Наследство - Луганцева Татьяна Игоревна - Страница 8

Яну так и подмывало спросить, что стало с тем индийским подлецом, который так кинул своего сына, но она боялась нарушить ход мысли Люси, а то как бы потом не пришлось снова вспоминать, откуда она знает биографию Петра Ньимана, и начинать все сначала. Но Люся, словно почувствовав ее позыв, сказала:

— Вот как в жизни бывает! Бог-то все видит и рано или поздно раздает по заслугам! Этот паразит индийский хотел славы в Голливуде, но не добился ее, а вот его непризнанный сын сделал это. Отец его в Америке пристрастился к алкоголю и азартным играм, быстренько спустил свое состояние, то есть несколько лет пошиковал и в итоге остался у «разбитого корыта». Ему пришлось вернуться в Индию, но и там его больше никто не ждал. Ему уже никак было не вернуть былую славу. Эти высокооплачиваемые роли героев-любовников, фактически национальных героев, уже исполняли другие, молодые звезды индийского кино. А отец Петра, вроде как его звали Ригх, уже сильно потолстел, обрюзг, спился, в общем… На экране выглядел ужасно и ему стали предлагать второстепенные роли или роли злодеев, но тоже не главные. И то благодаря былой славе. В общем, кончил он плохо, в полной нищете. Индийские дети от него открестились, потому что той семье он мало чем помогал, и к тому же на их глазах все время еще и их мать обижал. Они выросли не богатыми людьми, не получили должного образования. И тогда он вспомнил о своем уже богатом и знаменитом сыне и подал на Петра в суд о признании своего отцовства и назначения ему алиментов от сына. Представляете, все-таки какой плохой человек? Тогда Петр добровольно назначил ему солидное содержание, но видеться с ним даже один раз отказался. Ригх подал снова в суд, чтобы заставить Петра видеться с ним и общаться. Видимо, стал сентиментальным в старости. Но суд, естественно, ему отказал. Он получал от сына деньги, больше ничего без его согласия он получить не мог. Ни один суд не может человека заставить с тобой общаться, любить и прочее, если человек этого не хочет. И на его многочисленные просьбы и всю грязь, что папаша стал лить на сына и Анастасию в недобросовестной прессе, Петр остался безучастен и не дал ни одного интервью. Они ведут себя с матерью очень достойно в отличие от этого алкоголика. А уж папаша-то старается, что Анастасия была русской проституткой, которую приставил к нему КГБ, чтобы она отобрала от него все его миллионы русским на ядерные бомбы и угрозу во всем мире, что она так и сделала и теперь они с сыном издеваются над ним, пребывающем в нищете и болезнях. Этими грязными мемуарами он и живет в своей злобе и ненависти. А про индийских детей он и не вспоминает, потому что с них ничего не возьмешь.

Люся замолчала. Все переваривали услышанное.

— Пойдемте внутрь, а то я замерзла, — предложила гримерша, и все дружно двинулись в помещение театра. — А вот Петр тоже до сих пор не женат! Он, наверное, пошел в своего отчима, тоже ждет свою декабристку. Все партнерши всегда в него влюблялись, много красивых романов, женщин, но не более того.

— А сколько ему лет? — уточнила Лариса Ивановна, словно сама примеряясь к заморскому красавцу.

— Тридцать семь или тридцать восемь, — ответила Люся, что-то просчитав в уме.

— Молодой еще, — вздохнула Лариса Ивановна и хохотнула: — Ну, может, наша Яна зажжет.

— Про него странные истории ходят, — загадочно произнесла Люся.

— Опять истории? Нет, я больше не выдержу, — закатила глаза Лариса Ивановна.

— А мне интересно, — призналась Яна.

— Конечно! Тебе с ним пробоваться! Человек он очень холодный, отстраненный, закрытый. Даже в одежде предпочитает только черный цвет. И еще очень болезненный. Мало что известно, интервью, которые он дал фактически по пальцам, пересчитать можно. То ли это отголоски его болезненного детства и перенесенного смертельного заболевания, то ли излишки опеки родителей. Таких детей, которых вырвали из лап смерти, часто балуют, сильно изнеживают, сажают под колпак. Но у него свое меню, своя вода, очень много ограничений. Определенный этаж, обязательно рядом пожарная лестница, полное обследование организма чуть ли не каждый месяц.

