Тайные наслаждения - Хейер Джорджетт - Страница 51

Похороны тем временем прошли так гладко, как только можно было желать. Френсис в одиночестве оккупировал первый экипаж, трое братьев Карлайонов ехали во втором, а респектабельности остальному кортежу придавали кареты немногочисленных соседей, которые почтили церемонию своим присутствием, скорее, ради того, чтобы сделать приятное Карлайону, чем из уважения к покойному. Процессию замыкали еще несколько персонажей попроще, главным среди которых был доктор.

Для самых близких родственников покойного в Холле были поданы холодные закуски; наиболее утонченные гости после погребения благополучно разъехались, и только тогда Карлайон заметил, что, несмотря на отсутствие де Кастра, из Лондона по просьбе Френсиса прибыли двое джентльменов, разодетых не хуже него самого. Впрочем, вскоре они откланялись, заявив, что им еще предстоит обратный путь в столицу; местные дворяне, сочтя повод для встречи не слишком радостным, и, не исключено, подавленные поведением мистера Шевиота, который, похоже, был убит горем, незамедлительно поступили так же. Последним откланялся сэр Мэттью Кендалл, пожавший Карлайону руку и грубовато заявивший: все хорошо, что хорошо кончается. Сообразив, что его последние слова могут быть истолкованы превратно, он покраснел до корней своих седых волос и, стараясь скрыть смущение, с показной строгостью набросился на Никки, предупредив юношу, чтобы тот держал своего чертового пса подальше от его кроликов, а иначе собаку подстрелят и повесят на дереве в назидание всем прочим браконьерам. После столь угрожающего заявления, которое он смягчил, игриво ткнув Никки кулаком под ребра, сэр Кендалл отбыл, и Джон наконец смог дать волю своему раздражению, нараставшему в нем с того момента, как похоронная процессия вернулась в Холл. Изъясняясь со сдержанностью, что лишь сильнее подчеркивала его негодование, он, окинув Френсиса взглядом с головы до ног, заявил:

– А я и не подозревал, будто вы питали столь сильную привязанность к нашему кузену. Ваша скорбь, пожалуй, делает вам честь, но я, со своей стороны, был бы рад, если бы теперь, когда мы остались одни и более оценить ее некому, вы несколько поумерили бы свой пыл!

Никки, который как раз подносил к губам бокал с мадерой, поперхнулся и закашлялся, за что его чуть ли не впервые пожурил старший брат, Френсис же удостоил страдальческого взгляда. А тяжелый вздох стал единственным ответом, который он пожелал дать Джону. Вынув носовой платок, молодой человек надолго прижал его к глазам.

Джон, сухо поджав губы, заявил:

– Перестаньте, Шевиот, это уже слишком!

Френсис покачал головой и ответил, уткнувшись носом в складки носового платка:

– Вы ошибаетесь, увы! Я получил крайне огорчительные известия. Признаюсь вам без стеснения, что проливаю эти не достойные мужчины слезы не о нашем несчастном молодом родственнике, а о том, кто был мне куда ближе и дороже. Прошу прощения! Мне стоило немалых усилий, чтобы сдержаться во время торжественной церемонии. Нет, пожалуй, «церемония» не совсем подходящее слово: мне следовало бы сказать «бдения», поскольку слишком часто пироги с мясом и прочие яства, приготовленные для похорон, поедаются так, словно являют собой праздничное блюдо. Мой дорогой Джон, я испытал тяжелейшее потрясение!

И Джон, и Никки недоуменно уставились на него, перебирая в уме самые дикие предположения.

– Как… что… – пробормотал Никки, отставляя в сторону свой бокал с вином.

Френсис отнял от лица носовой платок и надломленным голосом ответил:

– Вы не заметили, что Луи не присутствовал на сегодняшней церемонии?

– Молодой де Кастр? – нетерпеливо спросил Джон. – Ну и что тут такого?

Френсис потерянно взмахнул пухлой белой ручкой.

– Он мертв! – пробормотал молодой человек и вновь уткнулся в носовой платок.

– Что?! – ахнул Никки. – Но…

Джон крепко взял его за локоть, и юноша умолк. А Джон сказал:

– Вот как! Что ж, мне очень жаль. Кажется, я только вчера видел его в городе. Полагаю, кончина де Кастра была скоропостижной?

