Аромат лимонной мяты. Книга первая (СИ) - "spring_twister" - Страница 69

– Ну, если с этой стороны глянуть, то оно, конечно, так, — потер подбородок Сивый. — Но как-то это… с подвывертом, нет?

– Речь эту он толкнет только, если его родители увидят, в каком живописном виде он вернулся. Сам поднимать эту тему он не хочет. Боится, что они будут в нем разочарованы: фамильная гордость. Надеюсь, это приключение научит его включать голову, прежде чем делать то, что левая задняя нога захочет. Ведь нормальный мальчишка, неглупый, а избалован донельзя.

Какое-то время девочка молчала, а потом задумчиво продолжила, словно рассуждая вслух сама с собой:

– А вот домовик у них не адекватен. Более чем. Такое чувство, что на нем экспериментировали с формулами привязки и клятвами, пытаясь предусмотреть все возможные случаи. Домовики действуют по четкому алгоритму. А у этого куча взаимоисключающих установок.

– Как робот с измененными законами роботехники? — влез Фред, вспомнив об одной из своих любимейших книг(1). — Рано или поздно засбоит.

– Точно! А я все аналогию подобрать не могла! Один в один, как в том рассказе про врущего робота(2)! — девчонка внимательно посмотрела на Фреда, а потом поинтересовалась у Сивого. — Это и есть твой финансовый гений?

В плечо Фреда прилетел мощный тычок. Если уж Сивый гордился своими людьми, то синяки были обеспечены! Фред потер мгновенно налившуюся шишку и неожиданно вызверился, видимо, сказывалось напряжение.

– Да я-то гений, — прошипел он, — а вот ты кто такая?

Девочка спокойно оглядела его с головы до ног и усмехнулась:

– Пару фраз назад была возможным инвестором. А если продолжим общение в подобном стиле, стану невозможным.

***

Брутус Боргин обладал двумя несомненными талантами: он мог с легкостью отличить старинные магические артефакты от дешевого новодела и у него была потрясающая память на лица и мимику.

Что до знаний в артефакторике, то Боргин ежедневно мысленно говорил «спасибо» Катаракту Бэрку. Именно этот талантливый бездетный волшебник тратил время на сына своего делового партнера, обучая всему, что знал.

За вторую способность нужно было благодарить собственного папашу. Чтоб ему! Рано оставшись вдовцом, Боргин-старший был человеком весьма жестким, если не сказать, жестоким, к тому же крепко пьющим. И чтобы не попадаться ему под горячую руку, Брутус научился замечать и запоминать малейшие жесты и гримасы, стараясь по легкому движению бровей или ресниц распознавать изменения настроения. Он виртуозно считывал реакции и мгновенно перестраивался.

В конце концов, подобные таланты весьма пригодились ему во взрослой жизни, учитывая своеобразное направление деятельности и контингент визитеров.

Сейчас Боргин перебирал приобретенные по случаю магические артефакты, размышляя, какую стоит сделать накрутку: в два раза или в три? Вещи были далеко не рядовые, настоящие произведения искусства! В этот момент он услышал хлопок входной двери и звякнувший колокольчик.

«Моргана, кого там принесло! Как же не вовремя!»

Тем не менее, осмотрев свое отражение в висящем справа от него зеркале, Боргин привычно надел на лицо фирменное услужливо-подобострастное выражение и приоткрыл занавеску, отделяющую лавку от подсобных помещений, пытаясь рассмотреть нежданного визитера.

Надо признать, задачей это было довольно непростой. Одним из главных пожеланий его клиентов было соблюдение анонимности, поэтому лавка освещалась лишь парой свечей. Сейчас и так небольшая комната, заставленная витринами и шкафами, казалась еще меньше: мощная фигура заслоняла собой неясный свет уже меркнущего дня, пробивающийся сквозь пыльное окно.

«Фенрир? — изумился Брутус. — Я же платил в этом месяце! Ну, я ему!»

Он вытащил из рукава палочку и уже было шагнул вперед, когда заметил рядом с оборотнем тоненькую невысокую фигурку.

«Ребенок? Лица не разглядеть… Темно, да еще и кепка на голове. Козырек длинный, создает дополнительную тень. Видны лишь рот и подбородок. Значит, не поборы… Так какого Мордреда Фенрир сюда заявился?» — подумал Боргин и негромко кашлянул, привлекая к себе внимание.

