Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 155

Воя, Эстелла заколотила руками по воде, устроив настоящую бурю из брызг.

Землю накрыла ночь. Темнота стояла хоть глаза выколи. Сегодня не было ни звёзд, ни месяца — их заволокло тучами. Небо словно надело вдовий чепец. Начал накрапывать мелкий дождик, постепенно превратившийся в ливень, а Эстелла не могла встать и идти куда-то. Она лежала в воде, промокшая до нитки, в грязи и в крови, и ей было всё равно. — Данте, — взмолилась она, — умоляю, забери меня к себе... Услышь меня, мой родной... Я хочу быть с тобой... Я хочу умереть... Вдруг раздался шорох. Захрустели старые листья и сучки под чьими-то шагами. Некто проломился сквозь камыши и остановился. В лицо Эстелле упал свет фонаря. — Эй, вы живы? Что с вами? Вам плохо? — спросил приятный женский голос. Эстелла не сразу сообразила, что обращаются к ней. — Зачем вы тут лежите? Такой ливень, вы же простудитесь! — незнакомка, поставив фонарь за землю, присела на корточки с Эстеллой рядом. — Я хочу умереть, — пролепетала Эстелла. — Вот ещё, глупость какая! Давайте-ка вставайте и пойдёмте со мной. — Куда? — Есть тут одно местечко, — подцепив Эстеллу под локти, женщина приподняла её. Эстелле было всё безразлично. Незнакомка взяла фонарь и, приобняв девушку за плечи, повела её за собой. Минут через десять они вышли на маленькую улочку, тускло освещённую фонарями. Спутница Эстеллы оказалась молода и хороша собой. Одета она была в чёрный балахон с капюшоном, из-под которого выглядывали ярко-каштановые локоны. — Как вас зовут? — глухо спросила Эстелла. — Инес. А вас? — Эстелла. А вы всегда всем помогаете? — О, нет! Но, очевидно, вы попали в беду. Не могла ж я вас оставить в озере под дождём. — А куда мы идём? — А мы, собственно, уже пришли. Вот сюда, — Инес остановилась напротив небольшого квадратного здания, на крыше которого высился крест. Эстелла прочитала надпись на ограде: «Монастырь Пресвятой Девы Луханской». — Монастырь? Вы монахиня? — Разумеется нет! — рассмеялась Инес. — И даже не послушница. Скорее, заблудшая овца, которую приютили сердобольные монашки. Матушка Настоятельница — сущий ангел, сами увидите. Впервые я встретила добрых людей именно здесь. До этого встречала только злых уродов, — и Инес дёрнула медный колокольчик, что висел у двери.

Эстелла отупело разглядывала стену. Келья в «Монастыре Пресвятой Девы Луханской» — комнатка с серыми стенами, крестом над изголовьем кровати и маленькой тумбочкой в углу, вот уже третий день кряду была её единственным убежищем, спасающим от холодного безразличия внешнего мира. Безразличия к её горю. Чем больше проходило часов и дней, тем более несчастной чувствовала себя Эстелла. Неправду говорят, что время лечит. Может кого-то, но не её. За эти дни боль от потери Данте стала острее в разы. Тогда, после казни, шок затмил собой часть боли, но теперь осознание того, что любимого её нет больше на свете, накрыло Эстеллу гигантской волной. Всё время она лежала или сидела, глядя в потолок, и, как добрые монашки и аббатиса [1] матушка Грасиэла не пытались найти к Эстелле подход, та за три дня проронила лишь пару слов. В итоге, женщины смирились и нынче не настаивали на задушевных беседах. Эстелле же было так больно, что она даже благодарности к монахиням не испытывала. Обручальное колечко на пальце не светилось — оно было черно и мертво. Умерло вместе с Данте. Эстелла первые сутки смотрела на колечко в надежде, что оно заискрится, что вдруг Данте каким-то чудом воскреснет. Эстелла цеплялась за эту несбыточную надежду, но кольцо не подавало признаков жизни. И Эстелла, рыдая навзрыд, окончательно поняла страшную истину. Это всё. Это конец. Нет больше её Данте. Не в силах смотреть на кольцо, Эстелла, сняв его, закрыла в медальон с кулоном в виде цветка монарды. Легче не стало, но теперь кольцо хотя бы не мозолило ей глаза.

