Кабинет диковин - Чайлд Линкольн - Страница 73

Человек спустился по лестнице и ощупью нашел старинный выключатель. Ряд вспыхнувших электрических ламп вырвал из темноты длинный каменный тоннель с выступившими на потолке каплями влаги. Человек повесил пальто на бронзовый крюк, положил котелок на шляпную полку и опустил трость в подставку для зонтов. После этого он, громко стуча по камням пола, двинулся по коридору к железной двери с прямоугольной прорезью на уровне лица.

Прорезь была закрыта.

Немного выждав, человек достал из кармана ключ, открыл замок и толчком распахнул металлическую дверь.

Камеру залил яркий свет, открыв взору забрызганный кровью пол и лежащие в беспорядке цепи со скобами. Цепи, так же как и одна из стен, тоже были залиты кровью.

В камере, естественно, никого не было. Он обвел помещение взглядом и улыбнулся. Все было готово для приема очередного гостя.

Человек закрыл дверь, повернул ключ в замке и прошел через холл в обширное подземное помещение. Там он включил яркие лампы и подошел к хирургической каталке из нержавеющей стали. На каталке лежали старинный кожаный саквояж и два переплетенных в ярко-красный пластик журнала. Человек поднял верхний журнал, открыл его и с живым интересом принялся просматривать первые страницы. Судьба, как всегда, оказалась горазда на выходки. По всем законам эти журналы должны были давным-давно сгинуть в огне. Попав в нехорошие руки, они могли причинить ему немалые неприятности. И причинили бы, если бы он случайно не оказался в нужном месте в нужное время. Но теперь они вернулись к тому, кому должны принадлежать по праву.

Человек вернул журнал на место и неторопливо открыл саквояж медика.

Внутри его на дымящемся слое сухого льда лежал цилиндрический контейнер из прочного серого пластика. Человек натянул на руки перчатки из латекса, осторожно извлек контейнер из саквояжа и, поставив его на каталку, отвинтил крышку. Затем он запустил руку в контейнер и с неимоверной осторожностью вытащил из него какой-то удлиненный предмет. Если бы не пятна крови и частицы оставшейся на нем мягкой ткани, этот предмет можно было бы принять за толстый канат с отходящими в разные стороны многочисленными крошечными отростками. Человек едва заметно улыбнулся, а его светлые глаза радостно сверкнули. Еще раз внимательно осмотрев странный предмет, он отнес его к находящейся рядом раковине и промыл дистиллированной водой из стерильной бутыли. Как только странная масса очистилась от мелких осколков костей и другого мусора, он поместил ее в резервуар миксера, закрыл крышку и нажал на кнопку пуска. Мотор машины громко взвыл, и помещенный в резервуар предмет превратился в тестообразную массу.

Через определенные промежутки времени, каждый раз сверяясь с записями в блокноте, человек четко отработанными движениями загружал в миксер какие-то химикаты. Тестообразная масса светлела, становясь все более жидкой и прозрачной. Затем экспериментатор выключил свой супермиксер, перелил практически жидкий материал в длинную трубу из нержавеющей стали, поместил трубу в находящуюся здесь же центрифугу, плотно закрыл крышку и повернул тумблер. Раздалось гудение.

На работу центрифуги уходило двадцать минут и тридцать секунд. Это была лишь первая стадия длительного процесса. При работе следовало соблюдать абсолютную точность. Малейшая ошибка на любом этапе в дальнейшем только усиливалась, и полученное вещество становилось совершенно бесполезным. Но после того как он решил получать исходный материал здесь, в лаборатории, а не в городе, весь процесс будет протекать в более благоприятных условиях.

Экспериментатор возвратился к раковине, в которой лежало тщательно свернутое полотенце. Он приподнял край ткани, полотенце развернулось, и в раковину выпало с полдюжины окровавленных скальпелей. Человек начал их мыть. Мыть медленно и любовно. Это был старинный инструмент. Тяжелый и прекрасно сбалансированный. Конечно, этот антиквариат был не так удобен в работе, как новомодные японские скальпели со сменяемыми лезвиями, но зато он хорошо лежал в руке. Даже в век супермиксеров и аппаратов, анализирующих ДНК, для старинных инструментов тоже находится место.