Френсис красноречиво содрогнулся.

– Его зарезали! – простонал он. – А тело обнаружили под кустом в Линкольнз-Инн-Филдс! Один из моих самых старых друзей! Я буквально раздавлен этим известием!

– Боже милостивый! – только и смог пробормотать Джон.

От двери донесся негромкий голос Карлайона. Проводив сэра Мэттью, он вернулся в комнату как раз вовремя, чтобы услышать это откровение, и приостановился на пороге, пристально глядя на Френсиса.

– От кого вы узнали эти новости? – спросил его светлость.

– Об этом написано в «Морнинг Пост», которую столь любезно привез для меня Годфри Балькомб, – отозвался Френсис. – Бедняга, он всего лишь хотел сделать мне приятное, не подозревая, каким ударом это станет для меня! Видите ли, он не был знаком с Луи… поэтому удостоил роковую заметку всего лишь беглого взгляда! Вы должны простить меня: мой бедный Луи! Мой близкий и верный друг!

Карлайон, закрыв за собой дверь, вошел в комнату.

– Должно быть, вам и впрямь нелегко, – заметил он. – Я знаю, что вы уже долгое время состоите в тесных дружеских отношениях с де Кастром. Ошибки быть не может, полагаю?

– А, вы хотите дать мне надежду! Но все тщетно: «…Месье Л. д. К., – вы понимаете, кто это, – отпрыск известной фамилии французских эмигрантов»! Я не сомневаюсь, что имеется в виду мой бедный Луи! Какое несчастье, что он решил идти пешком, вместо того чтобы кликнуть портшез или извозчика! А ведь с ним не было даже факельщика![40] Как часто я предупреждал его об опасности подобных странствий, но он отказывался меня слушать, и теперь вы сами видите, к чему это привело. А ведь я отправил ему письмо в тот день, когда уезжал из Лондона, умоляя его поддержать меня на похоронах Евстасия! Бедняга, боюсь, уже тогда был мертв!

– Новости и впрямь шокирующие. Вы сказали, что он был убит в Линкольнз-Инн-Филдс? И в котором же часу это произошло?

Френсис, покачав головой, ответил:

– В газете об этом не сказано. Все случилось ночью, разумеется, но, боюсь, мы так и не узнаем, ни когда его убили, ни кто это сделал. Однако что могло заставить бедного ма́лого оказаться в таком месте, да еще в столь поздний час? У него украли кошель и забрали все драгоценности! А он остался лежать в луже собственной крови! Какой ужас!

Френсис вновь содрогнулся, причем с таким отвращением, что было видно – он потрясен случившимся до глубины души. Карлайон зна́ком показал Никки, чтобы тот налил в бокал немного бренди, и осведомился:

– В убийстве подозревают разбойников?

Френсис, кивнув, принял бокал бренди из рук Никки, дрогнувшим голосом поблагодарив его.

– Какой гнусный мотив! – сказал он. – Убит из-за нескольких блестящих безделушек и, готов поклясться, каких-нибудь жалких пяти-десяти гиней, поскольку он не был богачом. Это должно стать предостережением для всех нас! Подумать только… Но я должен взять себя в руки, иначе, боюсь, мне станет дурно! Кровопролитие, да и вообще любые формы насилия внушают мне стойкое отвращение! Еще в школе я не мог заставить себя принимать участие в спаррингах, потому что от вида крови у меня неизменно начинала кружиться голова. Да, я понимаю, что выгляжу никчемно в ваших глазах, но так оно и есть, с собственной природой не поспоришь! Пожалуй, я выпью еще капельку вашего замечательного бренди, Карлайон, после чего, если позволите, оставлю вас. Мне нужен отдых и… да, скорее всего, малая толика нашатырного спирта: Кроули знает, как смешать его. Уверен, миссис Шевиот поймет мое желание побыть в одиночестве до тех пор, пока я не совладаю со своими чувствами. Дорогой Николас, если ты намерен сопровождать меня, то не был бы так любезен сохранять молчание в дороге?

– Благодарю покорно, но я намерен приехать чуть позже.

– Твоя предусмотрительность делает тебе честь, мой мальчик. Прими мою признательность!

Допив второй бокал, он встал и откровенно сказал: