Черная королева (СИ) - Оленева Екатерина Александровна - Страница 33

На мгновение я показалась себя такой же крысой – крысой, усиленно ищущей выход из лабиринта, куда меня загнали долг и обстоятельства.

Явственно представился Лейриана запертый в толщи этих стен.

Может быть он голоден?

Наверняка думает, казнят ли его или помилуют?

Я остановилась, привалившись плечом к стене.

Захотелось плакать.

Нет, не от жалости к этому юноше, что томился сейчас в темнице неподалёку от меня, а потому, что этой самой жалости было у меня как-то маловато.

Молодой человек был сыном Миарона куда больше, чем моим.

Он никак не ассоциировался у меня с тем младенцем, что несколько коротких дней мне посчастливилось прожимать к груди.

Он был чужой.

Разумом я понимала, что это мой ребёнок. Принимала это. Но…

Но разве могла бы я спокойно есть, спать, разговаривать если бы это Риан или Анэйро томились в темнице?

Мне было страшно прочесть обвинения в глазах Лейриана.

Я пыталась убедить себя в том, что Миарон не посмел бы плохо обращаться с моим сыном, но правда заключалась в том, что оборотень просто не представлял себе, что такое «хорошо» когда дело касалось детей.

По крайней мере так было в годы моего детства. И вряд ли с тех пор что-то изменилось.

Я бы, наверное, трусливо сбежала, если бы не сознание того, что могу быть Лейриану полезна.

Черпая силы в этой мысли, отлипла от стены и побрела дальше.

Подойдя к запертой двери, вставила ключ в замок. С зубодробильным скрежетом провернула его.

Дверь поддалась со скрипом, в любом другом месте показавшимся просто оглушительным, но здесь толстые стены поглощали звуки.

До моего прихода узник спал, скрестив руки под головой, уронив их на выщербленный стол, почти затерявшийся между каменными столбами и скопившейся между ними вековой темнотой.

Хоть и тусклая тень самого себя, звук всё-таки разбудил юношу.

Он, потянувшись, выпрямил спину и повернув голову, поглядел в мою сторону.

Я испытала непонятное волнение.

Хотя, нет, что же тут непонятного? Предстоящий разговор пугал меня.

С того дня, как я потеряла Лейриана что-то навсегда надломилось в душе, да так никогда больше и не срослось.

Я таила на сердце надежду, что если когда-нибудь мы встретимся, то…

Шагнув в камеру, я не закрыла за собою дверь.

– Самое печальное в тюрьме то, что всякий запирает дверь для тебя, а ты запереть её ни для кого не можешь, – изрёк мальчишка, поднимаясь на ноги и замирая без движения.

– Хорошо поспали? – спросила я.

Вместо ответа он скривил губы.

Язвительно? Пренебрежительно? Обижено?

– Для чего вы пришли, госпожа?

Я обошла комнату, ведя ладонью по холодной влажной стене.

Стряхнув влажные капли с ладони, не спеша прошла к столу и, подметя подолом платья запылённые ботинки юноши, села на стул. Дольше сесть всё равно не на что.

– Решили учинить допрос лично? – издевательски вздёрнул он бровь. – У ваших палачей слишком много работы? Заняться вашим убийством им не досуг? Ну что ж? Хотите от меня признаний? Извольте, – скрестил он изящные, как и у его отца, руки на груди. – Я пытался совершить убийство, заранее всё обдумав. Купил кинжалы и сюрекэны у оружейника (имени его назвать не могу, простите, запамятовал). Потом дождался, пока вы выйдете из Храма и совершил нападение. Всё ясно, как день.

Я согласен признать себя виновным перед свидетелями, если потребуется.

– Не потребуется.

Он стушевался под моим взглядом, а теряться этот самонадеянный мальчишка явно не привык. Его это злило.

– Чего вы ещё хотите, госпожа? Я признаю свою вину и покончим с этим. Освободите меня от вашего присутствия!

– Говоришь так, будто я докучаю? Но разве ты не сам отыскал меня?

– Чтобы тебя убить! – прорычал он, сжимая кулаки.

Его ненависть была горячей и осязаемой. От неё аж потряхивало.

Я внимательно всматривалась в искажённое страстями лицо.

Знать бы, какие демоны тебя терзают?

