Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 54

Эстелла чуть не свалилась. Едва успела ухватиться за спину Алмаза руками, но спаситель, приобняв за талию, поставил её на землю.

— Ты меня не узнала, да? Значит, ты всё забыла?

Эстелла прерывисто дышала, будто пробежала целый километр. Заглянула в глаза — синие-синие, как сапфиры, чуть раскосые, обрамленные чёрными ресницами. Гаучо стянул с лица шарф. Не может быть! Данте!

Комментарий к Глава 4. Разбойники с большой дороги -----------------------------------

[1] Деревья, растущие в Аргентине.

[2] Старинные денежные единицы Испании и её колоний. 1 дублон = 4 эскудо; 1 эскудо = 2 песо; 1 песо = 8 реалов.

====== Глава 5. Два сердца ======

Не узнать его было нельзя, хотя он изменился. Совсем взрослый. Красивый. И больше не похож на дикого зверька. Резкие черты его округлились, став мягче, а кошачий разрез глаз теперь сильно не выделялся.

— Данте, — выдохнула Эстелла. — Почему ты не сказал, что это ты? Ты ведь меня сразу узнал, да? Он кивнул. — Как только заглянул в экипаж. Разве я мог тебя не узнать, я ведь не слепой? Да и ты не сильно изменилась. — О, боже мой, как же я рада тебя видеть! — Может, поспорим, кто рад больше? — Данте улыбнулся. Ласково, чуть застенчиво. Эстелла чувствовала, как её бросает то в жар, то в холод. Щёки девушки покрылись предательским румянцем. Лицо Данте тоже пылало. Эстелла увидела в его бездонных глазах застывшие слёзы. — Я думал, больше никогда тебя не увижу. — Я тоже... — Эстелла всхлипнула, глотая солёные капельки, текущие по лицу и губам. — Шшш... — Данте провёл кончиком пальца по её щеке, нежно, почти не касаясь. — Не надо плакать. Больше не надо, всё позади. — Ты прав. Прости, что я тогда не пришла. Я не смогла, меня не выпускали из дома. — Я понимаю. — Я боялась, что ты обиделся на меня. — Нет, ты ни в чём не виновата. Никто не виноват. Просто так получилось. Данте закусил губы, не зная, как себя вести. За это время он повзрослел, научился общаться с людьми, а не шарахаться от них и огрызаться. Девушки-гаучо оказались на редкость свободными, как в плане самостоятельности и независимости, так и в плане общения с мужчинами. Если бы Данте, за пять лет превратившийся из одинокого диковатого мальчика в загадочного красавца, захотел, он мог бы увести за собой любую девушку. Только он не хотел. Ну не может он никого полюбить, наверное, ему это не дано. Данте убедил в этом сам себя, хотя в сердце и жило воспоминание об Эстелле, как о чём-то далёком и чудесном, о детской сказке, которая никогда не станет явью. И вот он встретил её опять. Красивую и взрослую. Перед глазами юноши стоял туман. Весь его мир перевернулся. Вот она, девушка, о которой он мечтал, при одном взгляде на которую, у него внутри всё пылает. — Хочешь погуляем где-нибудь? Или ты устала с дороги? — выдавил Данте. — Я... нет, я не устала. Я же не пешком шла, а ехала в экипаже. Просто немного испугалась, когда напали разбойники. Но ты вовремя появился. Давай погуляем. А где? — Там же, где и раньше. Помнишь? — Да! Взяв лошадь под узду, Данте повел её за собой. Эстелла шла рядом. Оба молчали. Данте легонько коснулся ладони девушки. Эстелла не сопротивлялась. Они сцепились кончиками пальцев, совсем как в детстве, и пошли к городским воротам. Данте и Эстелла провели вместе целый день. Они бродили по пампасам и сельве, катались на Алмазе и любовались облаками, ели запечённые на костре фрукты и рыбу и болтали без умолку. Эстелла рассказывала о Буэнос-Айресе: о величественных домах и широких мостовых, о театрах и библиотеках, об уличных танцорах и музыкантах. Данте слушал, затаив дыхание. Он никогда нигде не был, кроме Ферре де Кастильо. Подчас, выезжал за городскую черту, перегоняя стада быков и лошадей. Вся его жизнь прошла здесь: и тяжёлое, полное травли и бед детство, и относительно спокойная юность. Он не вылезал из седла сутками и не знал иного. Поэтому рассказы Эстеллы о том, как она заблудилась в огромном столичном магазине, представлялись ему сказкой. В Ферре де Кастильо таких больших магазинов не было — лишь тесные лавчонки. Данте украдкой разглядывал свою спутницу, чуть щуря глаза. Эстелла и в детстве была красивой, но теперь Данте не мог на неё налюбоваться. Девушка чувствовала на себе его обжигающий взгляд, и у неё в груди бурлил гейзер.

