Маг и его кошка - Лис Алина - Страница 37

И даже понимание, что это «навсегда» продлится совсем недолго, не утешало.

Еще были слезы. Беспомощная бабская истерика, с подвыванием, всхлипыванием, тонким повизгиванием. Маг стоял рядом и чуть морщился, когда крики Уго становились слишком громкими.

Никто не пришел на шум. Здесь, в полной выпуклых теней темноте, не было живых людей. Только беловолосый выродок — хозяин этого места. И он не был человеком.

Уго упал на каменный пол, мечтая умереть и понимая, что это случится не раньше, чем того захочет его мучитель. Слезы продолжали течь и течь, сорванное горло хрипло скулило, и все это слышалось как будто со стороны. Так, словно Уго не имел к этому отношения.

Он едва почувствовал удар. Магу пришлось еще пару раз пнуть его, чтобы привлечь внимание.

— Где находится штаб-квартира Ордена?

— Не знаю, — прохрипел Уго, проклиная свою гордость. Разве теперь палач поверит, что он, Уго, знает не больше, чем пара трусливых слюнтяев?

— В следующий раз будет глаз, — равнодушно сказал маг. — Так что лучше рассказывай.

Как издалека он услышал дрожащий голос Орландо:

— А я?! Что со мной? Вы меня отпустите?

— Я тебя убью.

— Что?!

— Клятва, которую я дал князю Церы, не оставляет вариантов. Сказал бы «мне жаль», но мне не жаль. Не люблю все, что связано с Хаосом. И презираю культистов.

— Ты обещал, что отпустишь нас, если мы все расскажем! — взвизгнул Альберто.

— Я солгал.

Франческа

Я заглядываю в комнату, озираюсь. Мне еще не приходилось бывать здесь. Обстановка мало отличается от моих покоев. Комод у стены, рядом с ним большое зеркало. В центре кровать под балдахином — не убрана, одеяла и подушки навалены кучей. Стены в гобеленах. Ставни раскрыты, на полу косой прямоугольник солнечного света.

На первый взгляд в комнате никого. На второй можно заметить, как вздрагивает свернутое валиком одеяло. А если прислушаться, то даже различить сдавленные всхлипы.

Открываю дверь чуть шире и бочком протискиваюсь внутрь.

Мужские покои. Мне не полагается находиться в этой части замка, но в последнее время все встало с ног на голову, так что трудно принимать правила всерьез.

— Привет, — говорю я. — Можно, я посижу с тобой?

Он в ответ замирает. Пытается сделать вид, что здесь никого нет. Он всегда так делал раньше. Я помню.

Прохожу через комнату, чтобы, поморщившись от боли, сесть на краешек кровати.

Я веду себя неприлично. «И плевать», как любит говорить Элвин Эйстер.

Кладу руку на одеяло.

— Ну, что случилось?

Я знаю, что случилось. Очередная ссора с отцом. Одна из первых. И уверена, одна из многих.

Он выныривает. Лицо заплакано, глаза красные, весь вспотевший и помятый. Теперь, когда ему сбрили бороду, Риккардо кажется совсем мальчишкой. Гораздо моложе своих лет.

Или гораздо старше. С какой стороны посмотреть.

— Ничего! — голос тоже мальчишеский, упрямый и слишком высокий.

— Мне уйти?

— Не надо! — вылезает из-под одеяла — так и прятался там в одежде. Лезет обниматься. Я прижимаю лохматую голову к груди, глажу по волосам. Бедный мальчик.

Забывшись, говорю это вслух. Он вырывается.

— Да! Мальчик! — губы дрожат, на лице вызов. Как у задиристого подростка.

— Ты не виноват.

Риккардо и правда не виноват. Он — десятилетний ребенок в теле взрослого мужчины. Брат говорит, что не помнит, что было с ним эти годы, но стоит начать расспрашивать — в его глазах поселяется ужас. Он замыкается и отвечает односложно, только «да», «нет» и «не знаю».

— Ты поэтому плакал?

— Я не плакал, — бурчит он.

— Ну как хочешь.

Риккардо не выдерживает долгого молчания. Снова подвигается, кладет голову мне на колени. Перебираю его волосы.

— Я так не могу, — его голос прерывается от рыданий. — Все изменилось, Фран.

— Одиннадцать лет.

— Отец хочет, чтобы я был наследником. А я… я не понимаю ничего. И не умею.

