Союз нерушимый (СИ) - Каштанов Михаил - Страница 27

К такому, примерно, выводу и пришли Новиков и Роммель. Что и отметили распитием бутылочки отличного армянского коньяка. Вот это напиток!

Новиков в последнее время все чаще ловил себя на том, что он стал воспринимать этот мир, и эту жизнь, как единственную реальность. Что проблемы будущего отодвинулись куда-то на второй план. И это ему чертовски не нравилось. Нет, он, конечно, прекрасно понимал, что человек такое существо, что не может гореть вечно. Что все человеческое ему не чуждо. Но... Но нельзя позволить себе забыть за ежедневными делами, ради чего все это делается. Нельзя потерять цель. Иначе все бессмысленно. Иначе получается, что свои знания и навыки, свои, невероятные для большинства людей, возможности он использует не на благо страны, а для себя лично. И после такого самоедства тут же возникал вопрос: 'А что ты еще не сделал? Мимо чего прошел?'. И по всему выходило, что не почивать на лаврах надо, а задавать самому себе трепку и порку. Ведь как не старался, а все же скатился к решению чисто военно-технических вопросов. Да, они важны! Очень важны. Но не они определяют будущее страны и её народа. Это только способ избежать ненужных жертв. А как добиться главного? Как и что надо сделать, чтобы ни 'оттепель', ни 'застой', ни тем более 'перестройка' не могли возникнуть в принципе? Сослаться на то, что ты невесть какая шишка и не можешь повлиять на всю страну? Оставить все эти заботы товарищу Сталину? Или все же бороться за страну и её будущее здесь и сейчас? Бороться против того, что привело Россию к позору и геноциду её народа? Бороться против тех, кто этому всячески способствовал, кому не Россия и её народ были важны, а только их личная власть и благополучие? Как бороться? Да давить их везде, где только встретишь! Не проходить мимо, брезгливо прикрывая глаза, а уничтожать эту падаль! И не только физически - это для них не так страшно, а делая их посмешищем, выбивать у них из рук их оружие - страх, страх перед безликостью государственной машины, и обращать его против них самих.

А поводов для таких действий было предостаточно. Ну, видимо, так уж сложилось, что Саратовская область стала этаким 'заповедником гоблинов'. Какие люди здесь занимали руководящие посты! Хотя зачем обижать род людской? Не люди - гоблины, тролли, вурдалаки. Это точнее и честнее. Одни фамилии чего стоили! Штейнгарт, Фрешер, Леплевский, Пиляр, Сорензон. Последний, правда, более известен как Агранов Яков Саулович. И ведь это только верхушка! Высшее руководство области. А за каждым таким сорензоном тянется целый шлейф родственников, прихлебателей и подельников. И все они не просто тихо сидят по норкам. Нет! Они невероятно активно норовят урвать себе от этой жизни всего и побольше. Вот только это все, почему-то, больше из области материальных благ и власти. Власть... Для этих тварей - это наркотик. Это приобщение к рангу неприкасаемых. Это возможность сладко есть самому, и отнять последний кусок у другого. И при этом - говорить, говорить, говорить! И лизать, лизать, лизать! И воровать, воровать, воровать. Ведь издавна известно: 'От трудов праведных, не наживешь палат каменных'. Это именно о них. Жить в таком окружении и не вляпаться в это дерьмо - просто невозможно. И что с того, что ты служишь в армии?! А твоя жена? Дети? Друзья и знакомые? Те, кто честно живет и трудится на благо своего народа?

Новиков взял за правило для себя и приучил к этому своих подчиненных - 'своих в обиду не даём'! Еще после того давнего случая с визитом Уборевича, который закончился большой зачисткой в Приволжском военном округе, Новикова побивались. И он старался использовать этот страх на всю катушку. Но время стирает память. Да и новое начальство, прибывшее из Москвы, чувствовало себя, со всеми своими 'связями', в полной безопасности и недосягаемости. И в результате ...

Новикова пришли арестовывать. Нагло. Полностью наплевав на закон, по которому любые действия против командира воинской части могли быть проведены только с письменного согласия его непосредственного начальника. А начальником Новикова являлся непосредственно командующий бронетанковых войск Слащев-Крымский. И вот его подписи на постановлении Новиков и не увидел. Да будь там хоть десять таких подписей! 'А вот хрен вам, а не малина'! Ну, а в такой ситуации, уже и сам Бог велел не зевать.

