Учение о цвете. Теория познания - фон Гёте Иоганн Вольфганг - Страница 18

К тому же ему, повидимому, не хватало воображеппя и паФоса (Erhebung). Он не находит духовных, живых символов, чтобы приблизить к себе и другим трудно выразимые явления. Чтобы об’яспнть ускользающее от понимания, даже совсем пспонятнос, оп пользуется самыми грубыми чувственными сравнениями. Так, его различные материи, его вихри, его винты, крючки и зубцы давят ум, и если подобные представления принимались, то это показывает, что именно самое грубое и малопонятное оказывается ипогда самым приемлемым для масс…

Исаак Ньютон (1642–1727)

Среди тех, кто разрабатывает естественные науки, можно отметить преимущественно два рода люден.

Первые, люди гения, творчества и насилия, создают из себя целый мир, ие очень беспокоясь о том, согласуется ли он с миром действительным. Если то, что развивается в них, совпадет с идеями мирового духа, — возникают истины, которым изумляется человечество и за которые оно в течение веков должпо быть благодарно. Но если в такой дельной, гениальпой голове родится химера, которой нет прообраза в универсальном мире, то подобное заблуждение может не менее властпо распространиться н на столетия пленить и обмануть людей.

Люди второго рода, даровитые, проницательные, осмотрительные, проявляют себя хорошими наблюдателями, тщательными экспериментаторами, осторожными собирателями данных опыта; но истины, которые они добывают, как и заблуждепня, в которые они впадают, довольно ннчтожпы. Их правда часто незаметно присоединяется к общепризнанному, или пропадает; их ложь, не принимается, а если это и случится, то легко меркнет.

К первому из этих классов принадлежит Ньютон, ко второму — лучшие из его противников. Он заблуждается, и притом самым решительным образом. Сначала он находит свою теорию удобной, затем с чрезмерной поспешпостью убеждается в ней, прежде чем ему становится ясно, какие вымученные приемы нужны, чтобы провестп на опыте применение его гипотетического apercu. Но оп уже высказался публично, и вот он пускает в ход всю ловкость своего ума, чтобы провести свой тезис, причем совершенный абсурд он отстаивает пред лицом всего света как окончательную истину.

Мы имеем в новой истории наук подобный случай в лице Тихо де Браге. Он тоже впал в ошибку, приняв в своей мировой системе производное за первоначальное, подчиненное за господствующее [14]).

…Уже в письме Ньютона к секретарю Лоидопского Королевского Общества, как п во всех его ответах противникам, можно обнаружить указанный нами в полемической части способ трактования предмета, который унаследовали и его ученики. Это — беспрерывное утверждение и отрицание, безусловное суждение и моментальное ограничение, так что верио и все и ничего. Этот способ, по существу, просто диалектический и достойный софиста, который хочет водить людей за нос, проявляется, на сколько мне известно, со времен схоластики впервые у Нмотопа. Его предшественники, начиная с возрождения наук, были если, нередко, и ограничены, то наивно догматпчиы, если и близоруки, то честно дидактичны; изложение же Ньютона состоит из постоянного переворачивания вещей па голову, из самых безумных перемещений, повторении и ограничений, из превращенных в догматы и дидактику противоречий, которые тщетно пытаешься схватить, но под конец выучиваешь папзуст п воображаешь, что этим действительно что — то приобрел.

И разве мы не замечаем в жизни, в различных случаях, следующего: когда мы страстно хватаемся за певерное арегси — свое или чужое, то мало — по — малу оио может превратиться в id6e fixe (иавязчивую идею), и под конец выродиться в настоящее частичное безумие, сказывающееся в том, что мы не только страстпо держимся за все, что благоприятствует этому воззрению, и без всяких околичностей устраняем все, что мягко ему противоречит, но и решительно противоположное ему толкуем в его пользу.

Переходя от технического к внутреннему и духовному, мы сделаем следующие замечания. Когда при возрождении паук стали искать показаний опыта и стремились повторять их с помощью экспериментов, последними пользовались для совершенно различных целей.

