Лаборатория великих разрушений Фантастические повести - Бельский Симон Федорович - Страница 13

Мои новые знакомые завели сначала ученый спор об источниках атомной энергии, в котором я ничего не понимал, но потом разговор перешел на более интересную для меня тему.

— Такая дождливая и темная ночь, как сегодня, очень удобна для этого проклятого Икса, — сказал Бастьен, оглядываясь в ту сторону, где смутно виднелся ряд глубоких оконных ниш. — Вы осмотрели двери, Рамбер?

Капитан молча кивнул головой.

— Кто этот Икс? — спросил я.

Бастьен пожал плечами.

— Об этом я знаю не больше вашего, за исключением того, что встреча с этим человеком может иметь очень скверные последствия для него или для меня.

Я вопросительно посмотрел на Дюфура.

— Видите ли, — сказал профессор, — с некоторого времени наша лаборатория и заключенные в ней материалы представляют такую ценность, как если бы здесь хранилось все золото французского банка. Пиронит и, главное, искусство его приготовления в переводе на деньги означают миллиарды франков. Вернее говоря, — нет, не может быть такой суммы, в какую возможно было бы оценить мое изобретение.

— Наше изобретение! — поправил Бастьен.

Я с трудом скрыл недоверчивую улыбку при взгляде на грязную скатерть, серые дешевые тарелки и блюдо с отбитым краем, которое стояло перед этими сказочными богачами.

— Не знаю, каким путем, — продолжал Дюфур, — кому-то, несмотря на всю нашу осторожность, удалось довольно точно ознакомиться со свойствами пиронита. Месяца за два до вашего приезда, почти в тот самый день, когда производились первые опыты с пиронитом, мы получили письмо…

— И довольно странным способом! — прервал Рене профессора. — Мы нашли конверт на этом столе, на том месте, где стоит ваш прибор.

— Вот это письмо, — сказал Рамбер, протягивая мне вчетверо сложенный лист бумаги.

Развернув его, я увидел несколько строк, написанных твердым, размашистым почерком:

«Профессор Дюфур и его друзья извещаются, что они должны не позднее конца марта составить подробное описание приготовления пиронита и положить рукопись сзади алтаря, в круглой часовне. В противном случае все они будут приговорены к смерти, и ни один из них не покинет этого монастыря».

Вместо подписи стояла большая буква X.

— Подобные же письма мы получали еще два раза, — продолжал Дюфур. — По некоторым причинам я считаю дело это очень серьезным, и поэтому просил вас ехать в открытом экипаже, чтобы вы не подверглись той опасности, которая угрожает только мне и моим товарищам.

Я хотел возразить профессору, что он, может быть, преувеличивает размеры опасности, но промолчал, вспомнив мелькнувшую между деревьями около дороги черную фигуру.

— Желал бы я встретиться с этим негодяем, — задумчиво сказал Рамбер.

— Ваше желание легко исполнить, — насмешливо ответил Бастьен, ловко бросая хлебный шарик в портрет старого монаха, который своими живыми глазами смотрел на нашу компанию из глубины рамы. — Пройдите сейчас по всем галереям, и наверное вы где-нибудь наткнетесь на почтенного Икса.

— И получу из-за угла пулю, как это случилось с Рене.

— Как, дело дошло уже до этого? — спросил я.

— Да, это произошло три дня тому назад, — сказал Рене. — У меня была привычка ходить вечером по одному из бесчисленных коридоров, обдумывая сложные и запутанные вопросы, на которые я наталкивался во время работы в лаборатории. Проходя мимо какого-то отверстия в стене, я вдруг услышал сзади слабый шорох, быстро обернулся, и это невольное движение спасло мне жизнь, так как пуля ударилась на вершок выше моей головы.

— Отчего вы не обратитесь к полиции? — спросил я у Дюфура.

Профессор улыбнулся.

— Во-первых, что же может сделать полиция с этим никому не ведомым Иксом? А во-вторых, — полицейские чиновники слишком любопытны, и я поэтому не хотел бы пускать их дальше порога.

— Я, например, не имею малейшего желания встречаться с жандармами и судебными следователями! — воскликнул Бастьен. — Но они были бы очень рады увидеть меня здесь! А, как вы думаете? — спросил он, обращаясь к Дюфуру.

— Слушайте! — остановил нас Рене, поднимаясь с своего места и вытягивая руку по направлению к боковой двери.