За что ты так меня ненавидишь?

– Что же ты медлишь? – проговорила я со спокойствием, которого отнюдь не испытывала. – Убивай. Раз уж собрался. Я перед тобой.

Лейриан замер, как хищник перед прыжком.

Не знаю, что я стала бы делать, если бы он действительно ударил.

– Мы одни. Оружие магу с твоим уровнем ненужно. А в том, что маг мы отменный, впрочем, как и боец, я не сомневаюсь. Убивай, – подалась я к нему, становясь так близко, что отбить атаку даже если бы и захотела уже не смогла. – Убивай и уходи. Твоя темница открыта.

Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза, словно выясняя, кто первым поддастся на провокацию.

И – поддастся ли?

– Я отчего-то думаю, что ты этого не сделаешь. Миарон заверял меня, что ты и не собирался.

– Конечно же, Миарону лучше меня самого известны мои намерения, – зло рассмеялся он. – Даже спорить с ним не буду.

– Зачем ты сделал то, что сделал? – голос мой смягчился. – Для чего?

– Разве ответ не очевиден?

– Нет. А я хочу знать, что двигало тобой: чья-то воля? Собственное желание? Хотел ты досадить мне? – я невольно понизила голос. – Или Миарону?

Он хмыкнул, снова скрещивая руки на груди:

– Может быть я честный, недалёкий патриот, желающий освободить страну из-под ига узурпаторов? Что тут такого? Вы весьма непопулярны у народа, сударыня. Скажем откровенно, жили в этой стране королевы куда более любимые. А может быть я просто хотел с вами познакомиться? Мы же не чужие люди, в конце концов.

– Что сказать? Ты не ищешь лёгких путей. И другим жизнь, похоже, облегчать не собираешься. Что же мне с тобой делать?

– Можно озвучить варианты?

– Вариантов три. Первый: мы находим общий язык, и ты остаешься со мной при дворе. Второй: мы не находим с тобой общего языка и тогда мне придётся отослать тебя из Фиара, по твоему желанию – либо в Эдонию, либо в Синие Горы.

– То есть в любом случае выходка сойдёт мне с рук?

– Да.

В зелёных глазах юноши заплясали бесята, без слов напомнившие о его отце и о том чувстве, что я питала к нему когда-то.

– Здорово! Я-то уже успел приготовиться к смерти. И было с чего. Я виновен. И не намерен раскаиваться.

– Мне ненужно твоего раскаяния. Я хочу от тебя гораздо большего – любви.

– На мелочи королевы ведь не размениваются?

– Пообещай, что будешь вести себя, как подобает в приличном обществе и я немедленно тебя освобожу.

– Прилично? А это как? – не удержался мальчишка от искушения покривляться. – А если я не знаю, что считается приличным в вашем милом обществе? Если, вдобавок, вообще не питаю уверенности, что само общество приличное – тогда как? Останусь гнить в темноте, преданный голодной смерти?

– Хочешь есть?

Мысль о том, что мы уже вторым завтраком позавтракали, а бедный мальчик тут постится с самого вечера, отчего-то до этого момента не приходила мне в голову.

Ну и какая я мать после этого?!

– Я бы не отказался перекусить. Но чем вы собираетесь меня потчевать? Вряд ли в карманах ваших парадно-траурных одежд завалялся сухарик для утлого узника?

– Паки!

Лейриан с трудом сдержался, когда в центре камеры возник мой личный бес.

Выглядел последний с для непривычного к подобным созданиям взгляда жутковато.

– Госпожа вызывала Паки? Паки рад услужить госпоже! Приказывайте, – склонил он предо мной рогатую голову с желтыми, сверкающими как угли, глазами.

– Слепой Ткач! – передёрнулся от отвращения юноша.

– Накрой стол для обеда здесь на двух персон. И прибери всё, а тот тут так неуютно.

– Будет исполнено, – поклонился Пайки и исчез. – Пайки всё сделает.

– Что за тварь? – поинтересовался сын.

– А на кого похоже?

– На чёрта.

– Чёрт и есть.

– Вы взяли к себе в услужение черта? – в голосе Лейриана прозвучало ровно столько же сомнения, сколько и возмущения подобным фактом. – И вы не боитесь, что эта, в принципе не управляемая, гадина, может выйти из повиновения?