Союз нерушимый (СИ) - Каштанов Михаил - Страница 28

И это 'сматывание' прошло вполне удачно. Теперь - газ в пол и за сыном. Да и Таниных родителей тоже надо забирать. Или лучше оставить? Пускай остаются. Но срочно переберутся к своим знакомым. На денек - другой.

Благо, что жили тесть с тещей в частном доме. Не пришлось сталкиваться с дворником. Отправил Татьяну собирать ребенка и уговаривать родителей, а сам принялся 'колоть' чекиста. Вопросов было всего три: Кто? Зачем? Почему? Собственно на два последних ответ он услышать не ожидал - не тот уровень. Но оказалось, что он недооценил способности старшего лейтенанта безопасности к анализу и сбору всевозможных слухов. Ниточка тянулась высоко. К самому товарищу Агранову или его ближайшему окружению. Такого голыми руками не возьмешь. Ну а зачем голыми, если он является командиром танковой дивизии? Осталось решить только одну проблему - попасть в эту дивизию, которая расположена на другом берегу Волги. Паром уже не ходит. На вокзал лучше и не соваться. Попытка прорваться через железнодорожный мост - равносильна извращенному самоубийству. Вооруженная охрана на въезде и выезде и в будках на опорах. И никаких позднейших либеральных предрассудков о 'сверхценности' каждой человеческой жизни у нее, охраны этой, нет. Зато есть режимный объект. И что бедному комдиву остается? Вплавь преодолевать Волгу? Но если для него самого это хотя и неприятно, все же ноябрь на дворе, но вполне осуществимо, то для Татьяны.... И в Саратове её оставлять нельзя. Просто некуда ее пристроить, не привлекая лишнего внимания. Нужна лодка или катер. Машину конечно жалко, придется оставить где-нибудь, но это уже мелочи. А вот где, на ночь глядя, взять лодку? А собственно говоря, чего это его заклинило на лодке? Чем ему не подходит, какой-нибудь буксир или пароход? Ведь работа в грузовом речном порту не прекращается ни днем, ни ночью. А там, в этом самом порту, работает немало его бывших солдат.

Так и получилось. Помощник капитана буксира 'Волгарь', бывший сержант Артюшин, хоть и удивился просьбе своего бывшего командира, но вопрос задал всего один - 'Этот с вами?', имея ввиду упакованного на заднем сиденье ГБэшника. Получив утвердительный ответ, снял фуражку, взъерошил свои светлые волосы и неожиданно широко улыбнулся.

-А ведь вы нас такому не учили, товарищ командир.

-Зато учил вас быть готовым к любой неожиданности.

-Это точно. Ну, тогда пошли, что время терять. Вот только давайте мы вашу машину на угольный склад загоним. И внимания привлекать не будет, и сохранится в целости.

А еще минут через десять, буксир, шлепая плицами колес по воде и раскачиваясь на волжской волне, резво отошел от берега.

Теперь до дивизии, можно сказать, рукой подать. А самое главное, можно воспользоваться телефоном.

Свои действия, в случае возникновения подобной ситуации, Новиков просчитывал уже давно. Так что никакого экспромта не было. Расчет и ненависть.

Поднятая по тревоге дивизия входила в Саратов. Тихо. Без стрельбы и излишнего шума. Разведчики и стрелки занимали перекрестки и ключевые объекты. Благо весь Саратов, это две основные улицы - проспект Ленина и улица Чернышевского. А все предназначенные к захвату объекты расположены рядом друг с другом. Тяжелая техника блокировала железную дорогу и аэропорт, а так же все выезды из города. К двум часам ночи весь центр города и его важнейшие объекты находились под контролем дивизии Новикова. Пришло время заниматься тем, ради чего все это и затевалось. Гражданина Сорензона Янкеля Шмаевича взяли так же тихо и аккуратно, как и город. Одновременно с ним и еще почти сто человек. Так что, когда утром город проснулся, то власть в нем была уже другая. Нормальная, советская, как и положено по Конституции.

