Зверю в сердце (СИ) - "Вареня" - Страница 34

      Вспыхнувшие в полнейшей темноте желтые глаза напугали его до полусмерти. Истошный Антонов вой прервала ладонь Кости. От прижатого к спине тела альфы отпустило сразу. Антон перевел дух и взглянул на уже освещенную кухню. Сидящий за столом парень, улыбался во все тридцать два, белозубо, радостно, словно напугать человека до полусмерти — лучшее, что можно сделать в жизни.

      Костя обнял Антона за плечи и провел внутрь. Усадил на стул и устроился рядом, продолжая обнимать — несмотря на то, что опасности не было, негласно убеждал, что защитит в любом случае.

      — А ты, значит, Костянова детка? — нагло ухмыльнулся парень. — Сделаешь дяде чая? Устал, как собака, пока добрался в эту глушь.

      — Еще раз так назовешь моего омегу — я тебе горло перегрызу, — ровно, но твердо сказал Костя. — И ты, дядя, младше его на год, так что аппетиты поумерь. Нахрена приперся?

      — И вот так ты рад видеть младшего братика, — патетически вздохнул гость, покачивая головой, и в ухе его недешево блеснул внушительный камушек. — Я Тимофей, — белозубо улыбнулся он Антону и протянул руку через стол. Тот заторможенно пожал ее, так и не отойдя толком от пережитого ужаса. — А ты Антон, да? — Он с показным интересом уставился на Антона, ожидая ответа.

      — Да, — просипел тот. И как воспитанный мальчик прибавил: — Приятно познакомиться.

      — Да уж приятно — нет слов, — заржал Тимофей. — Все поселение слышало твой восторг от встречи.

      Антон покраснел, а Костя от души заехал брату под столом ногой.

      — Чего приперся?

      Антон был наслышан о Тиме, а еще о том, что отношения у него со старшим братом весьма напряженные. Второй ребенок, не наследник, избалованный папиной любовью и имеющимися возможностями, он всегда завидовал Косте, по крайней мере, так говорили альфы из Костиной стаи. Ситуация классическая: сиди на попе ровно, наслаждайся тем, что имеешь, но Тим никак не мог удовлетвориться ни своей ролью второго сына, ни куда меньшей силой. То, что к силе прилагается колоссальная ответственность, его трогало мало. Спасло то, что родители у Антиповых были далеко не дураки. Они быстро поняли, что ситуацию надо менять и отдали Тиму часть нарко-бизнеса. Грязного, мутного, от которого напрочь открестился Костя. Но Тим неожиданно расцвел. Ему, с его сложным характером, взрывным темпераментом и кучей подозрительных связей удалось найти в нем себя.

      И теперь, по всей видимости, случилось что-то из ряда вон выходящее, раз он пришел к Косте. С Тима вдруг слетел весь налет дурашливости, взгляд сделался серьезным и каким-то больным. Нечто подобное, только в куда большем объеме Антон видел у Кости, когда приехал. Видимо, тот тоже понял это, потому что смотрел пристально и напряженно, хоть и пытался показать, что все заботы младшего для него значения не имеют.

      — Я… — Тим застопорился, оглядел Антона, решая, можно ли говорить при нем, а потом продолжил: — Я спросить хотел, как ты его, — кивок в сторону Антона, — добился? Ты ведь там намутил что-то, если я правильно понимаю, и отношения у вас были не очень. Как ты исправил все?

      — Что ты сделал? — вдруг жестко припечатал Костя, подаваясь вперед.

      Видимо, это были какие-то оборотнические штучки, потому что Тим сжался под его взглядом и заерзал, но не попытался ни огрызнуться, ни перевести тему, хотя Антон ожидал именно этого.

      — Ну, я, типа, напугал омегу, который… нравится мне.

      — В деталях, — голос у Кости стал уже глухим. И это было первым и самым верным признаком его растущего раздражения.

      Тим закатил глаза, потом поморщился, понял, что кривляния на Костю не производят впечатления и, вздохнув, процедил:

      — Хотел припугнуть одного назойливого омегу. Привел его кое-куда, но мы с парнями перестарались.

      — Насколько перестарались? — холодом от каждого слова веяло прямо-таки арктическим.

      — Сильно перестарались, Костян. — И вот тут-то Антон увидел это: зияющая, кровоточащая рана, наискось во всю душу. Наспех зашитая, закиданная напускным безразличием и уверенностью в себе, но явно болящая так, что даже у Антона что-то екнуло.

      — Что вы сделали?! — заревел Костя.

      — Пустили по кругу…

      — Пиздец! Ты больной уебок! — заорал Костя, перегнувшись через стол и хватая Тима за грудки. Но Антон отчетливо понимал, что это уже бесполезно. Что Тим и сам все понимал, но сожалел столь сильно не из-за аморальности поступка. Было что-то еще. И это что-то надо было уцепить.

      Он ухватил Костю за руку и в ответ на вопросительный взгляд покачал головой. Тот коротко рыкнул, но брата выпустил и плюхнулся на свой стул.

      — Н-н-не так… Мы, типа… — Тим помялся, посмотрел на Антона, а потом выдавил: — Орально. Без понятия почему, но его запах я только в конце почувствовал. Он мой… Пара.

      — Бля, — выстонал Костя, и, честно, Антон не помнил толком, когда тот с таким чувством матерился. — Ладно. Теперь с этим омегой что?

      — Да нормально с ним все. — Сказано это было картинно честным голосом со столь же честным взглядом. Словом, врал Тим, как пить дать.

      — Что с омегой?

      — Я оставил его в деревне, — нехотя выдавил Тим. — И сказал, чтобы не рыпался, иначе закопаю.

      Аналогия у Антона прошла сразу же. Казалось бы, дело давнее, забыто-зарыто, но его словно обожгло страхом. Он дернулся, но тут же почувствовал, как Костя под столом переплел их пальцы. Стало легче, страх отпустил, и Антон благодарно стиснул пальцы в ответ.

      — Где? — рыкнул Костя.

      — Не скажу, — насупился Тим, окончательно добивая брата.

      — Где он?! — завопил Костя, теряя контроль. Глаза у него полыхнули звериной желтизной, и, видимо, это тоже что-то значило, потому что Тим весь сжался на стуле, сгорбился, потупив глаза. Антон был почти уверен, что имей он хвост, поджал бы его под брюхо.

      И все-таки Тим отрицательно помотал головой:

      — Не скажу.

      — Су-у-ука, — прохрипел Костя, и Антон вцепился в него, надеясь уже не предотвратить, но хотя бы отсрочить неизбежную драку. Своего альфу он успел изучить. Хоть Костя и был с ним предельно нежен и бережен, свою стаю держал в ежовых рукавицах и никогда не рассусоливал, предпочитая вбивать нужную информацию кулаками.