Леди Джейн - Джемисон Сесилия Витс - Страница 5

Сразу заметив, что мать как-то непривычно тороплива и бледна, он догадался: что-то случилось, к тому же она никогда не выходила к нему навстречу.

– Матушка, – крикнул он, – что произошло?

– Тише, тише, Эраст, не шуми! Присядь-ка на ступеньки, я тебе все расскажу.

И мать вкратце поведала ему о неожиданном появлении приезжих и о внезапной болезни молодой женщины.

– Значит, они спят у нас? – уточнил Эраст. – Славно, нечего сказать! Взяли на себя обузу – больную, к тому же с ребенком!

– Что же мне было делать? – раздраженно воскликнула мадам Жозен. – Не вытолкать же на улицу умирающую женщину, да еще ночью! Пускай уж спит до утра на моей постели.

– А что она собой представляет? Может, нищая, побирушка? У нее есть какой-нибудь багаж? Ты видела у нее деньги? – выспрашивал сын у матери.

– О, Эраст, не шарила же я у нее по карманам! Они обе прилично одеты, у матери дорогие часы с цепочкой, а когда я заглянула в чемодан, то увидела там много серебряных вещей.

– Вот удача! – радостно воскликнул Эраст. – Значит, она богачка, и завтра, уезжая, отвалит нам долларов пять!

– Не думаю, чтобы она смогла завтра отправиться в дорогу, она долго пролежит у нас. Если ей не полегчает к утру, тебе придется переправиться на ту сторону и привезти доктора Дебро.

– Это еще зачем? Ты не можешь держать больную у нас в доме, надо отправить ее в больницу. Ведь ты даже имени ее не знаешь, не знаешь, откуда она приехала, куда едет. А вдруг она умрет у тебя на руках, что тогда делать будешь?

– Если я буду ее лечить и она умрет, вина будет не моя, – заявила мадам Жозен. – Тогда у меня будет право за свои хлопоты и труды воспользоваться ее имуществом.

– Да хватит ли имущества – расплатиться? – спросил сын, а потом присвистнул. – Ох, маменька, хитрая же ты! Но я вижу тебя насквозь!

– Не понимаю, что ты хочешь сказать! – с искренним негодованием воскликнула мадам Жозен. – Если я ухаживаю за больной, уступаю ей свою постель, то я вправе ожидать, что мне за это заплатят. Отправить ее в больницу у меня не хватит духу. Имени ее я не знаю, фамилия знакомых, у кого она хотела остановиться, мне неизвестна, – что же мне остается делать?

– Делай, что задумала, маменька... Да, жаль, очень жаль молодую женщину! – заключил он со смешком.

Мать ничего не ответила и несколько минут сидела в раздумье.

–Ты денег не принес? – спросила она вдруг. – На ужин ничего нет, а я собираюсь всю ночь просидеть у постели больной. Может, сбегаешь в лавку купить хлеба и сыру?

– Ты спрашиваешь, есть ли у меня деньги? Гляди! – Эраст вытащил из кармана целую пригоршню серебра.

Через час мадам Жозен с сыном сидели в кухне, ужиная и дружески болтая, а больная женщина с дочерью крепко спали в отведенной им комнате.

Последние дни в Грэтне

На следующее утро гостья оставалась в тяжелом забытьи, щеки ее покрывал нездоровый румянец, лоб горел. Опасность была очевидной. Мадам Жозен решила послать Эраста за доктором Дебро. Но прежде мать с сыном уединились на кухне, притащив туда чужой чемодан, и принялись рыться в нем, оценивая его содержимое. В нем было белье, туалетные принадлежности, багажные квитанции, пассажирские билеты, но ни писем, ни записок, ни визитных карточек, ни счетов – ничего такого не было, и только монограмма «ДЧ», помечавшая белье и серебряные вещи, свидетельствовала, что все, уложенное в чемодан, принадлежало одному и тому же лицу.

– Возьму багажные квитанции с собой, – сказал Эраст, вставая и пряча их в карман жилета. – Если больная очнется, объясните ей, что им обоим не обойтись без платьев, вот мы и решили получить багаж. – Он многозначительно улыбнулся; мать же, не отвечая, закрыла чемодан с озабоченным видом и стала торопить сына.

– Скорее привези доктора! Я так боюсь за бедную леди. Девочка вот-вот проснется и расплачется, увидев мать в беспамятстве.