Единственная телеграмма из Саратова за все это время ушла за подписью Новикова, Черфаса и начальника секретного отдела дивизии Коломийца. Адресатов было двое. Фрунзе и Зиньковский. Текст короткий, но весьма и весьма будоражащий: 'Силами первой Отдельной особой танковой дивизии, при поддержке органов внутренних дел, представителей исполкома Саратовского областного совета и трудовых коллективов, была предотвращена попытка контрреволюционного переворота в области и областном центре. Задержаны и в настоящее время находятся под следствием Председатель исполкома Фрешер Е.Э., первый секретарь Саратовского обкома ВКП(б) Криницкий А.И., начальник Управления НКГБ по Саратовской области, комиссар государственной безопасности I-го ранга Агранов Я.С., а также их сообщники'.

Телеграмма помогала выиграть время. А время было необходимо, чтобы по горячим следам раскрутить всю эту кодлу не только на признательные показания, но и получить железные, 'неубиваемые' доказательства. Вот кому во всей этой ситуации искренне сочувствовал Новиков, так это Коломийцу. У майора просто не было выбора. Или ему нужно было срочно получить доказательства вины арестованных, или он станет 'козлом отпущения'. А таких 'козлов', как известно, просто забивают. Новиков не собирался подставлять толкового и вполне вменяемого секретчика, но знать тому об этом было совсем не обязательно. Злее будет работать. И Коломиец работал. Носом землю рыл! Да так, что только пыль летела. Не один конечно, с помощниками. С теми, кого сам выбрал из сотрудников аппарата НКГБ. Там ведь тоже немало нормальных людей было. И ведь нарыл! Такого нарыл, что Новиков, знакомившийся с материалами расследования, на какое-то время потерял дар нормальной, литературной, речи. Да и тяжело это все было описывать нормальными словами. Видимо, нет их в 'великом и могучем'. За ненадобностью нет! Не творилось такого на Руси, вот и не создали таких слов. Подлость, гнусность, предательство, изуверство - все это не то! Это бледные подобия. Короче говоря, отвел душу, пар сбросил и тут же приказал со всех, кто хотя бы прикасался к этим материалам, взять подписку о неразглашении. И это был не всплеск бюрократической истерии. Это было единственное возможное решение. Ибо, если эти материалы, хоть в какой форме дойдут до населения - то начнется всероссийский погром. Причем в таком масштабе, что все эти придуманные ужасы 'Холокоста' покажутся детской шалостью.

А Черфаса, после того как он проблевался, пришлось связать. Тот уже вытащил из кобуры свой наградной маузер и собирался лично понаделать вентиляционных дырок в таком количестве голов, на которые у него патронов хватит. Уже связанный и уколотый какой-то дрянью, он плакал и кричал, что если ему не дадут своими руками убить ЭТИХ, то он жить не сможет. Что мы не понимаем, как ему больно и стыдно, что он родился евреем. И как ему после этого людям в глаза смотреть?!

Сейчас с ним говорить было бестолку. А потом придется. И разговор будет очень непростым.

А пока предстоял еще более трудный разговор с наркомом обороны товарищем Фрунзе. Пока по телефону. Собственно, от этого разговора сейчас зависело многое, если не все. Связь, подключенная к генератору ВЧ, была уже налажена. И время тянуть смысла не было. Новиков выпроводил из кабинета всех. Остался только замполит Ковалев. Новиков посмотрел на него, встретил ответный спокойный и уверенный взгляд и молча кивнул, соглашаясь с его присутствием. Наконец, поднял тяжелую трубку телефона. Прокашлялся, прочищая ставшее сухим горло, и излишне резко нажал кнопку вызова. Тихий шелест ВЧ защиты. Несколько длинных гудков. И чуть хриплый голос произнес: 'Фрунзе слушает'.

-Товарищ Народный комиссар обороны, докладывает командир первой отдельной особой танковой дивизии, полковник Новиков.

Через полчаса разговора с наркомом Новиков вполне мог представить, что чувствует безжалостно выжатый лимон. И ведь это только начало. Предстоял не менее сложный, а скорее всего более тяжелый разговор с Зиньковским. И единственное, что сейчас мог себе позволить полковник, это стакан крепкого чая с пресловутым лимоном. А хотелось совсем другого. Но чай ему до конца допить не дали. Писк зуммера ВЧ застал его как раз во время глотка, и горячий напиток попал совсем не по назначению. С трудом откашлявшись, поперхнувшийся чаем Новиков схватил трубку.