Бесстрашные - Цвик Михаэль - Страница 5

– Вы спите, господин Швиль! – спросила Элли, потому что он сидел с закрытыми глазами.

– Нет, я не сплю. Но я хотел бы заснуть и никогда больше не просыпаться.

– Может быть, доставить вас обратно в вашу камеру? Вас там наверное примут, смею уверить…

Он ничего не ответил. Она была права, тысячу раз права. Назад он не хотел. Он видел через окно автомобиля прекрасный город – Геную, который так хорошо знал и любил. Видел голубое небо, оливы и розы в садах, слышал громкие голоса уличных продавцов, эти особенные, звонкие голоса, казалось, напоенные зноем. Нет, он совсем не хотел возвращаться в камеру смертников. В его душу постепенно вошел покой. Робкий луч радости жизни украдкой проскользнул в замерзающее сердце и согрел его. В душе ожили голоса, их становилось все больше и больше. Сперва они шептались, потом стали раздаваться громче, потом зазвучали как серебряные колокольчики: жизнь!

Жить! Жить! Все равно сколько, все равно как: но жить, потому что это самое большое богатство, самое дорогое сокровище на свете. Каждый день, каждый час существования, которым можно упиться, уже победа. Опьяняющая победа. Итак, вперед, Швиль, хватайся за часы жизни руками и зубами, добром и силой, все равно, как придется!

«А если тебя узнают, что тогда? Ведь тебе запрещено жить! ›› – пытался какой-то внутренний голос нарушить его счастливое состояние. Но это ему не удалось.

«Если меня узнают, то я подчинюсь силе, – подумал Швиль. Но до того времени могут пройти дни, недели, месяцы, а если мне повезет, то и годы. И это время – мое!»

Автомобиль остановился перед старинным дворцом. Здание было построено из серого мрамора, с узкими окнами. Два льва с широко раскрытой пастью величественно лежали по обеим сторонам портала. Швиль вышел из автомобиля и поднялся по ступеням. Широкая белая мраморная лестница, покрытая ковром, вела наверх.

– Здесь наши дороги расходятся, – сказала Элли, нажимая звонок.

– Как так? Разве вы не останетесь здесь? – спросил он с искренним сожалением.

– Нет, я пойду в отель: там я отдохну, а потом покину город.

– Куда вы поедете? Скажите.

– Не смею, – быстро прошептала она, потому что слуга уже отворил дверь.

Они вошли. Холл, пол которого был устлан коврами, походил на оружейную: все стены сверху донизу были покрыты кинжалами, мечами, пистолетами, стрелами, щитами и панцирями. Швиль легко мог установить высокую ценность этих вещей. Все они были настоящей стариной. Потолок был покрыт старыми, потемневшими в боях знаменами. Узкое готическое окно с цветными стеклами, через которое светило солнце, создавало волшебное освещение. В холле царила мертвая тишина. Слуга проводил прибывшего в большую светлую комнату. Элли он задержал у двери.

– Там синьор может принять ванну и переодеться, – сказал он с серьезным выражением лица. – Синьора последует за мной, – прибавил он.

– Прощайте, господин Швиль: мы, наверное, больше не увидимся, по крайней мере, не скоро, – сказала его спутница, подавая руку. Он страстно схватил ее, задержав на мгновение в своей и поцеловал. При прикосновении своих губ к нежной коже Швиль ощутил ее едва уловимую дрожь. Он поднял голову и посмотрел на нее. Ее лицо было серьезным, но ничего не говорило.

– Благодарю вас, фрейлейн Элли.

– Не стоит благодарности: я исполнила свой долг.

– Долг? По отношению ко мне?

– О нет. По отношению к вам у меня нет никаких обязанностей.

Она кивнула ему головой и прошла за слугой. Швиль вошел в комнату, закрыв за собой большую белую дверь. Перед собой, в зеркале, он увидел старую женщину и испуганно отступил назад – но в следующую же минуту едва удержался от смеха. Он совсем забыл о своей маскировке.

Швиль сорвал с головы парик и бросил его на первый попавшийся стул, потом оглянулся. На стенах, обтянутых темно-синей материей, висели очень дорогие миниатюры. Громадный синий ковер заглушал шаги. Посередине комнаты на овальном столе красного дерева, доска которого была покрыта прекрасными рисунками, стояла тяжелая ваза с фруктами. Швиль сразу набросился на них и съел сколько мог. Потом он оглянулся в поисках ванны. В стене оказалась дверь, тоже обтянутая синей материей и поэтому едва заметная.

