Черная королева (СИ) - Оленева Екатерина Александровна - Страница 28

– Зачем ты всё усложняешь? – поморщился Миарон. – Я не собирался с тобой воевать. Просто решил, что с Лейрианом на руках ты встретишь меня гораздо приветливее, чем без него.

– Я была бы рада вам обоим. Но ты, почему-то, не спешил.

– Действительно – почему? Ведь это же проще простого – зайти между делом в королевский дворец, по-приятельски завернуть к королеве – жене человека, который за радость увидеть мою голову на плахе готов был отдать пару лет жизни. И всучить ей в руки младенца. Конечно же, так было бы лучше для всех нас, правда?

– Я сбилась с ног, разыскивая сына! – голос против воли взлетел вверх.

Но, вспомнив про стражу у дверей, чья защита могла прийтись совсем некстати, я заставила себя говорить тише:

– Тебе не приходило в голову хотя бы весточку послать?

– Приходила. И не раз. Ведь она могла заставить тебя думать обо мне, а мне всегда хотелось занимать в твоих мыслях почётное первое место. Но весточки, как ты знаешь, передаются либо через людей, либо магическим путём.

Людям я никогда особенно не доверял. Дворец же находится под колпаком у придворных магов. Стоило рыпнуться, и Его Темнейшее Величество плотно село бы мне на хвост.

А ещё меня терзали смутные сомнения: зачем Его Величеству байстрюк Чеаррэ?

Появление твоего первенца омрачило или, того хуже, вовсе расшатало бы равновесие, установившееся между королевской четой.

Вопрос: оно ему это надо? Ответ однозначен – нет.

Поэтому, скорее всего, Лейриана бы тебе в любом случае было не видать. А так… я заботился о мальчишке, как о собственном сыне.

Слепой Ткач! Я заботился о нём лучше, чем в своё время о моём ребёнке! Я привязался к нему. Мне не хотелось терять мальчишку.

Не стану утверждать, что Сиобрян уничтожил бы его. Откровенно говоря, я даже уверен, что нет. Сложно приходить изо дня в день и глядеть в глаза матери своих детей зная, что на твоих руках кровь их брата.

Скорее всего, он просто нашёл бы мальчишке приёмную семью и тогда шансов узнать о сыне у тебя стало бы ещё меньше.

– Если бы ты знал, как я устала от всех твоих рациональных поступков, не берущих в расчёт мои чувства.

– Я действовал из интересов ребёнка, Одиффэ, – твёрдо ответил оборотень.

– Отлично ты действовал! – с досады всплеснула я руками. – Половина столицы видела, как этот человек покушался на жизнь королевы! Вытащить его голову с плахи сейчас непосильная задача!

– Потому я и обратился к тебе.

На мгновение в глазах Миарона промелькнула растерянность. Он понял, что выдал себя.

– То есть, – я изо всех сил старалась держать себя в руках, – если бы не эта дикая выхода, ты не планировал рассказать мне о сыне?

– Нет, я бы, конечно, всё тебе рассказал. Позже.

– Миарон?!

– Хватит с меня оправданий! Сейчас не до политеса. Ситуация сложная. Ты, как пострадавшая сторона, можешь требовать помилования у своего сына-короля.

– Риан меня не послушает. «Торопись миловать, а не карать», – это не про него. Стану настаивать – начнёт задавать вопросы. А что мне ему сказать?

– В крайнем случае – правду.

Только представив себе такую картину я уже ощутила дурноту.

Признаться в грехах молодости Риану, категоричному максималисту, сухому в выражении чувств и не прощающему грехов ни врагам, ни друзьям, значило утратить ту часть влияния, которую я пока ещё на него имела.

– Я не могу рассказать правду, – покачала я головой.

– А смотреть, как казнят твоего второго сына можешь? – холодно спросил Миарон.

Я тяжело вздохнула:

– Это тоже исключено.

Усталость не просто навалилась – она душила как удав.

– Как ты мог допустить, чтобы мы оказались в таком положении? – покачала я головой. – Почему Лейриан хотел убить меня?

На лицо Миарон тоже легла тень:

– Да не хотел он тебя убивать – хотел привлечь твоё внимание. Ну и меня заодно побесить. Мы повздорили. В последнее время мы часто так делаем. На этот раз в очередной не сошлись во мнениях.

