Левая Политика, № 16 2011. От сект к партии - Кагарлицкий Борис Юльевич - Страница 2

Растущая популярность левых идей в России — факт не вызывающий особых сомнений. Проблема в том, как заставить эти идеи работать. Даже овладев массами, идея не становится автоматически материальной силой, если нет организации, стратегии и политики.

Попытки построить партию или хотя бы крупную марксистскую организацию предпринимались неоднократно с 1990-х годов, и так же неизменно проваливались. Широкие коалиции, механически объединявшие всевозможные левые группы, разваливались. А попытки создать партию или союз на основе более или менее однородной идеологии приводили к возникновению сект или, наоборот, дискуссионных кружков.

Ни секты, ни дискуссионные кружки основой массовой организации стать не могут, просто по своей органической природе — они ориентированы на самовоспроизводство и самосохранение и тем более стабильны, чем более стоят спиной к внешнему миру. Разумеется, это отнюдь не означает отсутствия взаимодействия, например, с социальными движениями или рабочими профсоюзами. Но вопрос в том, как, для чего, каким образом строится это взаимодействие? Сектантско-кружковый принцип предполагает, что работать с социальными движениями можно одним из двух способов: либо просто участвовать в них, поддерживать все их начинания, выступая своего рода бескорыстными помощниками любого протеста; либо вести в рядах протестующих разъяснительную работу, доказывая, что всё зло — в капитализме, объясняя системную природу проблем, с которыми сталкиваются те или иные слои общества. В последнем случае успех работы определяется тем, сколько активистов социального движения удалось «завербовать», затащить в свой кружок, идейно «поднять до своего уровня». Однако движение в целом остаётся на прежнем уровне, не развивается и, по большей части, заходит в тупик. Идейная работа левых в социальных движениях оказывается неэффективной потому, что нет ответа на вопрос, что левые могут предложить этому движению как таковому, как они хотят повлиять на его развитие, программу, стратегию, организацию. В лучшем случае борьба за гегемонию внутри социального движения сводится к выдавливанию из него фашистов и националистов или к вялой полемике с либералами по общим вопросам. Но даже если гегемония завоёвана, если именно левые идейные позиции доминируют среди активистов и лидеров протеста (что сегодня встречается не так уж редко), что это даёт движению? Как влияет на его деятельность, программу, повестку дня?

Проблема не в том, что предложений или идей нет, что левые, якобы, не имеют программы, а в том, что сектантски-кружковая практика делает ненужной и невозможной работу по формированию общественной повестки дня.

Осознание этой ситуации, стремление выйти за пределы сектантской псевдополитики и потребность в объединении в 2010–2011 годах наблюдается среди левых повсеместно. К тому же за два десятилетия, прошедших со времени распада СССР, острота разногласий и противостояния между различными идейными традициями в значительной мере сошла на нет. Активисты, считающие себя «продолжателями дела Ленина и Сталина», не видят большой беды в том, чтобы сотрудничать с троцкистами, а различия между более умеренными и более радикальными левыми всё более стираются под влиянием кризиса. Все понимают, что самоопределяться надо не по отношению к традициям прошлого, а в соответствии с задачами социальной и политической борьбы дня сегодняшнего. Однако, парадоксальным образом, даже искренние и сознательные попытки изменить ситуацию, преодолеть сектантство и создать нечто качественно новое, ожидаемых результатов не дают. Построить новую левую партию на основе объединения кружков и сект не получается. И не в идейных разногласиях дело, не в амбициях и не в столкновении групповых интересов, а в том, что новая организация может быть создана только на основе нового массового движения, в котором левые, прошедшие школу кружков и сект, могут выступить в качестве своего рода идейного фермента, катализатора политического процесса, но никак не в качестве основы, на которой всё строится.

Но где массовое движение? Оно то возникает, то исчезает, как призрак коммунизма, описанный Марксом в 1848 году. В обществе происходит постепенная политизация, но она неравномерна, а главное не соответствует нашим пожеланиям и, зачастую, прогнозам. Видимо дело не только в осознании проблемы и готовности её решать, но и в том, чтобы найти нужное решение, алгоритм политических действий.

А такой алгоритм не может быть выстроен без понимания социальной и политической ситуации в России и других странах постсоветского пространства, ситуации, которая, если и не уникальна, то явно не соответствует готовым шаблонам, привычным для отечественных левых. Противоречивость политического момента, переживаемого Россией в 2011–2012 годах, состоит в том, что кризис отечественной социально-экономической модели капитализма обострился до того предела, когда воспроизводство этой системы становится технически невозможным, а её распад — исключительно делом времени. А жёсткая и неэффективная система управления гарантирует, что развал системы неминуемо примет форму политической революции. Но на фоне объективной неизбежности системного краха, социальные связи в обществе крайне слабы, его классовая структура является рыхлой, культурные традиции — крайне ослабленными, рабочее движение — незрелым и малочисленным. Именно это и предопределяет неудачу попыток построить более или менее «правильную» левую партию, модель которой тесно связана с опорой на жёсткую и определённую социальную базу. Короче, революционная ситуация есть, а революционного субъекта нет.

Значит ли это, что левая политика или левая партия в России сегодня невозможны? Нет, не значит. Это лишь значит, что практическая реализация левого политического курса и организационное осуществление левого партийного проекта становятся возможными лишь через формирование широкого общественного блока, в котором социалистическая программа может постепенно выкристаллизовываться в ходе его

Речь идёт не о создании «общедемократического блока» с либералами, а, наоборот, о формировании народного демократического блока против власти и либералов, которые, в сущности, представляют собой две стороны одной медали. Кризис верхов и раскол элит, неизбежно сопровождающий экономический кризис, может быть использован тактически, но эта тактика не может заменить стратегию. Именно создание прогрессивного блока, начинающегося с оборонительной борьбы за социальные права, здравоохранение и образование, за ценности Просвещения и принципы народовластия, становится единственно возможным ответом на начавшийся уже распад системы «управляемой демократии». Очевидно, что сопротивление неолиберализму, безумным реформам в социальной сфере, медицине и образовании становится консолидирующим фактором новой политики. В условиях, когда нет и не может быть в России массовой базы для буржуазной демократии, любая последовательно демократическая сила объективно будет сдвигаться влево. Но для того, чтобы создать такую силу, нужно осознать смысл демократической программы, состоящей не в уважении к формальным процедурам, за которые так ратуют либералы, а в уважении к непосредственным правам, интересам и воле народа.

ЛЕВЫЕ В РОССИИ

14 тезисов о прогрессивном блоке и левой альтернативе

Подготовлены коллективом ИГСО к июльской конференции левых активистов

1. Мировой экономический кризис в полной мере выявил исчерпанность и бесперспективность неолиберальной модели капитализма, в рамках которой развивается постсоветская Россия. Он спровоцировал в российском обществе острый социальный кризис, провоцирующий кризис управления и политической системы. Этот процесс распада не могла остановить даже экономическая стабилизация, достигнутая на глобальном уровне отчаянными усилиями западных государств. Разложение российской бюрократии продолжается, обостряется борьба за власть внутри самой правящей элиты. Агония власти, однако, сопровождается отчаянными попытками навязать стране новый пакет неолиберальных реформ, которые, будучи направлены на разрушение социальной сферы (образование, жильё, транспорт, пенсии и т. д.), могут оказаться для страны даже более катастрофическими, чем реформы 1990-х годов. Если в 1990-е годы страна выдержала неолиберальную шоковую терапию благодаря запасу прочности, накопленному в течение советского периода, то сейчас эти ресурсы уже в основном исчерпаны. Распад управленческой системы в сочетании с антисоциальными реформами создаёт прямую угрозу существованию страны.