. Они курили трубки и сигары, заглядывая всем мужчинам в лица; они подмигивали, манили пальцами и даже свистели потенциальным клиентам вслед. На наличие подобного района в городе закрывали глаза все. Жители относились к проституции лояльно, уверенные, что такие злачные местечки, существуя для развлечения и молодых, и пожилых мужчин, сохраняют институт семьи. И не надо их трогать во избежание прелюбодеяний и растления порядочных девушек. Данте и Клементе спешились у двухэтажного здания, где на входе росли кусты лайма, а на крыше высилось сооружение — розовый фламинго, прикреплённый ногами к вывеске: «Фламинго — дом наслаждений».

Едва Данте поставил Алмаза под навес, как его дёрнули за рукав. Он обернулся. Перед ним стояла женщина с размалёванными красной краской скулами. Ноги её прикрывала укороченная кисейная [1] юбка, из-под которой выглядывали белые панталончики.

— Пойдём со мной, красавчик, — вкрадчивым голоском прошелестела она, выпячивая грудь и хватая юношу под локоть. — Нет, не пойдём! — Данте резко вырвался из цепких ручек. Он не планировал оставаться в борделе надолго. Отворив тяжёлую дверь, Данте и Клементе вошли в здание. Тут же в носы им ударил запах табака и алкоголя. Играла музыка, слышались взрывы хохота. Миновав холл, заставленный скамейками и фонтанчиками в виде обнажённых амурчиков, приятели оказались в просторной зале. Нарочито яркая, вульгарная обстановка этого заведения Данте всегда раздражала. Стены, обитые огненно-красным плюшем, украшали картины с изображением голых женщин и любовных утех. Центр паркетного пола застилал ковёр цвета сёмги [2]. По периметру залы были расставлены бархатные пуфы, канапе, диваны, кресла с позолоченными ножками и подлокотниками. Громадная люстра с сотней горящих свечей висела под потолком. Сбоку стояло фортепьяно. Крупная черноволосая женщина, играя на нём, пела песенку о том, как легкомысленная кокотка соблазнила молодого офицера. Неподалёку, на круглом пуфе возлежал старик. Его расшитый серебром жилет трещал по швам и расходился на животе, являя взорам белую сорочку. Рядом расположились две девицы в откровенных платьях и чулках. Одна, держа старика под руку, щекотала ему живот. Вторая обнимала за шею и подносила к его губам бокал с вином. Хозяйка заведения донья Нэла — жилистая дамочка в фиолетовом платье — беседовала с господином в шляпе. Мужчины, сидя за карточным столом, резались в вист, выпивали, горланили, нецензурно выражались, спорили о чём-то. Девица в корсете и цветастых панталончиках разливала виски по стаканам. Наверх вела широкая лестница. То и дело по ней спускались и поднимались ночные бабочки всех мастей и их клиенты: старые и состоятельные, молодые и дерзкие, и совсем, совсем мальчики, незрелые и неопытные. Стоял такой смрад, что у Данте, привыкшему к свежему воздуху, заслезились глаза. Настроения веселиться не было никакого, поэтому он уволок Клементе за столик у окна. Приятели заказали выпивку, жаркое и десерт, но не успели и опомниться, как их окружили проститутки, жаждущие ночи любви. На подлокотник кресла Данте вспорхнула Коко — девица с неестественно-рыжими волосами, симпатичная и, по мнению Данте, жутко тупая. Обнимая его за шею, Коко цепляла пальцами волосы юноши и целовала его в губы. Данте пил вино, безразлично озираясь. За соседнем столиком восседала курносая проститутка. Склонив голову на бок, она гляделась в зеркало. Она создавала видимость, что любуется на себя, но, направляя зеркало на Данте и Клементе, девица разглядывала их. «Ну хоть бы она уже подошла к Клементе и увела его наверх», — с досадой подумал Данте — девица всё чаще направляла зеркало на него, а не на Клема. Того вовсю обхаживала смуглая брюнетка, разодетая в голубые кружева. — Какой ты сладенький, — шептала Коко Данте в ухо. — Я люблю молоденьких, хорошеньких. Такие, как ты, тут редко появляются. В основном одни мерзкие стариканы... — расстегнув пуговицы на рубашке Данте, Коко провела ладонью по его груди. Минут через десять Данте уже знал подноготную всего борделя. Коко была настоящим справочным бюро. Она знала, кто есть кто, кто с кем дружит, а кто враждует, кто с кем находится в родстве и как зовут каждого знатного клиента, приходящего во «Фламинго». Пустяки и сплетни, которыми была забита её голова, Данте утомили и он начал зевать. На столе тем временем появились: пучеро с рисом [3], фруктовый салат, мандариновые кексы, пончики с мармеладом и ещё три бутылки вина. — Привет, мой пёсик! — раздался голос над ухом. Подгребла Томаса — полная, одетая в бархатный костюмчик с панталончиками. Держа в руке пирожное, она с аппетитом уминала его.