Мы замолчали, и в наступившей тишине отчетливо и ясно зазвучало отдаленное жалобное и невыразимо тоскливое пение.

— Что за чертовщина! — сказал Бастьен, напряженно прислушиваясь.

— Тише! — шепотом остановил его Амбруаз, побледнев от волнения. — Это церковная служба.

— Или ветер, — нерешительно заметил Дюфур. — Все это здание с десятками коридоров и множеством расщелин напоминает огромный каменный орган, в котором рождаются самые странные звуки.

— Но только не слова латинской молитвы, — ответил Рене. — Вот теперь громче, слышите?

Но голос или голоса внезапно умолкли, и, стоя в светлом кругу под лампой, мы могли уловить лишь отдаленный шум деревьев и монотонный стук дождя за окнами. Рамбер, который ничего не слышал, с уверенностью повторил:

— Ну, конечно, ветер, что же еще тут может быть?

— К черту все эти глупые сказки и старые легенды! — закричал Бастьен, с грохотом отодвигая скамью. — Я удивляюсь вам, Рене; вы ведь отлично знаете, что в мире нет ничего, кроме движения. Неосязаемый эфир и его колебания, — вот что такое все вещи и люди.

— Но не могу же я не верить своим чувствам!..

— Лгут, обманывают и чувства! Я верю только разуму.

— Мне тоже показалось, что кто-то пел молитву, — сказал я.

— Вздор! — кричал Бастьен с волнением и так оглушительно стучал по столу, как будто этим стуком желал заглушить голоса целого сонма призраков. — Здесь, кроме нас да еще, может быть, этого подлого Икса, никого нет. Но не станет же Икс, человек в высшей степени осторожный и ловкий, распевать, как дурак, в пустых залах, подражая голосу давно исчезнувших отсюда монахов. Вы, Рене, начинены легендами, словно брамин, турецкий святой или проводник по катакомбам. Для ученого это весьма скверный багаж.

— В легендах иногда можно найти такую же глубину и красоту, как и в научных теориях, — ответил Рене. — Это причудливые фантастические растения прошлых веков, которые развертывают еще кое-где свои редкие цветы и листья над нашей почвой.

— Их надо выполоть, вытоптать, вырвать с корнем, чтобы они не отравляли воздух своим ядовитым дыханием! Долой все старые сказки! — закричал Бастьен, размахивая своей обожженной рукой. — Мы, ученые и техники, создадим самую прекрасную и величественную легенду. Мы сравняем горы, превратим пустыни в моря, откроем путь в глубину нашей планеты, устроим города около полюса и зажжем искусственное солнце! Наступят новые дни творения. Наука изменит климаты, направит по новым путям морские и воздушные течения, вернет на землю первобытного плезиозавра и мамонта или создаст животных еще более чудовищных. Старые леса и поля исчезнут, — на их месте развернется волшебная флора. Тебе, Рене, я много раз описывал эту растительность, формы которой ботаники и физиологи будут заранее проектировать так точно, как теперь инженеры составляют чертежи мостов и машин. Наука поведет нас в бездны неба, на другие планеты, может быть, на иные звезды, и тогда наступит золотой век, осуществится самая удивительная легенда о всемогущем человеке.

Бастьен не мог сидеть от охватившего его волнения. Он быстрыми нервными шагами расхаживал в освещенной полосе около стола, провожаемый насмешливым лукавым взглядом старого аббата на стене. Рамбер и Дюфур, казалось, совершенно не слушали своего товарища; Рене задумчиво смотрел в стороживший нас мрак, наполнявший гулкую пустоту. И только я один с возрастающим удивлением следил за бурной речью этого фанатика науки, голос которого далеко разносился по пустынным залам и коридорам отцов-бернардинцев.

— Но для того, чтобы наука и разум овладели миром, — продолжал Бастьен, — совершили все свои завоевания, необходимо заставить людей отказаться от их своекорыстия, взаимной ненависти, вражды и угнетения друг друга! С этого надо начать, и с этой точки зрения христианство, если бы люди приняли его во всей чистоте, прекрасно подготовляет путь для великой победы разума! Теперь придется начинать все вновь. Если они не желают добровольно стать справедливыми и отказаться от жестокости и мелочной тирании, их надо заставить. Понимаете ли, — заставить! Принудить, загнать на тот путь, на который они не желают идти добровольно!