– Во мнениях о чём?

– Лучше не спрашивай. Ответ тебе не понравится.

– И всё же? – настаивала я.

– Паршивец слишком любит играть с огнём. Не мудрено, правда? С учетом наследственности и воспитания. Но закрутить роман с сыном одного из главарей оборотнического клана, а потом бросить его – это было слишком.

К сожалению, Лейриан унаследовал куда больше от своего отца, чем от меня.

Мне захотелось отвернуться от белого света и попросту на него не смотреть.

– Жаль, что моему сыну не нравятся девушки.

– Ну, девушки ему нравятся. Даже больше юношей. В результате такой вот любвеобильности отсиживаться дальше в Синих Горах не было никакой возможности. Пришлось всё бросать и нестись Ткач знает куда. А тут он выкинул фортель похлеще прежних.

– Соболезную.

Миарон замолчал и долго и пристально глядел на меня.

– Сколько времени ты не питалась?

– Не помню.

– А сколько энергии потратила?

– Много.

– Спала-то ты хоть нормально в последний раз когда?

– Нормально? Да почти никогда.

– Давай меняться местами. Иначе рискуешь заснуть прямо в кресле.

Оборотни передвигаются быстро.

Я не успела ответить, как Миарон, исчезнув у меня перед глазами, возник за спиной, легко подхватил на руки и уложил на кровать.

Растянувшись рядом, прижал меня к себе, обволакивая теплом, уверенностью, силой.

Шепнул:

– Спи.

– Если завтра тебя найдут в моей постели, то казнят, – уже сквозь подбирающийся сон прошептала я. – И меня, возможно, тоже.

– Всё будет хорошо. Я найду способ выкрутиться. Отдыхай, любовь моя.

Возможно, это магия? Или извращённая привычка – верить ему?

Так много лет назад, подобрав на улице, потерянную, замерзающую и голодную, Миарон заставил меня поверить – дальше всё будет хорошо.

Как и прежде, он внушал уверенность в том, что, если он рядом – я в безопасности.

В его объятиях было легко и спокойно.

– Я рада, что ты жив. Все эти годы сознание твоей смерти так угнетало, – прошептала я в полудрёме.

– Рад это слышать.

***

Проснулась я от непонятного чувства блаженства.

Тело охватила истома. Хотелось потянуться и застонать.

Ночь ещё не кончилась. Под балдахином было темно и жарко.

Меня держали в объятиях властно и в то же время – нежно.

Не открывая глаз, я сама потянулась, обнимая Миарона за плечи, позволяя себе раствориться в жадном, жарком поцелуе.

За много лет целомудренного супружества, в котором Сиобрян редко вспоминал о супружеском долге, я успела забыть, какое наслаждение могут дарить мужские руки, губы, тело.

А теперь глубже и глубже погружалась в волны страсти.

Жилистые руки Миарона зажимали мои ладони, словно в замке, над головой.

Наши ноги переплетались, тела льнули друг к другу.

Всё было как во сне.

В объятиях Миарона я была словно уже и не я. Будто перестала быть расчётливой королевой, благоразумной матерью, уважаемой госпожой и превратилась в горячий язык пламени, танцующий на остром фитильке.

Я так истосковалась по мужской ласке, по обыкновенному человеческому теплу, по желанию, словно навсегда покинувшему моё тело, что даже и не думала сопротивляться пробудившейся страсти.

Взять то, что хочется сегодня и пусть завтра само о себе позаботиться.

В накатывающих волнах чувственного наслаждения мы плыли рядом. С каждой новой лаской оно становилось острее.

Напор, с которым Миарон увлекал меня в огненный водоворот, делался всё решительнее.

Прижимая к себе так, будто намерен был никогда не отпускать, он целовал меня снова и снова, то легко прикусывая губы, то искушая языком, дразня отступлением, словно приглашая на танец.

В голове шумело. Сердце болезненно колотилось в предвкушении того, что должно было случиться и к чему стремилось всё моё существо.

Я чувствовала, как под моими ладонями перекатываются тугие мышцы на груди и плечах Миарона.