Сбросив опротивевшее ему женское платье, Швиль к собственному изумлению увидел, что на нем все еще тюремное белье.

Он бессильно опустился на стул и закрыл глаза. Войдя в соседнюю комнату, он осмотрел себя со всех сторон в висевших на стенах зеркалах. Глубокая фарфоровая ванна была уже наполнена водой, распространявшей приятный аромат. Швиль любил духи и раньше всегда употреблял их. Это была одна из его слабостей, может быть, некоторая женственность в характере, но он не мог противостоять ей. На стуле он нашел шелковое белье и нерешительно взял его, внимательно рассматривая. Его охватило неприятное чувство. Такое же белье, с таким же рисунком он носил до своего ареста. Странное совпадение!

Швиль вошел в ванну. Приятное чувство заставило его забыть о тяжелых мыслях. Он не торопился и только через полчаса вышел из ванны и открыл маленький белый шкаф, где, очевидно, должно было быть платье. Да, он оказался прав, там висел тщательно выглаженный костюм. Взяв его в руки, едва не вскрикнул: он держал свой собственный костюм. Швиль заказал его в Каире у английского портного. Он посмотрел подкладку: да, вот клеймо фирмы. Туфли, рубашка, галстук… все, все принадлежало ему.

Побледнев, он стоял, держа вещи в руках, и чувствовал, что эта загадка сильно волнует его. Со вчерашнего вечера он все время шел ощупью, в темноте. Одна неясность сменяла другую, он начинал думать, что сойдет с ума.

В соседней комнате послышались шаги, и Швиль просунул голову в дверь. Слуга подавал завтрак. Швиль поспешно оделся, стремясь как можно скорее разрешить загадку. Окончив туалет, он взглянул на себя в зеркало и не мог удержаться от довольной улыбки. Он опять был прежним Куртом Швилем, красивым мужчиной, любимцем женщин. За стол он сел почти без аппетита, потому что перед тем опустошил вазу с фруктами, но предложенные ему блюда были такими вкусными, что он все-таки попробовал их. Быстро покончив с завтраком, Швиль закурил хорошую сигару, лежавшую в фарфоровой пепельнице. От нетерпения он не спускал взгляда с двери, буквально гипнотизировал ее, и временами ему казалось, что ручка поворачивается. Тогда его сердце начинало биться сильнее. Он не сомневался, что сейчас тайна его спасения будет раскрыта. Его не переставал мучить вопрос, почему его спасли. Но это было так же непонятно, как и то, что он нашел здесь свои собственные вещи. Он пытался вспомнить, когда и где был на нем в последний раз этот костюм, но тщетно. Да и как он мог вспомнить, когда у него раньше было столько костюмов? Швиль ждал таким образом, сидя в кресле, четверть часа. Потом он больше не мог выдержать и начал ходить взад и вперед по комнате. Открыв дверь, он посмотрел в холл, где было мрачно и тихо, как и раньше. Неужели о нем совершенно забыли? Это было невероятно. Он хотел было уже нажать звонок, чтобы напомнить о себе, как где-то раздался стук захлопнувшейся двери. Вскоре вошел слуга и пригласил его следовать за ним. Они прошли через холл в расположенную за ним комнату, где ему надо было подождать.

Эта комната своей роскошью превосходила все, что он видел до сих пор. Красные шелковые портьеры придавали алый оттенок всей комнате. Ярко красный ковер с ярко-желтыми цветами покрывал пол. Мебель цвета слоновой кости была обтянута красным шелком; огромная люстра, увешанная неополитанскими кораллами, производила сказочное впечатление; картины на стенах и плафон изображали амуров и ангелов, прекрасная мраморная статуя – копия Венеры Милосской, смотрела на вошедшего.

Швиль был погружен в созерцание комнаты, когда позади его открылась дверь.

Он обернулся и вскрикнул.

В гостиной, на расстоянии десяти шагов от него, стояла женщина в красном кимоно, затканном золотыми цветами. Она была высокого роста, стройная, с продолговатым бледным лицом, на котором выделялись сильно накрашенный рот и черные глаза, окруженные легкими тенями.