Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL. - Цао Сюэцинь - Страница 4

— Зачем прикидываться глупцом, наставник? — возразил камень. — Я знаю, в неофициальных историях принято говорить лишь о знаменитых красавицах времен Хань и Тан[6], а здесь, вопреки традиции, записано то, что предстоит пережить одному мне, и уже это само по себе свежо и оригинально. К тому же авторы всяких нелепых повествований обычно либо клевещут на государей и важных сановников, либо чернят чьих-то жен и дочерей, порицают нравы молодых, расписывая мерзость и разврат, грязь и зловоние. Есть еще книги о талантливых юношах и красавицах девушках.

Но и здесь не обходится без мерзостей и распутства. Взять, к примеру, два любовных стихотворения. В них, кроме влюбленных, непременно найдешь какого-нибудь подленького человечка, балаганного шута, который ссорит героев. А до чего отвратительны стиль и язык подобных произведений, они не только не отражают правды жизни, а случается, и противоречат ей! И наконец, о моих героях. Не смею утверждать, что девушки, которых я видел собственными глазами, лучше героинь древности, но, прочитав их подробное жизнеописание, можно разогнать скуку и рассеять тоску. Ну, а что до несуразных стихов, так не в них суть, можно и посмеяться. Но все они о радости встреч и горечи разлук, о взлетах и падениях, о том, что было на самом деле — я не посмел прибегнуть здесь к вымыслу.

Пусть мои современники в часы пробуждения или минуты тоски, когда все постыло и хочется бежать от мира, прочтут мою повесть, чтобы стряхнуть с себя прошлое, сберечь здоровье и силы, и перестанут думать о пустом и гоняться за призрачным. Это единственное мое желание. Что вы думаете об этом, наставник?

Даос Кункун выслушал, подумал немного, еще раз прочел «Историю Камня» и, уверившись, что в ней говорится о простых человеческих чувствах, о подлинных событиях и нет ничего такого, что способствовало бы порче нравов или разврату, решил переписать ее от начала до конца и распространить в мире. Он теперь сам узнал, как из пустоты возникает красота, как красота порождает чувства, как чувства проявляются в красоте, а через красоту познается сущность пустоты. Он сменил имя на Цинсэн — «Познавший чувства», а «Историю Камня» назвал «Записками Цинсэна».

Позднее Кун Мэйци из Восточного Лу предложил другое название — «Драгоценное зерцало любви». А со временем рукопись попала на террасу Тоски по ушедшему счастью, где ее десять лет читал и переделывал Цао Сюэцинь. Он разделил ее на главы, составил оглавление и дал новое название — «Двенадцать головных шпилек из Цзиньлина».

Название в полной мере соответствует «Истории Камня».

По этому поводу сложены такие стихи:

Если вам понятно начало повествования, прочтите, что написано на камне. А написано там следующее.

Далеко на юго-востоке, в тех краях, где в стародавние времена осела земля, стоял город Гусучэн. У западных его ворот находился квартал Чанмэнь, место увеселений городской знати и богачей. Рядом с кварталом проходила улица Шилицзе, заканчивавшаяся переулком Жэньцинсян, где стоял древний храм. Место узкое, тесное, недаром его прозвали Тыквой горлянкой.

Неподалеку от храма жил отставной чиновник по фамилии Чжэнь, по имени Фэй. Второе его имя было Шиинь. Жена его, урожденная Фэн, слыла женщиной умной и добродетельной, имела понятие о долге и этикете. Семья считалась знатной, хотя богатством не отличалась.

Чжэнь Шиинь был человеком тихим и смирным, ни к славе, ни к подвигам не стремился. Любовался цветами, сажал бамбук, пил вино и читал стихи, — словом, вел жизнь праведника. Одно было плохо: прожил полвека, а сыновей не имел — только дочь Инлянь, которой едва исполнилось три года.

Однажды в жаркий летний день Чжэнь Шиинь отдыхал у себя в кабинете и от нечего делать перелистывал книгу. Утомившись, он отложил ее, облокотился о столик и задремал. Приснилось ему какое-то незнакомое место и двое монахов — буддийский и даосский. Они приближались, беседуя между собой.

— Зачем ты носишь с собой этот камень? — спросил даос у своего спутника.

— Нынче должно решаться дело влюбленных безумцев — хотя они еще не появились на свет, и, пользуясь случаем, я хочу отправить этот камень в бренный мир, — отвечал буддийский монах.

— Вот оно что! Значит, и ему суждено стать влюбленным безумцем в мире людей?! Где же это произойдет? — снова спросил даос.

Буддийский монах пояснил:

— Дело это на первый взгляд может показаться забавным. Когда-то богиня Нюйва, заделывая трещину в небосводе, бросила этот камень на произвол судьбы, поскольку он ей не пригодился, и с тех пор он бродит по белу свету как неприкаянный. Так он попал во дворец Алой зари, где живет фея Цзинхуань. Знавшая о происхождении камня, фея оставила его у себя, пожаловав ему звание Хрустальноблещущий служитель дворца Алой зари. Прогуливаясь однажды по западному берегу реки Душ, служитель заметил возле камня Трех жизней умирающую, но еще прелестную травку — Пурпурную жемчужину, и каждый день стал окроплять ее сладкой росой. Так травка прожила еще долгие годы, затем превратилась в девушку и оказалась за пределами Неба скорбящих в разлуке. Там она вкусила от плода тайной страсти и утолила жажду орошающей печалью водой. Лишь одна мысль ей не давала покоя: «Он орошал меня сладкой росой, чем же я ему отплачу за добро? Только слезами, когда спущусь вслед за ним в бренный мир». В нынешнем деле замешано много прелюбодеев, которым суждено перевоплощение в мире людей, и среди них Пурпурная жемчужина. Нынче же должна также решиться судьба этого камня. Вот я и принес его на суд феи Цзинхуань — пусть вместе с остальными запишет его в свои списки и вынесет приговор.

— История и в самом деле забавная, — согласился даос. — Впервые слышу, чтобы за добро платили слезами! Не спуститься ли и нам в бренный мир, помочь этим грешникам освободиться от земного существования? Разве не будет это добрым делом?

— Именно так я и собираюсь поступить, — ответил буддийский монах. — А пока пойдем во дворец феи Цзинхуань, узнаем, что ждет нашего дурня, и последуем за ним, как только его отправят в мир людей.

— Я готов, — отвечал даос.

Чжэнь Шиинь подошел к монахам и почтительно их приветствовал:

— Позвольте побеспокоить вас, святые отцы.

— Сделайте одолжение! — отозвался буддийский монах, отвечая на приветствие.

— Я только что слышал ваш разговор, вы толковали о причинах и следствиях, — продолжал Чжэнь Шиинь. — В мире смертных такое редко услышишь. Я человек невежественный и не все понял. Не соблаговолите ли просветить меня, я готов промыть уши и внимательно выслушать вас. Может быть, в будущем это избавит меня от тяжких грехов.

Монахи улыбнулись.

— Мы не вправе до времени разглашать тайны Неба. Не забывай нас, и в положенный срок мы поможем тебе спастись от мук ада.

— Что и говорить, небесные тайны нельзя разглашать, — согласился Чжэнь Шиинь. — Но нельзя ли узнать, о каком дурне вы толковали? Кого или что имели в виду? Хотя бы взглянуть.