— Все с чего-то начинали. Ты научишься, — пытаюсь я его утешить.

Всем нам нелегко далась эта замена. Отец сочинил дикую историю, но даже она не идет ни в какое сравнение со слухами, что ползут среди челяди.

По счастью, Риккардо слишком похож на отца, чтобы можно было усомниться в родстве.

— Я ему не нужен. Нужен тот, другой, — мрачно говорит брат.

— Глупости. Джованни не вернется. И сколько можно сравнивать? Учись, взрослей. У тебя все получится.

Риккардо подвигается ближе, обнимает меня за талию.

— Я люблю тебя, Фран. Пожалуйста, не уходи. Посиди со мной еще чуть-чуть.

— Тебе надо идти к отцу, — грустно говорю я. — И если меня здесь найдут, опять выпорют.

Встаю. Риккардо выше меня на полторы головы, но с ним я ощущаю себя совсем взрослой и мудрой. Брат пробуждает во мне материнские чувства, хочется обнять его, защитить от жестокого мира.

Смешно. По-настоящему защитить кого-то можно только научив сражаться, и мое женское оружие не поможет мужчине.

Но я могу поддержать брата, пока он учится.

— Я пойду. А ты вернись к отцу, пока он совсем не разозлился.

Он отводит взгляд и кивает. И я понимаю: так и будет сидеть, запершись в комнате.

Бедный глупый Риккардо.

Я прохожу мимо покоев Джованни и вдруг замечаю, что дверь приоткрыта. Надо бы быстрее прошмыгнуть мимо, но меня разбирает любопытство. Заглядываю внутрь и наблюдаю раскрытую дверцу комода, спину и коротко остриженный затылок.

Элвин Эйстер предпочитает военный стиль. Он совсем как мой отец — не признает бород, усов и пышных локонов. Смотрится немного непривычно, но ему идет.

Маг выгребает на пол содержимое полок, поворачивается и встречает меня хорошо знакомой насмешливой улыбкой. Не могу удержаться, улыбаюсь в ответ.

— Заходите, раз уж пришли составить мне компанию, сеньорита. Не надо топтаться на пороге, — мурлычет северянин, словно кот. — Я как раз разбирал вещи вашего брата.

— С чего это вы разбираете его вещи? — захожу внутрь и прикрываю за собой дверь. Еще не хватало, чтобы нас увидели слуги.

Он подмигивает:

— Пытаюсь понять, куда он мог сбежать. И где искать прочих культистов.

— И отец дал на это разрешение?

Мне становится тревожно. Конечно, через прочих служителей Черной Джованни теперь не найдешь. Но у официи дознавателей длинные руки.

Утешаюсь тем, что даже я сама не знаю, куда направился брат.

Элвин наклоняется над вываленной кучей барахла. Среди тряпья мелькает связка бумаг, им он уделяет особо пристальное внимание.

— Ну да. Ваш батюшка был весьма раздосадован его исчезновением.

Это неправда. Будь отец по-настоящему зол, дело не ограничилось бы двумя десятками розг. Бывало, он наказывал меня куда строже за более мелкие провинности.

Думаю, он испытал облегчение, когда узнал о побеге Джованни.

Конечно, прочие пленники не стали молчать о моей роли. Когда меня вызвали к отцу в кабинет, я сразу поняла, о чем пойдет речь. Вошла тихо, скромно, как и положено послушной дочери. Стояла, потупив глаза, смиренно выслушивая упреки и брань. Просила прощения и говорила, что не знаю, что на меня нашло.

Я хорошо помню правила этой игры.

Поначалу смущало присутствие Элвина, но позже у меня возникло твердое убеждение: все происходящее — спектакль, который отец затеял для тайного дознавателя. Чтобы храм точно был уверен — семейство Рино здесь ни при чем. Мы честные квартерианцы, а Джованни — единственная паршивая овца, да и вообще бастард. Так что я старалась, как могла, играть свою роль. Иногда поднимала голову, чтобы посмотреть: как он? Верит? Поднимала и натыкалась на ироничный, изучающий взгляд. Маг не выказывал гнева. Молчал и смотрел пристально, со странной улыбкой — по лицу ничего не прочитать. Это сбивало, оттого я была косноязычнее обычного.

Так я и не поняла, рассердился он из-за моей помощи Джованни или нет.