Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 38

— А, кто к нам пришел! — обрадовался Зимобор. — Соскучилась? Давай садись, ребята тут байки рассказывают, посмеемся.

— Сюда садись, тут тепло и мягко! — Коньша с готовностью похлопал себя по колену.

На четверть хазарин, смуглый, с большими темными глазами и необычным лицом, Коньша был не так чтобы красив, но девушкам нравился. Однако пленница только фыркнула:

— Очень надо! Вас и слушать незачем, только поглядеть — уже обхохочешься! На полушку вы мне не нужны! Мне выйти надо...

Она стыдливо отвела глаза. По ней видно было, что она привыкла быть на виду и ничего не бояться. Даже сейчас, находясь в одиночестве среди сотни чужих мужиков, она не верила, что с ней случится что-то нехорошее.

Зимобор хмыкнул:

— Рано мы обрадовались, братья и дружина! Ну, Коньша, сам вызвался, так ступай проводи! Да смотри, руки-то не распускай. А то еще товар попортишь.

Девушка удалилась в сопровождении Коньши и множества ухмылок. Вскоре они вернулись, девушка скользнула за занавеску, Коньша заспорил с Гремятой, который успел устроиться на его месте.

Кто-то уже ложился спать, а те, кого согнали с лежачих мест, сидели на чурбачках и бревнышках (места на лавках всем не хватало) и то рассказывали всякие байки, то просто болтали.

Занавеска опять дернулась. Девушка по имени Никак выглянула и обвел а взглядом головы и лица, смутно видные при свете двух лучин.

— Ты еще не спишь! — Зимобор подавил зевок. — А я уже почти... Хорошо тебе, девица, такая лежанка здоровая, да в тепле, да тебе одной! Пустила бы меня хоть под бочок!

Кмети засмеялись.

— Не пущу! — отрезала девушка. — Лучше дайте выйти.

— Иди. Коньша!

— Их десяток в дозор пошел! — доложил Кудряш.

— Тогда ты пойди проводи.

Кудряш проводил девушку до отхожего места, потом вернул в избу. Кмети постепенно засыпали, только дозорные расхаживали по двору.

В третий раз занавеска шевельнулась, когда все в избе уже спали и не видели этого. Двое или трое привстали, когда девушка, приподняв подол, осторожно пробиралась между спящими к дверям. Жиляте она наступила-таки в темноте на плечо, и он схватил ее за ногу. Девушка вскрикнула.

— Это ты! Куда тебя леший несет? — осведомился Жилята. — Чего не спишь, колобродишь, как мара!

— Поругайся — самого еще мара задавит! Пусти! Мне выйти надо!

— Да уж три раза ходила! Что у тебя, днище выпало?

— Кормите всякой дрянью — не то еще будет! Вообще помру, тогда узнаете!

— Такие вредные не помирают, их и смерть брать не хочет!

— Пусти! А то не вытерплю...

Жилята кое-как поднялся и, пробравшись между лежащими, выглянул из сеней наружу.

— Ерш! Ты, что ли? — окликнул он темную фигуру в полушубке и шлеме, с копьем и щитом, стоявшую у ворот.

— Я, — ответила фигура, и по голосу он узнал Ерша.

— Ты там один?

— Щас! Мне одному такое счастье! Вон Желанич с Горбатым возле бани греются... Или спят уже.

— Кликни, пусть девку до нужника проводят.

— А вон мы Коньшу кликнем, он ее уже водил. Дорогу знает.

Жилята выпихнул девушку из сеней и вернулся на свое нагретое место, по пути подкинув в устье глиняной печки еще пару полешков. Он уже засыпал, когда беспокойная пленница вернулась.

— Ну иди, а то потом опять полезешь, разбудишь! — проворчал недовольный кметь. — Чего встала? Где ты там?

— Чего вы колобродите? — шепнул со своего места Судимир.

— Да вон девка опять...

— Живот у меня схватило от вашей каши! — злобно шепнула пленница. — Уроды вонючие! Посижу здесь, может, опять скоро пойду! Отстань. Лежишь, ну и спи!

Сквозь сон Жилята слышал, как через некоторое время дверь заскрипела опять. Со двора послышались голоса, то ли Коньши, то ли Хвоща.

И он успел совсем заснуть, когда дверь открылась, внутрь прошел Коньша, и, обмерзшими сапогами ступая между спящими, пробрался в угол к занавеске.

— Голубь мой полуночный, ты чего тут летаешь? — с полатей высунулся заспанный Зимобор. — Чего ты там забыл, оставь девку в покое!

— Так девка здесь? — Коньша обернулся, придерживая край дырявой занавески с вышитым понизу широким оберегающим узором.

— А где ей быть?

— Да она опять в нужник пошла, а вернулась или нет, что-то я не понял...

Коньша наклонился к лежанке, пытаясь в темноте рассмотреть, лежит там кто-нибудь или нет. Зимобор слез с полатей. Жилята, опять проснувшись, сунул в печку лучину и вытащил обратно с маленьким огонечком на конце.

Коньша, наклонившись, пощупал смятое одеяло. Всяких тряпок там валялось достаточно, но ничего похожего на упругое и теплое девичье тело не обнаруживалось — любимец девушек никак не мог ошибиться в этом деле.

— Нету. — Коньша разогнулся, и Жилятина лучина осветила его озадаченное лицо с тонкими черными усиками.

— Как это — нету, вяз червленый тебе в ухо? — не понял Зимобор. — Куда делась?

— Да на двор пошла...

— В пятый раз! — добавил Жилята.

— Вы ее провожали?

— Она сама вышла, а я ее провел до чулана, она туда, я только отошел Хвощу сказать кое-что и сразу вернулся, точно! Она все не выходит. Я Хвоща спрашиваю: не шла она обратно? Он головой мотает. Я ее зову — не отвечает. Заглянул — нету.

— Так...

— Так Ерш с Горбатым от ворот не отходили! Стоят, как два столба, не спят причем, я проверял! Не могла же она со двора уйти, так что здесь где-то!

— Так что же она, дура — на дворе мерзнуть? Там что, метет? — Зимобор глянул на рукава и плечи Коньшиного полушубка, сплошь покрытого капельками от растаявшего в тепле снега.

— Не, это Лось, урод, на меня с крыши бани снег смел! Я и думал, она вернулась, а мы не видели как.

— Выходит, она не вернулась, дери твою кобылу! — сделал вывод Жилята, — Ну, чего стоишь, как... лист перед травой! Вали во двор, зови ваших, ищите! Ваше время, вы не уследили!

Коньша коротко выругался и рванул во двор, прыгая между спящими и иногда на кого-то наступая. Зимобор, озабоченно хмурясь, пригладил волосы и потянул с полатей свой полушубок, которым укрывался.

— Лучину дай — сапоги не вижу! — попросил он Жиляту. — И сам одевайся. Чует мое сердце — не найдем. Ушла. Она же местная, все дыры знает.

— Так если в город ушла...