Габриель Конрой - Гарт Фрэнсис Брет - Страница 37

В той мере, в какой это дозволяла испанская учтивость, за донной Марией было установлено в городке некоторое негласное наблюдение. Люди, настроенные более консервативно, намекали, что даме, занимающей столь видное положение в обществе, вдове дона Сепульвида, надлежит иметь при себе дуэнью, хотя многие мужья, ссылаясь на собственный грустный опыт, свидетельствовали о несовершенстве этой меры защиты. Сама же прелестная вдова, когда ее духовник вполне серьезно затронул этот вопрос в беседе с нею, покачала головой и рассмеялась. «Муж в доме — вот самая верная дуэнья», — лукаво возразила она, на чем разговор и кончился.

Пожалуй, оно и к лучшему, что сплетники в Сан-Антонио ничего не знали о том, как близко надвинулась страшившая их гроза и под каким ударом находились интересы городка в день 3 июня 1854 года.

Утро выдалось ослепительно ясное, такое ясное, что казалось, будто острые вершины хребта Сан-Бруно за ночь перекочевали в долину Сан-Антонио, столь ясное, что можно было подумать, будто линия горизонта, ограничивающая океанский простор, отодвинулась вдаль и обнимает теперь не менее половины земного шара. Утро выдалось прохладное, крепкое, как гранит, и сверкающее, как слюда на солнце; оно дышало животной силой и настоятельно требовало от каждого физической активности Не находясь в движении, нельзя было ни ощутить его прелести, ни восхититься ею. Что ж удивительного в том, что донна Мария Сепульвида, возвращавшаяся в сопровождении вакеро после поездки к своему дворецкому и мажордому, вдруг бросила повод на шею гнедой кобылке Тите и помчалась неистовым галопом вниз по склону, прямо к белой прибрежной полосе, которая, изгибаясь, тянулась на целую лигу от самой стены, ограждавшей сад миссии, и вплоть до Соснового мыса. Кончо, престарелый вакеро , после тщетной попытки поспеть за огневой лошадкой и не менее огневой фантазией хозяйки, пожал плечами, перешел снова на рысь и вскоре затерялся между песчаными дюнами. Опьяненная скачкой и животворным воздухом, с выбившимися из-под бархатной шапочки каштановыми кудрями, выставляя всему миру напоказ хорошенькую ножку (а порою, смею утверждать, и стройную щиколотку) из-под развевающейся серой амазонки, обрызганной здесь и там хлопьями лошадиной пены, донна Мария достигла наконец Соснового мыса, крайней оконечности уходящего в море полуострова.

Но когда очаровательной миссис Сепульвида оставалось уже не более ста футов до мыса, который она намеревалась обогнуть, она увидела, к немалой своей досаде, что начался прилив и что с каждой новой волной сверкающая водная пелена вползает все выше к подножию сосен. Она была раздосадована еще более, когда увидела, что с другой стороны мыса, натянув, как и она, поводья своей лошади, за ней наблюдает щегольски одетый всадник, наблюдает с явным любопытством и, как ей показалось, не без некоторого лукавства. Повернуть назад, но незнакомец поскачет вслед, и тогда ей не миновать скептического, хоть и почтительного взгляда Кончо. Лучше ехать вперед, вода не глубока, она пустит Титу легким галопом и быстро минует незнакомца, который, конечно, не посмеет повернуть коня, чтобы следовать за пей. Все это донна Мария решила по-женски стремительно и, сохраняя спокойствие как внешнее, так и внутреннее, ринулась в волны прибоя.

О, силлогизм, построенный женщиной! О, безукоризненные выводы из нервных посылок! Первый бросок Титы был великолепен, она проскакала добрую половину пути крутом мыса. После второго броска лошадь отчаянно забарахталась в воде, ушла в песок по колени, потом по брюхо. Под нею был зыбучий песок!

— Опустите поводья! Не пытайтесь поднять лошадь! Схватитесь за концы реаты ! Бросайтесь навстречу волне, пусть она отнесет вас в море!

Машинально подчиняясь, донна Мария распустила волосяную веревку, привязанную к луке седла. Потом взглянула туда, откуда доносился голос, но увидела только лошадь без всадника, медленно бредущую вдоль мыса.

— Ну! Смелее!

Голос теперь шел с моря; испуганной донне Марии почудилось, что кто-то плывет ей навстречу. Более не колеблясь, она кинулась навстречу набежавшей волне, проплыла несколько ярдов, потом снова очутилась на неверном песке.

— Не двигайтесь, держитесь крепче за реату!

Новая волна понесла было ее снова к берегу, но она уже знала, как действовать; цепляясь за уходивший из-под рук песок, она держалась, затаив дыхание, пока вернувшаяся волна не отбросила ее еще на несколько ярдов в море. Теперь, когда песок стал тверже, она смело пустилась вплавь; потом кто-то ухватил ее за руку, помог добраться до линии прибоя, помог выйти на берег; чувствуя себя как во сне, она успела заметить, что волосы ее рассыпались по плечам, что ее сапоги для верховой езды остались в зыбучем песке, что ее спасителем был совсем незнакомый ей молодой человек — потом она потеряла сознание. Когда донна Мария открыла свои карие глаза, она лежала на прибрежном склоне, на сухом песке, а молодой человек стоял внизу на отмели, держа в поводу обеих лошадей, свою и Титу.

— По счастью, ваша лошадь цела и невредима. Без вас и с помощью прилива она высвободила ноги, а потом запуталась в реате : тут-то мы с Чарли и выволокли ее на берег. Если не ошибаюсь, я имею честь беседовать с миссис Сепульвида?

Удивленная донна Мария кивнула утвердительно.

— А это, как я понимаю, ваш слуга; он ищет вас, — продолжал незнакомец, указывая на Кончо, который не спеша трусил среди дюн, направляясь к мысу. — Позвольте, я помогу вам сесть в седло. Вашему слуге, да и всем прочим, ни к чему знать, что вы попали в такую опасную переделку.

Все еще растерянная, донна Мария позволила незнакомцу усадить себя в седло, хоть ножки ее и были самым скандальным образом необуты. Потом она вспомнила, что не поблагодарила своего спасителя, и приступила к делу в таком замешательстве, что прервавший ее смех незнакомца был поистине облегчением.

— Вы отблагодарите меня всего лучше, если пуститесь сейчас вскачь по этим пропеченным солнцем горячим дюнам и тем спасетесь от простуды. А меня зовут Пуанзет; я был связан по юридическим делам с вашим покойным мужем и сейчас прибыл тоже по делу, по которому мне придется встретиться с вами. Хочу надеяться, что новая встреча окажется для вас менее неприятной, нежели сегодняшняя. Имею честь кланяться!