Колодец с живой водой - Мартин Чарльз - Страница 44

После этого мы долго шагали молча, глядя то на сверкавшую под солнцем реку, то на рощицы сахарного тростника, который рос тесными пучками, странно похожий на гигантские иглы дикобраза. Вскоре ландшафт еще немного изменился: дорога круче пошла вверх, тростник почти исчез, а его место вновь заняли деревья. Высокие, раскидистые, они подступали почти вплотную к дороге, укрывая ее своей тенью. Между ними росли деревья поменьше, в основном фруктовые. Проходя под одним из них, Паулина подняла руку и сорвала довольно-таки крупный плод. Другую руку она забросила за спину и достала из притороченных к рюкзаку ножен большой нож-мачете.

Мачете явно много раз точили, так что его широкое полукруглое лезвие превратилось в узкий, прямой, как шпага, клинок. Перехватив его поудобнее, Паулина положила плод на удобный плоский камень на обочине. Изабелла, по-прежнему шагавшая впереди, остановилась и посмотрела на мать.

– Подойдите и протяните руки, – сказала Паулина, доставая из мешка пластиковый опрыскиватель для цветов.

Мы подошли, и она обрызгала наши протянутые ладони каким-то дезинфицирующим раствором. Потом Паулина аккуратно разрезала пополам фрукт, который был размером почти с футбольный мяч. Снаружи он был желтовато-зеленым, а внутри – темно-красным, с оранжевыми прожилками, и я почему-то решил, что это какой-то дальний родственник дыни-канталупы.

Тем временем Паулина нарезала плод на небольшие аккуратные кусочки и, стараясь не прикасаться к ним пальцами, протянула один кусок Изабелле, а один – мне, предварительно насадив их на острие мачете. Перехватив мой устремленный на нож взгляд, Паулина улыбнулась:

– Клинок я вымыла. Да ты не бойся, только бери за кожуру. Никогда не прикасайся к тому, что́ ты ешь, руками, даже если тебе кажется, что они чистые.

Я осторожно снял свой кусок с клинка.

– Хорошо.

Дыня оказалась очень ароматной и сладкой, и мы ели ее на ходу, бросая кожуру в придорожные кусты. Потом нас догнал подросток на отчаянно скрипящем велосипеде. Обращаясь к моим спутницам, он прокричал несколько фраз на испанском, вежливо приподнял шляпу и не спеша покатил дальше. Когда он проезжал мимо меня, я заметил, что ось переднего колеса заменял кусок арматуры, который удерживали в проушинах вилки два куска толстой сапожной кожи.

Когда с дыней было покончено, Паулина шагнула к обочине и, орудуя мачете с силой и ловкостью, каких я от нее никак не ожидал, срубила толстый стебель сахарного тростника. На ходу очистив его от листьев, она содрала верхнюю, жесткую кожицу и протянула мне:

– Ну-ка, подержи за конец.

Я повиновался. Паулина взмахнула мачете – и у меня в руках оказался примерно десятидюймовый обрубок стебля. Не зная, что делать дальше, я уставился на него, и Паулина усмехнулась:

– Там внутри сок. Его нужно высасывать.

Оставшийся кусок стебля она разрубила еще на несколько частей для себя и для Изабеллы, и, поднимаясь дальше в гору, мы все сосали куски сахарного тростника. Его сок по вкусу напоминал леденцы, и я высосал свой обрубок досуха.

Какое-то время спустя заросли слева от дороги расступились, и я увидел небольшое пастбище, на котором под присмотром двух мальчишек паслось полтора десятка коров. Коровы щипали густую, сочную траву, и маленькие пастухи, которым было совершенно нечего делать, развлекались тем, что играли в бейсбол. У них были даже настоящие бейсбольные перчатки, но такие старые, что нитки на них давно перетерлись и вылезли, поэтому их пришлось обмотать изолентой, а вместо мяча они использовали крупный лимон.

Примерно через полмили дорога сделалась настолько крутой, что Изабелла вернулась к матери и протянула ей свой рюкзачок. Я предложил свою помощь, и рюкзачок – розового цвета, с Дорой-путешественницей и ее спутницей-обезьянкой[47] – перекочевал ко мне. Он оказался совсем легким: бутылка с водой была пуста, пакет с карамельками вскрыт, и только бинты остались в неприкосновенности.

