Был у меня друг - Шкода Валерий Владимирович - Страница 32

– И еще, – немного отдышавшись, продолжил он, – твое ложное чувство «себя» – это твоя первая иллюзия, отраженная от истинного Света. Ты никогда в жизни не увидишь свое лицо, ты способен узреть лишь его зеркальное отражение, которое будет обманывать тебя всю твою жизнь, пока ты не перестанешь себя с ним отождествлять. Выход лишь один: не принимать свое отражение за себя, а быть собой. П р о с т о  б ы т ь  с о б о й…

РЕШЕНИЕ

– Ты чего, братка, во сне бормотал? – спросил у задремавшего на броне Егора сидевший рядом с ним дембель Бриг. Егор открыл глаза и огляделся – Акпай, впереди крутой подъем, за ним спуск и разрезающая дорогу быстрая река. По окружавшей его тишине понял – колонна стоит. Егор машинально нащупал лежавший рядом с ним «АКС».

– Дедушка приснился, – неохотно ответил он башкиру и поднялся на броне, разминая затекшее тело. На остановившейся впереди машине мирно болтали двое молодых – Гарбуль и Веденеев, их приглушенные голоса немного оживляли повисшую над колонной мертвую тишь. Что-то было не так, окружившее батальон прозрачное безмолвие было наполнено тревогой, пропитавшей проснувшийся ум Егора Чайки.

Уже год Егор воевал в Афганистане, бывал в разных переделках, но такого опустошающего нутро состояния еще не испытывал никогда. Что-то должно было произойти. «В любом случае, – настраивал себя Егор на нужную его сознанию волну, – мне здесь терять нечего. Ребят вот только надо предупредить».

– У меня тоже есть дедушка, – безмятежно сказал Бриг, подставив скуластое лицо яркому афганскому солнцу. Он сидел на броне рядом с Егором, скрестив по-турецки обутые в потрепанные кроссовки ноги и подстелив под себя сложенный вдвое бронежилет. – Салаватом его зовут, только он мне почему-то не снится. Печник он у меня, братка, лучший на весь район. Побаивался я его в детстве, больно строгий, однако….

– Знаешь, Бриг, – твердым голосом перебил башкира Егор, – мне кажется, огребем мы сегодня.… Хватит говорить, проверь-ка лучше оружие.

– Ай-яй! Зачем ты, братка, каркаешь? – недовольно нахмурив свои черные густые брови, сказал присевшему рядом с ним на корточки «ветерану» башкир. – Знаешь ведь, плохая это примета.

– Проверь оружие, – повторил строгим голосом Егор, и озадаченный дембель послушно подтянул к себе свой автомат. «Чего это с ним? – подумал Бриг, удивленно посматривая на Чайку, пристально вцепившегося взглядом в горизонт. – Со шнуров за ним наблюдаю. Всегда какой-то он был странноватый, вечно замкнутый, особо ни с кем и не дружит, говоришь с ним, словно с мумией, ничего глаза не отражают, а посмотрит на тебя, так мурашки по телу и побегут».

Бриг отсоединил стандартный магазин и, вытащив из «лифчика» «сорокапятку»[1], привычным движением пристегнул ее к автомату. Смачно щелкнув затвором, он вновь взглянул на Чайку, окаменевшее лицо которого, словно живой радар, выуживало из пространства непонятные сигналы. «Вот, бляха, накаркает ведь беду. Неужели и правда что-то чувствует?» – не на шутку забеспокоился башкир и отстегнул от РД «Муху».

Для него, бывалого воина, практически уже отдавшего свой «интернациональный долг братскому народу», эта операция была последней. В солдатской каптерке Брига уже поджидала отутюженная по всем неуставным правилам «парадка», отбитый голубой берет и блестящие зеркальные сапоги со шнуровкой. Шесть месяцев ночи напролет колдовал башкир над своей дембельской формой. Уж очень хотелось Бригу произвести максимальный эффект на всех своих односельчан, никогда не видавших такого обмундирования. Еще никто из мужской половины его небольшого башкирского села не служил в воздушно-десантных войсках и не прыгал с парашютом. Он был первым! И это первенство должно было быть обставлено по высшему разряду.

