Горечь моей надежды - Льюис Сьюзен - Страница 113

– Пойду приготовлю чай, – сказала та. – Ты, должно быть, устала с дороги. А пока можешь посидеть здесь с Отилией.

Алекс сама не знала, как ей удалось произнести такие простые, такие обыденные фразы. И это при том, что ее жизнь сейчас совсем не назовешь обыкновенной. Она как будто сорвалась с некоего невидимого якоря, и теперь ее относило куда-то далеко, в то место, которое даже не найти на карте.

– Ботик, – сказала Отилия и протянула руку, чтобы взять его с кровати.

– Он тоже здесь? – рассмеялась Анна, беря его в руки. – Думаю, это самое лучшее из всего, что случилось, – пошутила она и повернулась к Алекс. Та натянуто улыбнулась.

– Я успела схватить кое-что из вещей, – призналась она. – Наугад, как ты понимаешь, но нам пока хватает, – она посмотрела на Отилию. – Я расскажу тебе все, – пообещала она матери, – но только после того, как она ляжет спать.

Анна снова усадила девочку на пол и, сняв пальто, тоже села с ней рядом.

– Давай посмотрим, что ты здесь рисуешь? – сказала она, чувствуя, как сердце ее наполняется нежностью. Еще бы, ведь Отилия попыталась ей подражать!

Оставив дверь приоткрытой, Анна спустилась вниз, чтобы приготовить чай. Как хорошо, что мать осталась с Отилией, а не пошла вслед за ней в кухню. И вовсе не потому, что ей не хотелось в очередной раз объяснять свой поступок. Все-таки лучше, когда рядом с Отилией кто-то есть. Так ей самой спокойнее на душе. Теперь она даже спала с ней в одной комнате, для чего притащила из бывшей комнаты Габи старый матрац. А как они обе хохотали, когда она в шутку бросала Отилию на середину огромной супружеской кровати Майры и Дугласа с ее допотопной бронзовой рамой и скрипучими пружинами! Отилия любила свернуться калачиком под стеганым одеялом, положив на подушку верного Ботика. Алекс лежала с ней рядом – читала сказку или же просила девочку что-то рассказать самой или же спеть песенку. В последние дни Отилия начала ей подпевать. При звуке ее мелодичного голоска сердце Алекс переполнялось гордостью. Вместе они пели «Я толстый коротышка-чайник», про Шалтая-Болтая, про поросенка, который отправился за покупками на рынок.

Просто удивительно, как быстро малышка запоминала слова, даже когда снизу доносились звуки классических произведений из коллекции Дугласа, призванные заглушить уличный шум.

А как Алекс обожала купать Отилию! Вместе они пускали в ванне маленькие кораблики, которые Алекс откопала на чердаке, или же, сделав из большого и указательного пальцев колечко, выдували мыльные пузыри. Отилия звонко смеялась, когда Алекс, заворачивая ее в полотенце, легонько ее щекотала. Переливы смеха растворялись в звуках классической музыки, которая теперь с утра и до самого вечера наполняла дом. Телефон также постоянно был под рукой на тот случай, если ей опять позвонят из полиции.

Как ни странно, совесть ее почти не мучила, по крайней мере она старалась не обращать на нее внимания. Главное, чтобы Отилия как можно дольше была счастлива. Алекс тем временем пыталась отучить малышку от жутких привычек, привитых ей родным отцом. Они постоянно давали о себе знать – шокирующие и трагичные. Впрочем, Алекс старалась не зацикливаться на них. Она мягко, в высшей степени тактично объясняла девочке, что той больше нет необходимости доказывать, какая она хорошая, а значит, и делать некоторые вещи.

– Я и так знаю, что ты у меня хорошая, – шептала она ей на ушко, приглаживая непокорные кудряшки. – Потому что ты самая лучшая, самая храбрая, самая красивая малышка во всем мире.

– И Ботик тоже, – шепнула в ответ Отилия.

– Ну конечно, он тоже хорошая девочка, – отвечала Алекс, а спустя мгновение Отилия уже заливалась смехом.

– Он не девочка.

Алекс знала: ничто не трогало ее до глубины души так, как радость Отилии. Разве что ее доверие и внезапные проявления любви. Девочка была довольна жизнью, пусть даже в четырех стенах ее дома, и готова учиться всему новому. С другой стороны, что в этом удивительного? Разве не так она прожила почти всю свою короткую жизнь? Она никогда не вспоминала родителей. Впрочем, Алекс тоже, хотя и знала: настанет момент, когда этого будет не избежать. Пока же ей хотелось одного – чтобы безопасности и счастью девочки ничто не мешало. Вместе они играли, болтали, рисовали, пели. Незримая связь между ними была удивительно прочной. Вряд ли она была бы прочнее, будь Отилия родным ребенком Алекс.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Одного взгляда на эти темные глазки, на дне которых все еще притаился страх, было достаточно, чтобы в Алекс со всей силой просыпались инстинкты защитницы.

