Попытка контакта (СИ) - Переяславцев Алексей - Страница 77

Одним из этой парочки был простой флотский лейтенант - не хуже и не лучше прочих. Правда, на груди у него красовался георгиевский крестик, но таковых офицеров было не так мало в Севастополе. Наверное, по этой причине писарь не знал его в лицо.

Второй была молодая девица, одетая по-господски, то есть в хорошего качества плаще, при шляпке и легких туфельках. Тут ошибиться было нельзя: об этом плаще с желтой лентой знали решительно все, а равно о его владелице. Женщина-врач Марья Захаровна, которой выказал уважение сам Пирогов, была некоторым родом знаменитостью.

Флотский писарь не забыл уставов. Он подскочил со стула, вытянулся во фрунт и выдал приветствие по всем правилам:

- Здравия желаю, ваше благородие!

- Здравствуй, братец, - лейтенант, по справедливости сказать, никакой фанаберии не проявлял, а Марья Захаровна так и вовсе приветливо кивнула, - мы по поручению адмирала Нахимова. Вольно. Меня зовут Владимир Николаевич Семаков. Так вот, ты здесь на писарской должности, дело нужное, не спорю. А не хочешь ли снова на унтерскую службу?

- Осмелюсь доложить, унтер из меня плоховат выйдет. Извольте глянуть, - и в воздух поднялась культя левой руки закутанная в рукав мундира.

Флотский лейтенант был все так же спокоен:

- Так левая рука и не понадобится, а нужны будут храбрость, да глаза, да еще правая рука - записывать. Однако на эту позицию имею разрешение от адмирала лишь охотника нарядить.

Лейтенант вдруг доброжелательно улыбнулся:

- Знаю я, что ты за денежку малую пишешь всякую бумажку.

Такой оборот беседы сразу и сильно не понравился писарю. Но флотский офицер продолжил уж совершенно неожиданно:

- Мы хотим с согласия адмирала поставить тебя на флотское малость рисковое дело с окладом два рубля. Два! Если согласишься.

- Да в толк я, ваше благородие, не возьму: в чем-ат задача?

Разумеется, хитрый ход бывшего унтера, неявно спрашивавшего о роде опасности, был расколот.

- А задача, братец, вот какая. Сейчас тут неподалеку копают землянку, это будет убежище, крышей у него бревна пятивершковые, три слоя. В той землянке тебе сидеть, а сверху на эти бревна полетит граната - чушка такая литая, весом полтора пуда. Почти то же, что бомба, только эта граната пустая, без пороха. Взрываться, сам понимаешь, нечему. Пробить бревенчатый щит она не сможет. Тебе ж только ждать, пока ударится о крышу и, коль не побоишься, глядеть сквозь дырочку, как она падает. А если заметишь в гранате что необычное, то записать, что оно.

- Что ж в падающем железе может быть такого, на что глядеть надобно?

- А вот этого не скажем. Ты сам должен заметить. Сразу скажу: увидеть трудно. Ну да у тебя глаза вроде как на месте.

Тут в беседу вмешалась молодая барыня:

- А я, если нужно, могу помочь по докторской части.

Но Синяков все еще был в колебаниях:

- А ну как пробьет ту крышу насквозь?

- Так мы сначала все вместе поглядим, как оно: сбросим на землянку, сами с тобой в сторонке постоим. Но по моим прикидкам должны эти бревна устоять.

- И сколько ж гранат кидать понадобится?

- Вот этого, братец, никто не знает. Будем изучать, может ли сия граната взорваться или нет. Нам-то надо, чтоб взрывалась в бою по-взаправдашнему, а при испытаниях - понарошку. Повезет - так за два дня получим, чего надобно, а может, и целый месяц возюкаться придется... Так как, берешься?

- А если спрошу примерно: отчего ж это отставной унтер без руки вам наибольше подошел?

Вопрос ожидался. Семаков очень не желал хоть как-то раскрывать само существование негаторов и потом ответ подготовил весьма тщательно:

- Вот потому, что без руки, тебя и выбрали. Какой же начальник в преддверии боев - а они будут, уж будь уверен - отдаст нам такого унтера, чтоб и руки-ноги целы, и голова работала, да чтоб грамотен был? А? Ну а так и тебе польза денежная, и нам тоже - если запишешь все, что видел.

Унтер перекрестился:

- По рукам, ваше благородие! Иду охотником.

Лейтенант коротко улыбнулся:

- С богом, братец! Как землянка будет готова, за тобой зайдут. С того момента - новая служба с новым жалованьем.

Уже на улице Мариэла спросила:

- Владимир Николаевич, зачем вы сказали, что этому унтеру надо будет глядеть на падающую гранату?

Лейтенант ответил совсем не сразу.

- Видите ли, Мариэла Захаровна, насмотрелся я на нижних чинов. Этот унтер - он же обязательно стал бы подглядывать сквозь щели в потолке: а что за граната такая, да как она падает... Так пусть же глядит с пользой. И еще: когда матрос или унтер делает что-то с пониманием - получается куда лучше, чем если просто приказать...

Пауза. Мариэла успела подумать, что лейтенант хочет что-то сказать - или не хочет? А залезть к нему в голову не решилась уже она сама: кодекс магов разума запрещал подобное - разве что в лечебных целях или для самозащиты.

Наконец, Семаков решился, но выдал нечто совершенно загадочное.

- Я хоть и дворянин, но однодворец, Мариэла Захаровна, - промолвил он таким тоном, как будто это все объясняло.

По лицу женщины сразу стало видно, что она ничего не поняла. Однако тут же госпожа магистр дала знать, чего именно не поняла:

- Владимир Николаевич, не забудьте: я плохо представляю себе, что такое дворянин, а уж об однодворцах и вовсе без понятия. Единственно, в чем уверена: у нас по этой части ситуация отличается от вашей.

Последовало объяснение: что такое дворяне, и какие такие бывают однодворцы. Слушательница реагировала словами:

- Нет, у нас все не так. Если хотите, я потом расскажу, но вы продолжайте...

Лейтенант проявил наивысшую лекторскую добросовестность. Закончил он так:

- ...и вот поэтому я не могу смотреть на всех нижних чинов, как на приложение к рангоуту или там орудиям. Слова не скажу: бывают среди них тупые, как нок рея. Но ведь и наоборот случается! Вот такие, как этот унтер - а ведь ему даже и с двумя целыми руками карьера никак не светила бы. Теперь понимаете?

Мариэла кивнула. Она поняла.

Сарат получил сообщение от жены, в котором она с наивысшей ласковостью просила прибыть к ней. Разумеется, он не пренебрег вызовом.

Как водится, семейные ценности пошли приоритетом номер один. Дети и внуки были обласканы. Ужин, как и ожидалось, был столь же вкусен, сколь и изыскан. А потом настало время для серьезного разговора.