Данте привёл Эстеллу к реке — тайному месту их детских свиданий. Они расположились на берегу. Данте, сбросив сапоги, подвернул штаны и опустил ноги в тёплую воду. Эстелла, не долго думая, последовала его примеру. После пятилетнего заточения в школе ей до зубовного скрежета хотелось развлекаться.

Эстелла сняла шляпку. Под ней не было никакой причёски — девушка поленилась её делать в дорогу. И теперь тёмные, густые, чуть волнистые волосы, отросшие до талии, хулигански рассыпались по плечам. К слову, для женщины распускать волосы на людях считалось верхом неприличия, но ведь она сейчас с Данте. Кроме него её никто не видит, а ему без разницы. Он едва ли знает что правильно для аристократки, а что нет.

Эстелла тоже, втихаря, рассматривала своего друга. Какой же он очаровательный! Должно быть, девушки от него млеют. Эстелла моментально испытала укол ревности. А вообще Данте стал гораздо спокойнее: не дёргался, не шарахался, не оглядывался по сторонам и больше не напоминал затравленного зверька, обозлённого на весь мир. Значит, у него всё хорошо. Эстелла порадовалась за юношу, но была удивлена и озадачена тем фактом, что Данте ни разу за всё время их прогулки не использовал магию. Сегодня небо было тёмно-василькового цвета. Огромный месяц, похожий на рог буйвола, повис низко-низко над землёй, почти касаясь воды. — Данте, а почему ты не делаешь ничего волшебного? Неужели ты теперь не можешь колдовать? — спросила Эстелла. — Могу, просто не хочу. — Как это? — Эстелла похлопала глазами. — Не хочу, чтобы кто-то знал, что я колдун. — Раньше тебе было всё равно. — Потому что все об этом знали, называли меня чокнутым и шарахались. И мне надо было чем-то защищаться, а кроме магии у меня не было ничего, — в голосе Данте Эстелла услышала нотки глубокой печали. — А что изменилось? — Там, где я живу сейчас, никто не знает. Кроме Клементе, моего брата. И я научился делать элементарные вещи без магии, не растрачивать её по пустякам и не демонстрировать всем подряд. — Ну и зря. Ты же волшебник! Волшебство прекрасно. Это твой дар, а ты хочешь от него избавиться. Зачем? — Только ты так думаешь, — Данте скручивал травинку меж пальцев. — Потому что ты смелая. Ты не побоялась со мной дружить, зная, что я... что я не совсем нормальный. А люди этого боятся. Я тоже раньше думал, что это дар и что это отличает меня от других. Но сейчас я думаю, магия — моё проклятие. А я устал прятаться от людей. Тебе трудно это понять. У тебя была и есть семья. А я обрёл семью недавно и не хочу её потерять. Ты ведь не знаешь что такое одиночество. — Это неправда, — запротестовала Эстелла. — Я знаю. Да, я родилась в доме, где много народа, но я всегда была там чужой. Мама никогда меня не любила, а папа умер рано. А потом они отправили меня в школу, избавились как от ненужной вещи, — с обидой сказала Эстелла. — Я пять лет жила одна в чужом месте, и никто из моей семьи меня не навещал. Только бабушка писала письма. И по-твоему я не одинока? — Мы говорим о разных вещах, Эсте, — вздохнул Данте. — У тебя другая история. Ты просто не нашла взаимопонимания с родственниками. Но если бы им было и правда наплевать на тебя, они бы не отправили тебя в дорогую школу, не стали бы платить за твоё обучение. Они бы вышвырнули тебя на улицу и закрыли дверь перед носом. А разве в школе ты была одна? У тебя не было подруг? — Были. — Вот видишь. Когда ты говоришь, что ты одинока, ты кажешься маленькой эгоистичной девочкой тем, кто знает, что есть подлинное одиночество. Ты не знаешь что это такое — когда у тебя никого нет. Вообще никого. И когда тебе некуда пойти, потому что тебя отовсюду гонят, как будто ты лесное чудище. Я устал от этого. Теперь у меня есть дом и семья, и люди не смотрят на меня, как на зачумлённого. Они меня не боятся, считают своим. Но любое общество опирается на предрассудки, и если кто-то узнает, что я колдун, меня опять будут гнать и тыкать пальцами. А я не хочу больше.