Поместив скальпели в автоклав для сушки и стерилизации, человек снял перчатки, тщательно вымыл руки и столь же тщательно вытер их льняным полотенцем. После этого он взглянул на центрифугу и, убедившись, что процесс идет нормально, подошел к небольшому шкафу. Открыл его, достал листок бумаги и положил листок на каталку рядом с саквояжем. На листке каллиграфическим почерком были начертаны пять имен:

Последнее имя было уже вычеркнуто. Человек извлек из кармана сверкающее лаком вечное перо, отвинтил колпачок и провел тонкую ровную линию по четвертому имени, завершив ее изящным завитком.

Глава 8

Смитбек неторопливо завтракал в своем излюбленном кафе неподалеку от дома. Он знал, что музей распахивает двери лишь в десять часов утра. Журналист еще раз просмотрел фотокопии статей из старых номеров «Таймс». Чем больше он их читал, тем сильнее в нем росло убеждение, что все эти убийства были работой Ленга. Даже география говорила об этом. Большая часть убийств случилась в районе Нижнего Ист-Сайда.

В девять тридцать он потребовал счет и, наслаждаясь бодрящим осенним воздухом, направился пешком в музей. Смитбек даже не заметил, когда начал насвистывать. Журналист оставался оптимистом, несмотря на то что ему еще предстояло уладить свои отношения с Норой. Если он доставит ей желанную информацию на серебряном блюде, то это будет прекрасным шагом к примирению. Не может же она злиться на него вечно. Ведь у них так много общего. Им уже доводилось пережить хорошие и плохие времена. Если бы у нее был не такой бешеный нрав...

Для радости у него была еще одна причина. Да, конечно, время от времени чутье его подводит. Так, например, случилось с этим дурацким визитом к Фэрхейвену. Но в большинстве случаев его журналистский нюх действует безотказно. Работа над статьей о Ленге начинается как нельзя лучше. Теперь ему остается откопать несколько самородков, связанных с его личной жизнью, и, если повезет, разжиться фотографией. Самое главное, у него есть идея, как этот материал раздобыть.

Он чуть прищурил глаза от яркого солнца и глубоко вдохнул осенний воздух.

Несколько лет назад, когда он писал статью о выставке, посвященной разного рода предрассудкам, ему удалось отлично познакомиться с музеем. Смитбек узнал все закоулки, научился находить самые короткие пути. Знал, какие экспонаты стояли в потаенных уголках, и познакомился с множеством архивов. И если где-то в стенах музея скрыта информация о Ленге, он до нее обязательно доберется.

Когда распахнулись огромные двери музея, Смитбек сразу же постарался затеряться в толпе ранних посетителей. Светиться ему было совершенно не с руки. Он отдал сумму, которую предлагали добровольно внести всем визитерам, приколол полученный значок и прошел через Ротонду, глазея с открытым от восторга ртом на громадные скелеты. Ему казалось, что таким образом он лучше сойдет за провинциального туриста.

Вскоре журналист откололся от толпы и продолжил путь самостоятельно. Один из самых малоизвестных, но очень полезных для него архивов находился на первом этаже. В просторечии он именовался «Старые записи», и в нем находилось огромное число шкафов с разного рода личными делами, начиная с основания музея и кончая примерно 1986 годом, когда все сведения о персонале были компьютеризированы. После этого вся кадровая работа велась в новых, сверкающих стеклом и хромом офисах на четвертом этаже. Он до сих пор помнил «Старые записи» с их запахом нафталина и тронутой плесенью бумагой, с бесконечными рядами шкафов с личными делами давно ушедших в иной мир постоянных и ассоциированных сотрудников музея, гостей-ученых и спонсоров. «Старые записи» хранили еще не утратившие значение материалы (некоторые из них – весьма деликатного свойства) и в силу этого обстоятельства пребывали под замком и постоянно охранялись. Прошлый раз он посещал архив по делу и имел официальное письменное разрешение. Теперь ему предстоит искать новые подходы. Охранники могут его узнать, однако по прошествии стольких лет это маловероятно.