Самой прекрасной целью была и остается — познать явление природы, раскрывающееся нам с различных сторон, во всей его цельности. Гильберт достаточио далеко подвинул на этом пути учение о магните; так же приступали к делу, чтобы изучить упругость воздуха и другие его Физические свойства. Но некоторые естествоиспытатели работали ие в этом духе; они пытались об’яснить явления из самых общих теорий; так для об’ясне- нпя цветов Декарт пользовался шариками своей матери, а Бойль — своими «гранями тел». Другие хотели, в свою очередь, подтвердить явленпами какой — нибудь общий принцип; так Гримальди доказывал бесчисленными экспериментами, что свет есть некая субстанция. Метод же Ньютона был совсем особого, неслыханного рода. Чтобы вызвать наружу глубоко скрытое свойство природы, ои пользуется всего только тремя экспериментами, в которых раскрываются отнюдь пе первичные, по в высшей степени производные явления. Выдвигать вперед только эти три лежащие в основе пнсьма к Обществу эксперимента — со спектром через простую призму, с двумя призмами (experimentum crucis) и с чечевицей — и отвергать все остальное: в этом состоят все его маневры против первых противников…

Личность Ньютона

Время, когда родился Ньютон, относится к самым характерным в английской и даже во всемирной истории. Ему было четыре года [15]), когда был обезглавлен Карл I, и его застало в живых восшествие на престол Георга I. Грандиозные конфликты потрясали государство и церковь и сталкивали их друг с другом самыми разнообразными и изменчивыми способами. Был казнен король; враждующие иародные и военные партии устремлялись друг на друга, в быстрой смене следовали друг за другом правительства, министерства, парламенты; восстановленная, блестяще проявлявшая себя королевская власть была вповь потрясепа: король изгоняется, престол достается ипоземцу, и снова пе наследуется, а уступается чужаку.

Как должпо возбу 5 кдать, толкать каждого такое время! И какой это должен быть особенный человек, которому и рождение, и способности открывают так много путей, и который все отклоняет и спокойно следует своему прирожденному призванию исследователя!

Ньютон был здоровый человек с счастливой организацией и ровным темпераментом, без страстей, без желаний. У пего был конструктивный ум, притом в самом абстрактном смысле; поэтому высшая математика и была для пего настоящим органом, с помощью которого он стремился построить свой впутреннпй мир п осилить внешний. Мы не дерзаем давать оценку этой его главной заслуги, и охотпо признаемся, что его истинный талапт лежит вне пашего кругозора; по если мы признаем, что созданное его предшественниками он легко охватил и сделал изумительные дальнейшие шаги, что средние умы его времени уважали и почитали его, а лучшие признавали его своим братом, то и без дальнейших доказательств он должен быть признан человеком исключительным.

Зато с практической, опытной сторопы он уже к нам ближе. Здесь оп вступает в мир, который мы знаем, в котором мы можем оценить его методы и успехи, не опуская при этом нз виду следующую пеоспоримую истину: как чисто и иадежно ни может быть обработана математика сама в себе, — па почве опыта она на каждом шагу спотыкается и, подобпо всякому иному разработанному принципу, может повести к заблуждению, и даже довести его до чудовищных размеров…

Как доходит Ньютон до своего учения, как опрометчиво действует он при первом его испытании, это мы обстоятельно показали выше. Затем он последовательно строит свою теорию, он пытается даже придать своему способу об’ясисния характер Факта; оп удаляет все, что ему вредит, а то, чего нельзя отрицать, оп просто игнорирует. Собственно, оп вовсе не защищается, а только повторяет своим противникам: «подойдите к предмету, как я это сделал; — следуйте моему пути; устройте все, как я устроил; смотрите по моему, заключайте по моему, п вы найдете то, что я нашел: все остальное от лукавого. К чему сотни экспериментов, если два или три наплучшнм образом обосновывают мою теорию?»