Арестовать его пытались, понятное дело, не в расположении дивизии, (Кто б их еще туда пустил!), а в оперном театре.

Посещение театра, особенно когда давалась премьера, давно уже стало признаком хорошего тона. И хотя самому Новикову на все эти 'вторичные признаки' было глубоко наплевать, но вот Таня в театр была влюблена. Ну а раз есть возможность, то почему бы жену не побаловать? Вот и в этот субботний вечер семейство Новиковых присутствовало на премьере в театре оперы и балета имени Чернышевского. Сына оставили у Татьяниных родителей. Рановато ему было в театры ходить, да и просто хотелось побыть вдвоем. Побыли, называется...

Может быть, у ГБистов что-нибудь и получилось бы, если бы вошли они в ложу быстро и неожиданно и сразу бы попытались его оглушить, но Новиков уже был настороже. Заметил непонятное шевеление в зале и в ложе напротив. Как раз там, где, как он помнил, сидели знакомые ему командиры, в том числе начальники артиллерийского и танкового училищ. Так что, когда дверь открылась, и в ложу ввалились ребята из ГБ, он был внутренне готов. Молча встал и, сделав жене успокаивающий знак, мол - 'Все в порядке. Дела службы', быстро вышел в коридор. Тут ему и предъявили эту филькину грамоту. А на вполне невинный вопрос - 'Товарищи, вы понимаете, что это незаконно?', вместо ответа чуть не получил стволом в зубы.

'Понятненько. Значит, никакая это не ошибка. Ну, да и я, не Христос. Щеку подставлять не буду, ни правую, ни левую'.

Всю прибывшую бригаду Новиков спеленал в считанные секунды. Теперь все решало время.

Вошел в ложу. Наклонился к Татьяне. Тихо и спокойно, как будто ничего не происходит, сказал: 'Танюшка. Быстро, но не торопясь, выходи из театра и садись в машину. Ничему не удивляйся и виду не подавай. Если кто чего будет спрашивать - отвечай, что тебе стало плохо и срочно нужно на свежий воздух. Пальто не бери. И никаких вопросов. Так надо, любимая'. А Таня молодец - никаких истерик и заламываний рук. Только огромные серые глаза стали еще больше. Встала, скользнула губами по его щеке и вышла из ложи. На её место Новиков быстро перетащил бесчувственные тела. Придирчиво осмотрел дело своих рук. Хорошо он их приложил. От души! И главное, куда надо приложил. Раньше чем через час в чувство не придут. Вот и хорошо. Вот и ладушки. А командира этой 'бригады' надо взять с собой. Пригодится.

Довести 'перебравшего' лейтенанта до туалета, дело минуты. Полукруглое окно сопротивлялось его усилиям примерно столько же. Ну, а тихий и темный сквер возле театра, это вообще, 'мечта поэта'. Теперь, рывок до машины. Верный 'Хорьх', подарок Фрунзе, стоял чуть в стороне от театра, ближе к скверу и дороге. Новиков всегда оставлял его там. Бывали случаи, когда по делам службы приходилось срочно уезжать, а стоящие у театра машины и извозчики, здорово мешались. Теперь это значительно упрощало задачу.

Тело лейтенанта удобно разместилось на заднем сиденье. Щелкнула ручка электростартера, мотор завелся с пол-оборота и тихо и мощно заурчал. Еще бы ему не урчать, если везде, где можно, стоят резиновые подушки, поглощающие шум и вибрацию. Фары Новиков не включал. Ему без надобности, да и Татьянины глаза от вида тела на заднем сиденье замерцали так, что светили ничуть не хуже прожекторов. Но ведь молчала! И вопросов не задавала. Только губу закусила. 'Ах, Танюшка. Солнышко мое сероглазое. Если бы ты знала, какая ты у меня умница и как мне помогаешь'! Но, лирику побоку, не время. А сколько же его, времени, прошло? Всего пять минут?! Это хорошо. Нет! Это просто здорово! Теперь тихонечко трогаемся и, стараясь не привлекать внимания, сматываемся.