Визитеры обернулись на звук и Боргин вздрогнул. Жесты и мимика спутника Сивого были ему знакомы. Привычный угол, под которым ребенок слегка откинул голову назад. Знакомая небрежность, с которой он засунул левую руку в карман и, судя по всему, сжал ее там в кулак. Изгиб губ в уже виденной когда-то приветственной полуулыбке. Хотя вот улыбка… Возможно, ей немного не хватает холодности. Но когда правый уголок рта ребенка дернулся чуть выше, придавая улыбке легкий оттенок иронии, Боргин потрясенно прошептал:

– Том? У тебя получилось!

Память, и раньше никогда не подводившая Боргина, услужливо вытащила на белый свет давнее воспоминание.

***

Это произошло 31 декабря 1940 года. В тот промозглый зимний день после обеда одиннадцатилетний Брутус воспользовался сносным настроением отца и увязался с ним в лавку. Дело в том, что утром мистер Бэрк прислал ему письмо, в котором сетовал, что снова заболел, а новогодний подарок для него, Брутуса, забыл в магазине.

Надо сказать, Боргин-старший был не слишком рад компании, но, тем не менее, возражать не стал. В конце концов, сын станет единоличным и полноправным хозяином в лавке, так что пусть приобщается! А то вон Катаракт уже на ладан дышит. Правда, положа руку на сердце, он этим занимается уже последние лет десять. Ну да все когда-нибудь заканчивается!

Брутус шел вслед за отцом по улице, с интересом оглядываясь вокруг: Косая аллея бурлила как никогда. То тут, то там можно было увидеть оживленные группы людей, разговаривающих и спорящих в голос.

Война! Лондон уже третий месяц подвергался массированным бомбардировкам(3). Огромные разрушения, тысячи погибших и раненых!

А вот магический квартал не пострадал. Сюда не упала еще ни одна бомба. Хотя иногда и здесь тонко звенело стекло в окнах, чуть подпрыгивали на столиках кафе чашки и эхом доносились звуки от разрывающихся в магловской части Лондона снарядов. Но тихо и совсем не страшно, как дальняя гроза.

Все комнаты в постоялых дворах Косой аллеи и даже Лютного переулка были сняты на несколько месяцев вперед. Владельцам гостиниц пришлось задействовать силы министерских магов, чтобы расширить пространство зданий и вместить всех эвакуированных из магловской части города волшебников.

«Ежедневный пророк» в режиме нон-стоп возносил хвалы Великой Хогвартской четверке, тысячу лет назад окружившей магический квартал защитными заклинаниями такой силы, что они держали удар извне до сих пор, а заодно пел дифирамбы Альбусу Дамблдору.

Да, как раз тогда это имя прогремело на всю магическую Британию. Нет, он и раньше был известен как талантливый ученый-исследователь, профессор трансфигурации Хогвартса и член Визенгамота. Но в эти тревожные дни о нем заговорили как об умном и дальновидном политике, а, возможно, и будущем министре магии. Дело в том, что именно он инициировал эвакуацию, проинформировав министерство о местах и времени бомбежек, и тем самым спас жизни многих и многих волшебников.

В кулуарах министерства поговаривали, что у Дамблдора был информатор в ближайшем окружении Гриндевальда. Но называть его имя профессор категорически отказывался, мотивируя это тем, что не желает подставлять достойного волшебника-патриота, оказавшего неоценимую услугу магической Британии и продолжающего свой опасный и благородный труд.

Боргины свернули в Лютный переулок и подошли к своей лавке. Рядом с ней крутился высокий подросток лет четырнадцати в бедной магловской одежде. На нем было черное поношенное пальто и такого же цвета брюки, на ногах грубые ботинки, а на голове кепи с козырьком. Он внимательно рассматривал витрину.

Брутус просто физически почувствовал, как сатанеет его отец. Дело в том, что для Боргина-старшего люди делились на три неравные группы: достойные, шваль и прочие.

В первую входил он сам и немногочисленные богатые клиенты лавки, во вторую маглы и грязнокровки, а в третью, как можно судить из названия, все остальные, включая собственного сына и делового партнера. Перед первыми он лебезил, вторых смешивал с грязью, а на третьих плевал.