И все же рано или поздно им придется расстаться. Алекс не строила на этот счет никаких иллюзий. Оставить Отилию у себя она никак не могла. Но кто скажет, где ей взять сил, чтобы оторвать ее от себя?

– Я пыталась ей все объяснить, – призналась она позже своей матери. – Что вскоре ей придется переехать в другой дом, к другим людям, которые станут о ней заботиться. Но она, услышав это, всякий раз плачет. «Я с тобой», – твердит она. У меня же просто нет сил отпустить ее от себя. Нет, я отлично знаю, что мне придется это сделать. И все же мне страшно представить, каково будет ей, когда я уйду, как она будет страдать, не понимая, почему я ее бросила. Как же мне объяснить ей, почему мы должны расстаться?

– Давай лучше поговорим об этом позже, – сказала Анна. Было видно, что ей тоже тяжело обсуждать эту тему. – Лучше расскажи мне, что, собственно, произошло. Как она здесь оказалась?

Запустив пальцы в волосы, Алекс судорожно вздохнула и попыталась мысленно вернуться в тот кошмарный вечер. Сделать это было не так-то просто, ведь она изо всех сил пыталась выбросить его из головы, вообще не думать о нем. Впрочем, постепенно она начала заново переживать мгновения в доме Уэйдов. Вот Брайан Уэйд сидит в сарае и так увлекся своими делами, что даже не замечает ее присутствия, в то время как Эрика Уэйд уже лежит мертвая в кухне.

– Знаю, я должна была немедленно вызвать полицию, – призналась она, – но в тот момент все мои мысли были лишь об Отилии. Я так боялась за нее, ее же нигде не было. Тогда я бросилась наверх и принялась ее звать. Сначала я подумала, что ее там нет. А потом услышала, как она скребется за дверью стенного шкафа. Я не могла открыть дверь – кто-то явно запер ее на замок. Но потом я увидела на полу ключ. Я рванула дверь на себя и… увидела ее там, перепуганную до смерти. Не знаю, что она видела из того, что случилось внизу. Тогда я знала лишь одно: что должна немедленно забрать ее из этого дома.

Я подхватила ее на руки, и в тот же миг в моем сознании ожила картинка: я в ее возрасте… я заперта в чулане. Знала бы ты, как я тогда ждала, когда ты придешь за мной! Внезапно я перестала понимать, кто я, а кто она. Отилия как будто превратилась в меня, я же стала тобой. Знаю, это звучит полным безумием, но так оно и было. Лишь позднее мне вспомнился сон про женщину, сбегающую вниз по лестнице с ребенком в руках. Не знаю, было ли это неким предвидением, сейчас на это очень даже похоже. Но тогда, сбегая с Отилией вниз, я воспринимала реальность как сон. Она прижималась ко мне всем тельцем. Я же с ужасом думала о том, что Брайан Уэйд сейчас войдет в дом и увидит нас. Эти несколько минут, пока я наконец не села в машину, показались мне вечностью. Но потом Отилия вспомнила про Ботика и бросилась назад в дом. Вот тогда я и захватила вместе с ним кое-что из вещей. Я была уверена, что Уэйд вернется в дом с минуты на минуту. Я понятия не имела, что мне делать, если это случится. Но, слава богу, обошлось. Пронесло.

Алекс судорожно вздохнула.

Сидевшая напротив Анна внимательно наблюдала за ней, едва ли не кожей ощущая тот ужас, через который прошла дочь. Одновременно она лихорадочно думала о том, как им теперь выходить из этого положения. Готовых ответов у нее не было. Более того, она сомневалась, что они будут.

– И что было потом? – задала она наводящий вопрос. – Как я понимаю, ты привезла ее сюда.

Алекс кивнула.

– Я собиралась позвонить в полицию, но не нашла в себе сил. Мне было страшно представить, что ее заберут у меня. Она тоже была напугана. Еще бы, если помнить о том, через что ей пришлось пройти! Ты представляешь, что было бы с ней, если бы я отдала ее посторонним людям? Ты ведь знаешь, как она верит мне. Отилия искренне считает, что я всегда буду с ней. Отдать ее кому-то – значило бы предать ее, а на это я пойти не могла. Нет, я понимаю, что поступила неправильно, и не собираюсь себя оправдывать. Но у меня такое чувство, будто нас с ней что-то связывает. И вообще, кто у нее есть, кроме меня? Ей всего три года, но ты сама видела, какая она стойкая девочка. Даже после того, через что ей пришлось пройти, она тянется к людям. Ей нужно, чтобы ее любили, чтобы кто-то был с ней рядом, заботился о ней. Как в ее возрасте, учитывая все ее страдания, она может знать, что это такое? И все же подсознательно она знает и тянется ко мне. И к тебе тоже, хотя я понимаю, что не имею права втягивать тебя в эту историю. Клянусь тебе, у меня даже в мыслях этого нет. Я отлично понимаю, в какое щекотливое положение тебя ставлю. Если ты сейчас же не сообщишь в полицию, ты автоматически становишься моей сообщницей. Так что, боюсь, тебе придется это сделать…