— Да, по ходу, он псих! — воскликнула Цветкова. — Псих с кучей фобий. Хватит уже о нем! Давайте примерять костюмы, я остро чувствую себя Снегурочкой!

Глава 4

«Я универсальный солдат… Нет, первая в мире женщина-робот из живого материала», — думала Яна, лежа с закрытыми глазами неизвестно где. По тому, как у нее болели руки и ноги, Яна понимала, что их ей оставили, только прошили железными штырями и латами, как положено. А вот мозги, похоже, из головы вынули полностью. Голова была такая пустая-пустая, и в ней только что-то тикало. «Точно! В меня вмонтировали бомбу! Я очень опасный солдат, — поняла Цветкова, — прошла апгрейд полностью».

— Яна! Ты как? — вывел ее из фантастических мыслей знакомый голос Степана Сергеевича.

Яна сначала повернула голову на его голос, а затем открыла глаза и тут же зажмурилась от того, что в лицо ей ударил яркий свет.

— Что, началось? — зажмурилась она.

— Чего началось? — тяжело дышал рядом ведущий артист ТЮЗа.

— Съемки? Как это… Проба? — прищурилась Яна.

— Во дает! — хохотнул Степан Сергеевич. — Мы в полицейском участке! Ты чего, ничего не помнишь?

Яна закатила глаза и постучалась в дверь своей памяти. Дверь была не заперта, но что-то удерживало Яну от того, чтобы заглянуть внутрь. Наверное, мешали стыд, совесть и еще что-то…

Проблемы в тот вечер начались еще при выборе костюмов. Костюм Деда Мороза был найден Люсей только один, и он был очень маленького размера.

— Что же это такое? — суетилась Люся. — Много же было… Не могу ничего найти. А этот костюм безумно мал. Интересно, для чего и для кого он у нас здесь висит? На Деда Мороза карлика? Не было таких спектаклей. Что же делать? Что же делать?

А вот сарафанов для Снегурочки было очень много на любой размер.

— Мы тут все на кастинг сможем пойти, — усмехнулась Лариса Ивановна.

В итоге они не придумали ничего лучше, как нарядить Яну в костюм Деда Мороза, а Степан Сергеевич влез в самый огромный сарафан Снегурочки. Выглядело это не очень, но ведущий артист ТЮЗа не разделял пессимизма остальных, пребывал в прекрасном состоянии, постоянно шутил, просто искрил юмором.

— А что? Так даже оригинальнее, не считаешь? — обратился он к гримерше.

— Считаю… — не очень уверенно ответила Люся.

— Не хочу быть старым, толстым дедом с бородой! Хочу быть Снегуркой! — пыталась сопротивляться Яна.

— А я вот как раз «на коне»! — радовался Степан Сергеевич. — Я и так старый, толстый, а здесь могу проявить мастерство, творческую смекалку! — Я — молоденькая девушка, внучка Деда Мороза!

— Ага! Роль на сопротивление! Я понимаю тебя, Степа! — хохотала Лариса Ивановна. — А вот Яне не повезло! Ей же надо было порепетировать, вжиться в образ — и вот тебе!

— А я считаю, что очень даже повезло, потому что внешний вид сейчас у Яны не очень, гримироваться некогда, а тут — борода, усы и все! Дело в шляпе! — высказала свое мнение Люся, чем снова порадовала Цветкову.

Она и так понимала, что выглядит ужасно, а уж после таких наблюдений гримера… Но в любом случае ехать им пришлось именно так, потому что Степан Сергеевич больше ни во что не влезал. Ему удалось убедить всех, что именно в таком виде их представление будет еще более запоминающимся и загадочным.

— Детишки оценят юмор! Это же клоунада!

— Многие дети искренне верят в Деда Мороза! А тут такое… — очень и очень сомневалась Яна.

А дальше они поехали на такси. Сотрудники театра провожали их словно в последний путь. Лариса Ивановна даже махала вслед каким-то платочком.

— Новогодние праздники? Корпоративы? — усмехнулся водитель.

— Скорее, водевиль, — ответила Цветкова.

Ее несколько мутило от съеденной еды и выпитого вина. А вот Степан Сергеевич и съел больше, и выпил намного больше, но чувствовал себя очень хорошо. Мало того, из необъятных недр сарафана Снегурочки появилась бутылка коньяка, и он снова принялся пить.