Инес, новая знакомая Эстеллы, оказалась на редкость общительной. Она приходила в эстеллину келью по нескольку раз на дню, отвлекая девушку болтовнёй. Эстелле она виделась слегка грубоватой, но забавной. Инес не обладала утончёнными манерами аристократки, хотя у неё был приятный, вкрадчивый голос. Она рассказывала интересные истории, а также жаловалась, что монашки запрещают ей курить в стенах монастыря. На второй же день знакомства Инес вывалила Эстелле всю историю своей жизни.

У Эстеллы не было сил удивляться или проявлять какие-то иные эмоции, и, в другое время, от пошловатой откровенности Инес она впала бы в ступор. Но сейчас Эстелле было наплевать на всё, кроме собственной боли, и она только молча слушала. А Инес не затыкалась ни на секунду. Происходила она из семьи мещан. Отец её — писарь, служивший в Городском Совете Кабильдо. Мать — домохозяйка, всю жизнь мечтавшая стать богатой, но вышедшая замуж за простого «бумажного червя», и в связи с чем несчастная, завистливая и озлобленная на весь мир мать четверых детей. Инес была младшей. Три её старших брата жили отдельно и имели собственные семьи. Она же обитала под родительским крылышком, мечтая об удачном замужестве, пока не влюбилась в молодого контрабандиста. Они встречались тайком несколько месяцев, и девушка забеременела. Но создание семьи в планы кавалера Инес не входило. Он потребовал, чтобы она вытравила плод. Инес отказалась, и кавалер её бесследно исчез, будто в воздухе растворился. Когда родители девушки узнали об этом, произошёл скандал. Отец кричал и избил её так, что она потеряла ребёнка. Но беда одна не приходит, и вскоре отец Инес был уволен с работы за подлог документов. Семья оказалась на мели. У матери Инес открылась подагра [2], коя навечно приковала её к постели. И тогда отцу стукнул в голову блестящий, по его мнению, замысел — сделать из Инес куртизанку, кокотку высшего полёта. Дамы полусвета, как их именовали: кокотки, элитные проститутки, актрисы, живя на содержании у очень богатых мужчин, буквально купались в деньгах, обеспечивая и себя, и свои семьи. Отец Инес загорелся этой идеей, мотивируя тем, что раз Инес не девственница, то замуж приличный человек её не возьмёт, зато могут взять в содержанки. Тем самым она, хоть и не восстановит поруганную честь, но вытащит семью из нищеты. Инес впала в истерику, отец стоял на своём, а обездвиженная мать была бессильна ему помешать. И он продал Инес похотливому богачу за четыре кошеля золота. — А потом этот хрыч заявил, будто бы у меня нет шансов стать кокоткой, — Инес хрипло рассмеялась, закидывая ногу на ногу, — потому что у меня нету этих, как их... хороших манер, вот. А у кокотки должны быть манеры, как у фифы. А я, видите ли, локти на стол кладу и ногу на ногу, грызу ногти да выражаюсь, как пьяный мясник. Это правда, ну чего ж я сделаю, если я с детства водилась с мальчишками, а девок на дух не выношу и не выносила всю жизнь. Короче, козла того я поублажала с месяц примерно, а потом я ему надоела и он сплавил меня в бордель. Когда мать и отец узнали об этом, они разозлились и заявили, что я им больше не дочь. Нормально, да? Папашка-то ведь хотел, чтоб я не в бордель пошла, а жила на содержании у миллионеров, а в борделе там никто не шикует особо, окромя клиентов. Вот так вот я попала во «Фламинго», заведение доньи Нэлы. Не, я не жалуюсь, могло ж ведь и хуже быть, там престижное заведеньице-то. А донья Нэла строгая, чёрт её дери. Любит, чтоб все по одной доске у ней ходили. — Но почему ты осталась в борделе? — тихо спросила Эстелла. — Неужели нельзя было куда-то в другое место пойти? — А куда я могла пойти-то без гроша в кармане? — хмыкнула Инес. — Прачкой работать али поломойкой? Ну вот ещё! Ежели б домой припёрлась, так папаня всё равно продал бы меня другому хрычу. Он до денежек падок, только заработать их никак не в состоянии. Так какая мне разница была, под кого ложиться? А донья Нэла девочек своих в обиду не даёт. Вот я и осталась.

Эстелла повела плечами, подумав, что влипни она в такую историю, она бы предпочла умереть или ушла бы на улицу, да куда угодно, но только не в бордель. Никогда она не понимала женщин, которые шли на это добровольно. Лучше уж устроиться прислугой в богатый дом, чем быть проституткой.