Зверю в сердце (СИ) - "Вареня" - Страница 36

      Антон привел себя в порядок, наскоро позавтракал хлопьями с молоком и включил трансляцию институтских занятий. В перерывах приготовил обед и после окончания короткого учебного дня принялся ждать Костю. Но тот только заглянул в окно, сделав несчастные глаза, пожаловался, что времени совсем нет, схватил со стола пару кусков свежего хлеба и, послав воздушный поцелуй, убежал куда-то. Внезапно взбешенный Антон со злостью перелил суп из красивой супницы обратно в кастрюлю и покидал второе и салат в лотки. Течка, хоть и проходила всегда относительно легко, делала его эмоционально нестабильным, порой накручивая чувства так, что потом приходилось лишь недоумевать.

      Слегка выпустив пар на тренажерах, Антон уселся за домашние задания. Удалось даже набросать схему будущего курсовика и нарыть для него материалов. Настоящий подвиг для ленивого в этом отношении парня, который всегда тянул до последнего. От собственного трудолюбия Антон снова взъерепенился: живет вдвоем со своим молодым красивым альфой, готовит ему, приводит себя в порядок, проявляет инициативу, намеками, правда, но тем не менее, а течку вынужден переживать со сраным курсовиком! Антон со злостью отодвинулся от рабочего стола и принялся продумывать все те правдивые гадости, которые он непременно скажет Косте, как только тот соблаговолит вернуться. Прервал его стук в дверь. Чересчур жизнерадостный Ромка, щебеча огорошенному Антону что-то про стрелочку и кружочки, утянул его к себе домой. Кружочки и стрелочка оказались на деле Твистером, так что пришлось Антону изгибаться в немыслимых позах вовсе не под Костей, а под дружным омежье-альфьим коллективом. Кости же не было. И Антон искренне желал ему решать проблемы Тима, потому что только это могло избавить его от кары, которую Антон готов был обрушить на его непутевую голову. А потом он стал ловить все эти скрытые взгляды, которые бросали на него альфы. Этакие сочувствующе-недоумевающие. И вот тогда-то глаза его заволокла красная пелена. Честно говоря, в те минуты, когда он подкарауливал Саню в пустой кухне и за грудки прижимал к стене, Антон целиком и полностью понимал беснующихся быков.

      — Что за херня, Саня, потрудись-ка объяснить, — прошипел он ему в лицо.

      — Ты о чем это? — А вот врал Саша всегда плоховато. По крайней мере, Антон-то его сразу раскусывал.

      — Я сейчас пойду и расскажу Ромке о том, что ты подстраиваешь все так, чтобы я не был со своим альфой в течку. Как думаешь, что он сделает?

      Вообще-то Антон не привык обсуждать интимную жизнь с посторонними альфами, но сейчас был слишком уж взбешен.

      — Э-э-э. Так, а я при чем? У Кости дела, а мы тут решили вечеринку забабахать…

      — Говори, скотина! — взревел Антон, и только громкая музыка помешала всем услышать этот рев.

      Саша изумленно вылупился на него, а потом, заикаясь, выложил, что Костя дома и именно он подговорил всех отвлечь Антона.

      — Ты должен был и на ночь у нас остаться, — с виноватым лицом поведал Саня.

      — А могу ли я полюбопытствовать, — вкрадчиво спросил Антон, с трудом сдерживая желание придушить Сашу. Все-таки инициатива всего этого дерьма исходила не от него, — что на этот раз вашего вожака не устроило в моем поведении?

      — Так уж вышло…

      — Не мнись!

      — У тебя течка, а у него гон!

      — Чего у него?

      — Бли-и-ин! Почему именно я всегда втянут в ваши разборки? Я не хочу объяснять все это не своему омеге!

      — А придется, — угрожающе проговорил Антон.

      — У оборотней есть аналог омежьей течки. Типа сильно хочется трахаться. Гон называется.

      — И почему этот гон нельзя провести со мной?

      — Не знаю, — огрызнулся Саня. — У Костяна спрашивай.

      — Обязательно, — уверенно ответил Антон. — Вот прямо сейчас и поинтересуюсь.

      Он развернулся к двери, но тут Саня ухватил его за руку и заставил остановиться.

      — Костян, по ходу, предвидел, что ты все выпытаешь, так что приказал тебе не приходить сегодня домой. Ни в коем случае.

      — Он мне что? — недоверчиво переспросил Антон.

      — Очень настойчиво попросил не приходить, — закатив глаза, исправился Саня.

      — Знаешь что? — с невинным видом спросил Антон.

      — Что?

      — Пошли вы на хуй со своими играми!

      И оставив огорошенного Саню на кухне, он накинул куртку и всунул ноги в сапоги, не тратя время даже на шнуровку, благо дома стояли по соседству.

      Антон влетел в прихожую, поспешно стащил куртку и обувь и проскользнул в полутемный холл. Он даже не успел сказать, рвущееся с языка: «А ну выходи, трусливое говно», когда его ухватили за шею сзади и буквально впечатали в стену, наваливаясь сзади немалым весом.

      — Кажется, — прорычал Костя, непривычно гортанно, — маленького зайку предупреждали не соваться сегодня к большому и очень, — Костя сильно и грубовато толкнулся бедрами, — очень злому волку. Но зайка ведь у нас самый умный, так? — прошипел он Антону в ухо, и тот, дрожа уже от резкого возбуждения, почувствовал, как намокает белье. — Зайка лучше других во всем разбирается. Кажется, — Костя как-то судорожно, непривычно грубо облизал Антону край уха, — пора показать зайке, что бывает с непослушными детками.

      Наверное, все это было неправильно. Ведь Антон всегда думал о своем первом разе как о чем-то нежном, неспешном и предельно аккуратном. Учитывая отношение Кости, так и должно было быть. Вот только ощущая лопатками больно впившуюся ступеньку лестницы, неожиданно легко заглатывая до основания крупный член, Антон нисколько не был разочарован. И злой желтоглазый Костя, на особо глубоких толчках скалящий белоснежные клыки, заводил похлеще нежного и доброго.

      По лестнице он Антона практически тащил, хотя с его возможностями сделать это было несложно, а на кровать бросил, наваливаясь сверху, почти лишая возможности дышать.

      — И ни звука, — цыкнул Костя на попытку Антона проскулить хоть что-то. — Молчи. Мое изрешеченное терпение сейчас тоньше паутины. Сам будешь не рад.

      Откровенно говоря, Антон не думал, что у них что-то получится. По крайней мере, все знакомые омеги, откровенничающие на тему своего первого раза, и кое-какая литература утверждали, что требуется, как минимум, долгая подготовка. Это если не считать прелюдии. Но то ли они врали, то ли истерзанный течкой и долгим ожиданием организм Антона воспринял полунасильственный минет и за прелюдию, и за подготовку, но вошел Костя легко, одним сильным уверенным толчком. И боли не было. Антон кусал подвернувшуюся так кстати подушку, закатывал глаза и дрожал в какой-то необъяснимой разделенной на двоих вибрации — мелких резких толчках, которые оборвались в один момент. Костя выдохнул: