- Возможно, вам повезет, и вы увидите то, что сможет помочь ей, милый, – томным, соблазнительным голосом шепчет Удача и делает несколько шагов ко мне, пленяя своими

невероятно карими глазами, красотой и уверенностью. – Ответишь на вопрос, Мэтти? – В груди

у меня щелкает. Очередной вопрос, и я могу ошибиться с ответом. В комнате тут же становится

неимоверно жарко, и я порывисто отдергиваю прилипшую к телу футболку.

Смотрю ровно в глаза Удаче, а она вновь мне обманчиво улыбается.

- Что я загадала: любовь или ненависть?

- Любовь. – Слишком быстро отрезаю я и пугаюсь своих слов. Они сорвались с моих губ

невольно и непослушно, будто и не мной вовсе были сказаны.

Я застываю, прожженный насквозь испепеляющим взглядом Удачи, а она шепчет:

- Скоро узнаем, – и кивает Джейсону, позволяя вновь подойти к Джофранке.

Пальцы женщины ласково проходятся по моей руке, а я наблюдаю за напарником, у которого

на лице выгравирована стальная решительность, и затаиваю дыхание. Что если я ошибся? Он

умрет, пострадает? Я искоса наблюдаю за Манэки и в очередной раз ловлю ее нахальный взгляд,

который не внушает ничего, кроме обмана и невообразимого дерьма.

- Я спросила, что загадала я, – вдруг шепчет мне на ухо Удача, – а не ты.

И отстраняется с лукавой, расстроенной улыбкой, почему-то показавшейся мне еще и

прощальной. Женщина делает несколько шагов назад, а я вдруг понимаю, что проиграл! Ответил

неверно. Значит ли это, что Джейсону грозит опасность?

Я уверен, Манэки Нэко покинет нас в течение нескольких секунд, и вместе с ней нас

покинут и ее чары. Деревня оживет, Ловари очнутся и захотят нашей смерти. Вот только к этому

моменту Удачи уже на нашей стороне не будет, и мы определенно умрем. Так что я могу? Как я

справлюсь с врагами, о которых ни черта не знаю?

У Джейсона больше шансов. У него больше опыта, знаний. У него...

Приподнимаю голову и делаю то, что делаю всегда, когда выбора нет, а действовать нужно в

одно мгновение. Я не анализирую, не думаю о последствиях. Я знал, что Ариадна за мной

вернется, когда заставил ее уйти из горящей школы. Я знаю, что Джейсон меня не бросит, если

спиритический сеанс Джофранки паршиво закончится.

Срываюсь с места, грубым движением отпихиваю напарника в сторону и слышу, как он

выкрикивает мое имя. Однако затем я решительно хватаюсь за морщинистые руки того старого

цыгана, что впяливает в меня невидящий взор, и чувствую, как тело стремительно

воспламеняется, словно погруженное в канистру с бензином. Я распахиваю рот, закрываю глаза, ощущаю, как вены на шее набухают, взрываются, и неожиданно проваливаюсь под деревянные

половицы гнилого пола. Я падаю несколько секунд, но кажутся мне они целой вечностью. Я

почти уверен, что прожег дерево своими ногами, что тело до сих пор пылает и жарится, словно

на вертеле. Но уже в следующее мгновение меня притягивает к земле, и я грубо валюсь вниз, не

объятый пламенем, не сжигаемый в агонии.

Я открываю потяжелевшие веки, нервно приподнимаюсь и понимаю, что нахожусь в

огромном, темном зале.

- Черт возьми, – сипло вдыхаю, выдыхаю, прокатываюсь ладонями по потному лицу, вновь

оглядываюсь, оборачиваюсь и громко сглатываю желчь, прикатившую к горлу.

Дерьмо, я только что совершил нечто невообразимое. Я только что переместился или как

это называется? Как это вообще возможно?

Взъерошиваю волосы, порывисто опускаю руки и на выдохе осматриваюсь. Где я?

Здесь мало света: тусклые лампы пятнами освещают высокие, каменные стены, а над

головой, в центре необъятного, сотканного из холода и мрака зала, висит громоздкая, едва

умещающаяся под потолком люстра со сверкающими свечами. Золотистые узоры, словно жилы,

текут по стенам, собираясь в лужи около моих ног, около грубого, прямоугольного, массивного

зеркала, около емкости, наверно, достаточно глубокой и расположенной точно под люстрой. Я

на ватных ногах плетусь к этой емкости, к дыре в мраморном полу, будто к бассейну, и

недоуменно прокатываюсь пальцами по густой, бардовой жидкости, которой эта емкость

наполнена. Подношу руку к лицу, вдыхаю и заторможено отворачиваюсь, так и не осознав до

конца, что посреди зала находится бассейн, залитый чьей-то кровью.

Черт. Черт.

Отхожу назад нервными и поспешными шагами, вытираю руки о джинсы несколько раз и

стискиваю до скрипа зубы, понятия не имея, где я нахожусь, и почему именно сюда меня

отправила магия Джофранки. Это ад? Я усмехаюсь, довольно нервно для самого себя и

останавливаюсь около зеркала, в котором искаженно и размыто, еле заметно отражается мое

лицо. Все черты смазаны. Глаз не разглядеть. Я будто бы стою за толстой пленкой.

Странно. Взъерошиваю волосы и горячо выдыхаю, приподняв подбородок.

Наплевать, что показывает зеркало.

- Нужно понять, что я здесь делаю.

Это не вопрос. Это подсказка, мотивация к действию. Я ведь неспроста оказался тут, я

должен найти ответы. Ноа хотел, чтобы я это увидел. Но что именно?

Я вновь смотрю на золотисто-медную раму, защищающую зеркало, и непроизвольно

замечаю повторяющуюся надпись, тянущуюся вдоль всего периметра. Интересно. Может, у меня

паранойя. А, может, важно все, что я вижу. Буквы настолько маленького размера, что мне

приходится присесть на корточки, чтобы разобрать хоть одно словосочетание. Так и

прищуриваюсь, едва не столкнувшись лбом со старинной поверхностью.

- Латынь, – срывается с моих губ, и я раздраженно закатываю глаза, – отлично.

Я ходил на курсы Латыни, когда брал дополнительные занятия по биологии, сейчас в голове

мало что осталось, однако я сразу узнаю слова: вода и огонь.

- Цертамине или сертамине, черт. Ин перпетум.

Что-то знакомое. Надавливаю пальцами на глаза и киваю сам себе. Давай же, думай,

соображай. Все ведь слова когда-то встречались, только сейчас в голове пустота.