Вместе с «парадкой» в каптерке хранился индийский кожаный «дипломат», доверху набитый невиданными в его деревне трофейными безделушками: часами-авторучками, тайваньской парфюмерией, музыкальными зажигалками, жевательной резинкой, предназначенными как «бакшиш» родным односельчанам. Но самый главный подарок – роскошный женский платок, произведенный из натурального китайского шелка, – конечно, предназначался его первой и единственной возлюбленной, красавице Равиле.

Сотни раз этот простой башкирский парень представлял свое возвращение в родное село. В своих мечтах он постоянно видел широкий длинный стол, накрытый во дворе его родительского дома, а за столом – всю свою многочисленную родню и друзей, внимательно слушавших его героические рассказы о войне. Видел раскосое, изрезанное морщинами лицо своего строгого, но горячо любимого дедушки Салавата, всегда верившего в единственного внука – и, конечно, ее, скромную и чистую, как родник, Равилю, застенчиво улыбающуюся и прячущую от красавца Брига свои огромные круглые глаза.…

– Слышь, братка? – тревожно потрепал башкир Егора за плечо. – Ты, если чего чувствуешь, скажи мне, а то как-то молчишь ты… и мне не по себе. А?

– Будь наготове, Бриг, больше ничего не скажу, и смотри в оба, – не отрывая глаз от рельефного горизонта, произнес Чайка. – Сегодня……

В этот момент, не дав Егору договорить, взревевшая всеми своими моторами длинная железная цепь начала свое движение, вновь бесцеремонно разрезав тишину чужих гор.

Сначала двигались медленно, словно раздумывая: «Не повернуть ли нам обратно?», но вскоре «ниточка» перевалила через хребет, и на спуске машины стали набирать скорость, неумолимо приближаясь к бурлящей реке.

Встречный ветер, чуть было не сорвав с головы Егора выцветшую панаму, окатил его лицо тревожной свежестью. Прижав панаму рукой, он повернул голову в сторону башкира и увидел направленные прямо на него незнакомые, совершенно прозрачные глаза Брига, окаймленные безукоризненной ледяной усмешкой.

Они обреченно летели навстречу кипящему потоку, словно в бездонную пропасть, совершенно не осознавая ее глубин. Этой серебряной ленте, жестоко разрезавшей их путь, суждено было стать роковым водоразделом для многих из них.

«Ну, наконец-то! – с чувством радостного облегчения подумал Егор. – Наконец-то в этой жизни случится что-то настоящее, наконец-то появится шанс понять, ради чего все это крутится.… Может быть, – яркой искрой промелькнула в голове неожиданная догадка, – ради этого дня я здесь и появился?!»

«Кто этот «Я»? Кто появился?» – словно отраженное эхо, услышал Егор голос дедушки Степана. «Ага! Значит, ты здесь? Ты рядом? Вот сегодня я и отвечу на все твои вопросы, дорогой мой дедушка Степан».

Изнутри Егора охватило восхитительное чувство осознания предстоящей схватки. Вся предшествующая этому дню жизнь сжалась в его возбужденном сознании до размеров крохотной, ничего не значащей точки. «Все произойдет сегодня. Если мое тело погибнет, то, значит, цель моей жизни будет достигнута; если тело выживет, значит, останется еще что-то, но немногое, и это немногое будет вскоре завершено. Я больше не хочу быть просто человеком…».

И в это мгновение, совсем немного не доехав до реки, подорвался идущий впереди БТР. Оглушительное эхо мгновенно окатило окрестности своими предсмертными вибрациями.

Несчастная машина на скорости, практически проскочив заложенный в колее контактный фугас, раздавила его задним колесом. Мощный взрыв, вырывая из спящей земли тучи обволакивающей горизонт густой пыли и камней, словно пушинку, оторвал от земли ревущую от боли многотонную броню, которая, пролетев по воздуху с десяток метров, рухнула поперек дороги, перевернувшись несколько раз.

Егор успел заметить, как разлетелись в разные стороны, словно горошины, сидевшие на броне Гарбуль и Веденеев. Его машина, дабы избежать столкновения, резко ушла влево, съезжая с дороги. И тут началось.… Окопавшись на высокой сопке, «духи» открыли кинжальный огонь по расстроившейся колонне. В смертельной густой какофонии «духовских» залпов четко выделялся плотный стук крупнокалиберного «ДШК» и глубокое буханье безоткатного орудия.