Еще некоторое время мы поднимались по дороге, пока не вошли в заросли кофейных деревьев – вероятно, тех самых, которые Паулина показывала мне из окна пару часов назад. На всякий случай я спросил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Скажи, Паулина, это тот самый кофе, который…

– Зови меня просто Лина, – перебила она. – Да, здесь растет тот самый кофе, который ты пил утром.

– Хотел бы я знать, почему кофе с этих деревьев такой вкусный?..

Она не без самодовольства ухмыльнулась, но ничего не ответила, и мы пошли дальше. К этому моменту мы находились в пути уже несколько часов, пройдя несколько миль и поднявшись довольно высоко в горы. Наконец Паулина остановилась и, отдуваясь, обернулась ко мне.

– Смотри! – сказала она, показывая на северо-восток, где в нескольких милях от нас вздымалась к небу укрытая дымом вершина Сан-Кристобаля. Между ней и нами располагался второй, спящий вулкан. Его склоны были одеты густой зеленью, а кратер казался идеально круглым, если не считать узкого пролома в одной из стенок. От пролома тянулся широкий, темный, похожий на шрам след, который рассекал джунгли и, изгибаясь точно змея, сворачивал в долину. Отсюда не было видно, но заканчивался он только у побережья. Я знал это совершенно точно, потому что когда-то уже наблюдал этот шрам из окна частного самолета Маршалла.

Ах вот оно что, подумал я, чувствуя, как у меня в мозгу один за другим встают на место фрагменты головоломки.

– Десять лет назад над этими районами Никарагуа бушевал ураган «Карлос». За месяц здесь выпало двенадцать футов осадков, – глухо сказала Паулина и медленно обернулась ко мне. – Там… – Она взглядом показала на кратер спящего вулкана. – Раньше там было прекрасное озеро, но за четыре недели непрекращающихся дождей оно переполнилось. В конце концов огромная масса воды взломала каменную стену вулкана и устремилась вниз, увлекая за собой камни и почву. Это было совсем как извержение, только вместо раскаленной лавы по склону пронесся грязевой сель. Он был шириной в милю и высотой почти тридцать футов. Впоследствии снимки со спутников показали, что сель двигался со скоростью свыше ста миль в час. – Паулина махнула рукой туда, откуда мы пришли, и я увидел в западной части долины широкий прогал, на который поначалу не обратил внимания. – Сель прошел вон там и добрался до сáмого океана, а это почти тридцать миль… – Она немного помолчала. – В долине жили люди, много людей. Спастись удалось единицам. Кого-то поток унес далеко в океан – корабли береговой охраны подбирали выживших в тридцати милях от берега.

– А кресты?

– В тот день погибло больше трех тысяч человек. Кресты стоят в тех местах, где впоследствии находили тела… или части тел. Или обрывки одежды. Или… – Не договорив, Паулина повернулась и медленно зашагала дальше, но сказанные ею слова все еще звучали у меня в голове.

– Твои родственники тоже погибли в тот день?

– Да, – ответила она, не оборачиваясь. – Двадцать семь человек.

Я не нашелся, что сказать, а Паулина уже вглядывалась в просвет между кофейными деревьями, где плыл в воздухе дымок нескольких костров, на которых, судя по запаху, что-то готовилось.

– Идем, – сказала она. – Времени уже много.

Еще минут двадцать мы шли между кофейными деревьями, которые были высотой с меня. На ходу Паулина то и дело касалась рукой зеленой блестящей листвы, потом сорвала несколько ягод.

– Кофе начали собирать на прошлой неделе, – сказала она, не оборачиваясь. Изабелла убежала далеко вперед, и из зарослей слышался ее смех. Очередной особенно крутой участок дороги Паулина преодолела, не замедляя шаг, и я сразу отстал, поскольку очень ослаб за время болезни и успел основательно выдохнуться. Думаю, что в своем нынешнем состоянии милю я бы пробежал минут за шесть, если не больше. К счастью, бежать мне было не нужно, и я медленно плелся следом за Паулиной, стараясь только не потерять ее из вида. Лямки мешка впивались мне в плечи, колени подгибались, и я с трудом подавил в себе желание опуститься на четвереньки.