Эраст проворно оделся и побежал к переправе.

Старик Дебро, действительно почти выживший из ума, осмотрел больную и заключил, что за нее можно не опасаться. Хитрая креолка сказала ему, что приезжая – их хорошая знакомая из Техаса.

– У леди лихорадка, – объявил доктор. – Долго лежать она не будет, скоро наступит кризис. Я сделаю все, что возможно. Вы, мадам Жозен, отличная сиделка, я это узнал во время холеры. Лучше вас никто не сможет ухаживать за вашей знакомой.

Он прописал лекарство и дал нужные наставления по уходу за больной, поглаживая золотистую головку девочки, которая, проснувшись, не отводила глаз от лица матери.

Доктор распрощался и уехал. Вскоре воцарившуюся в маленьком домике тишину нарушил грохот подъехавшей к крыльцу повозки. На ней стояли два громадных сундука, и Эраст засуетился, помогая втащить тяжелый багаж во вторую комнату, рядом со спальней. Дорогие сундуки резко контрастировали со скромной, почти нищенской обстановкой комнаты. Глядя на них, мадам Жозен подумала: «Что если больная умрет? Что тогда делать со всеми этими вещами?»

Повозка уехала, зеленая дверь дома захлопнулась и будто скрыла ото всего света бедную мать с ребенком.

Доктор Дебро продолжал навещать больную и каждый раз покидал ее все более встревоженным: он убедился, что положение безнадежно, и страдал, глядя на девочку. Бледная, молчаливая, она целыми днями сидела на кровати возле матери с выражением безысходного горя в глазах. И старичку-доктору ничего не оставалось, как твердить, что маме скоро будет лучше. Он всячески старался развлечь малышку. А она всегда радовалась, когда он приезжал, и ждала от него слов, внушавших надежду.

Мадам Жозен как-то сказала девочке, что ее больной матери необходим полный покой. И девочка часами сидела, не шелохнувшись и не выпуская материнской руки из своей.

Нельзя было упрекнуть мадам Жозен в недостатке заботливости. Мадам усердно ухаживала за больной и за ее маленькой дочерью, но при этом мысленно восхищалась своей самоотверженностью. А порой расхваливала себя и в разговорах с сыном:

– Ну кто, кроме меня, мог бы так заботиться о больной, так баловать ее ребенка? Беспомощные, одинокие, только во мне одной они и нашли опору.

Старая креолка прежде всего хотела уверить саму себя, что действует бескорыстно.

Спустя двенадцать дней после появления в доме мадам Жозен молодой матери с ребенком по узкой улице Грэтны, к переправе, двигалась самая скромная погребальная процессия. Встречные отступали к обочине и удивленно оглядывали Эраста Жозена, одетого с иголочки и занимавшего место рядом с доктором Дебро в открытой коляске, единственном экипаже, который следовал за гробом.

– Это какая-то иностранка, родственница мадам Жозен, – послышался чей-то голос в толпе. – Она с маленькой дочкой недавно приехала из Техаса, а вчера умерла. Вчера же ночью, говорят, и девочка слегла. По словам старика-доктора, с той же горячкой.

Мадам Жозен, напомним, была урожденная Бержеро, фамильный склеп Бержеро находился на кладбище при церкви Святого Людовика. Впервые после смерти булочника Бержеро склеп открыли в первый раз, и ненадолго пережившую мужа женщину похоронили там среди чужих людей.

Когда Эраст вернулся с похорон, мать его сидела в качалке возле кровати, которую теперь занимала новая больная – леди Джейн. Волнистые волосы пребывавшей в беспамятстве девочки рассыпались по подушке; темные круги под глазами и лихорадочный румянец на щеках служили верным признаком того, что ребенок заразился тифом.

Мадам Жозен, надевшая свое самое лучшее черное платье, проплакала все утро. Завидев вернувшегося сына, она бросилась к нему и разрыдалась.

– Мы погибли! Какие же мы несчастные! Как же мы наказаны за доброе дело! Взяли в дом совсем незнакомую больную женщину: и уход ей, как за родной, и место в нашем фамильном склепе!.. Вдруг девочка тоже заболела! Доктор Дебро говорит, что это повальная горячка, мы с тобой заразимся и помрем! Вот что значит творить добро!