Невиновный - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 53

В сущности, Хетт просто убеждал жюри поверить ему на слово. «Не спрашивайте доказательств, просто верьте мне».

Нескрываемым подтекстом свидетельских показаний Хетта было: из всех волосков, найденных в квартире Дебби Картер, четыре принадлежат Рону Уильямсону. Да это, по правде, и было единственной целью, с которой обвинение выставило Хетта в качестве свидетеля.

Его присутствие на суде и его показания высветили безнадежность ожидания справедливого суда для неимущего подсудимого без привлечения независимых экспертов. Барни подал соответствующее ходатайство за несколько месяцев до суда, но судья Джонс его отклонил.

А делать это не следовало. Тремя годами ранее крупное дело из Оклахомы попало в Верховный суд США, и результат апелляции потряс все уголовные суды страны. По делу «Эйк против штата Оклахома» суд вынес постановление: «Если штат использует свои правосудные возможности, чтобы доказать вину неимущего подсудимого в уголовном процессе, он обязан предпринять шаги для того, чтобы подсудимый получил равную возможность представить доказательства в свою защиту… Правосудие не может быть достигнуто, если подсудимому исключительно в силу его бедности отказано в возможности эффективно участвовать в юридическом процессе, от которого зависит его свобода».

Это решение Верховного суда требует, чтобы основные средства адекватной защиты были обеспечены штатом неимущему подсудимому. Судья Джонс проигнорировал это требование как в деле Фрица, так и в деле Уильямсона.

Показания криминалистов были основным источником доказательств у обвинения. Джерри Питерс, Лари Маллинз, Мэри Лонг, Сьюзен Лэнд и Мелвин Хетт – все они являлись экспертами. У Рона был только Барни, безусловно, квалифицированный адвокат, неспособный, однако, видеть улики.

Мелвин Хетт был последним свидетелем обвинения. В начале процесса Барни отказался от вступительного слова, зарезервировав время для него перед началом защиты. Это был рискованный маневр. Большинство адвокатов не откладывают своего обращения к присяжным, чтобы изначально посеять у них сомнения относительно доказательств обвинения. Вступительное слово и заключительная речь – единственные моменты в процессе, когда адвокат может напрямую обратиться к жюри, и они слишком важны, чтобы упускать их.

Барни же удивил всех, снова отсрочив свое право на вступительное слово без объяснения причин. Объяснений и не требовалось, но тактика была весьма необычной.

Барни поочередно вызвал на свидетельское место семь надзирателей. Все они отрицали, что когда-либо слышали, чтобы Рон Уильямсон хотя бы намекал на свое участие в убийстве Картер.

Уэйн Джоплин был секретарем суда Понтотокского округа. Барни выставил его в качестве свидетеля, чтобы он изложил список судимостей Терри Холланд. Ее арестовали в Нью-Мехико в октябре 1984 года, отправили в Аду и посадили в тюрьму, где она быстренько помогла раскрыть два сенсационных убийства, хотя почему-то два года ждала, прежде чем сообщить полиции о драматических признаниях, сделанных ей Роном. Она признала себя виновной в подделке чеков, получила пять лет, из них три условно, и ей было предписано выплатить судебные издержки в сумме семидесяти долларов, ущерб в сумме пятисот двадцати семи долларов девяти центов, гонорар адвокатам в размере двухсот двадцати пяти долларов из расчета по пятьдесят долларов в месяц, десять долларов в месяц Департаменту исправительных учреждений и пятьдесят – в Фонд помощи жертвам уголовных преступлений.

Она внесла единственный взнос в размере пятидесяти долларов в мае 1986 года, после чего ей, судя по всему, все долги простили.

Барни постепенно подбирался к своему последнему свидетелю, коим являлся сам подсудимый. Позволять Рону свидетельствовать было рискованно. Он был легко возбудим – не далее как утром того же дня набрасывался на Терри Холланд, – и жюри уже боялось его. У него было криминальное прошлое, которое Питерсон постарался расписать во всех красках, чтобы посеять сомнение в том, что ему можно доверять. Никто не знал точно, сколько лекарств он принимал, если вообще принимал. Он был раздражительным и непредсказуемым и, что хуже всего, не подготовлен собственным адвокатом.

Барни попросил разрешения подойти к судейскому столу и сказал судье Джонсу:

– Ну вот, теперь начинается представление. Я прошу вас устроить перерыв, чтобы постараться сделать что сумею, чтобы успокоить его. До сих пор он казался… ну по крайней мере то и дело не вскакивал с места. В любом случае мне нужен перерыв.

– У вас остался единственный свидетель? – спросил судья Джонс.

– Да, у меня остался он один, и я думаю, что сейчас самое подходящее время для перерыва.

Они договорились отложить продолжение судебного заседания до часа дня, и Рона повели в тюрьму. Увидев по дороге отца жертвы, он завопил:

– Чарли Картер, я не убивал вашу дочь!

Охранники постарались поскорее провести его мимо.

В час дня его доставили обратно. После нескольких предварительных вопросов он заявил, что никогда ни о чем не говорил с Терри Холланд и не был даже знаком с Дебби Картер.

Барни спросил, когда он впервые услышал о смерти Картер.

– Восьмого декабря. Позвонила моя сестра Аннет Хадсон, она говорила с нашей матерью, и я услышал, как мама сказала: «Я точно знаю, что Ронни этого не делал, поскольку был дома». Я спросил маму, о чем речь. И она передала мне то, что сообщила ей Аннет, – что где-то поблизости от нас убили девушку.

Неподготовленность Рона стала еще более очевидной спустя несколько минут, когда Барни спросил о его первой встрече с Гэри Роджерсом.

– Это было вскоре после того, как я побывал в участке и провалил тест на детекторе лжи, – ответил Рон.

Барни чуть не подавился.

– Ронни, не… Вас никто об этом не спрашивает.

Любое упоминание о полиграфе в присутствии присяжных было запрещено и влекло за собой наказание в виде лишения слова. Никто не потрудился объяснить это Рону. Несколько минут спустя он опять преступил правила, описывая инцидент с Деннисом Фрицем:

– Мы с Деннисом Фрицем шли по дороге, и я сказал ему, что Деннис Смит снова меня вызывал и сообщил, что результаты теста на полиграфе оказались неопределенными.

Барни быстро перебил его и сменил тему, коротко спросив Рона о его обвинении по делу о подделке подписи. Затем – несколько вопросов о том, где он был в ночь убийства. И в заключение:

– Вы убили Дебби Картер?

– Нет, сэр. Я ее не убивал.

– Думаю, это все.

В своем стремлении как можно скорее убрать своего клиента со свидетельского места Барни пренебрег необходимостью оспорить большую часть голословных утверждений, сделанных свидетелями обвинения. Рон мог бы объяснить, как в ночь после ареста Роджерс и Физерстоун добились от него «сонных признаний». Он мог рассказать, о чем в действительности он разговаривал в тюрьме с Джоном Кристианом и Майком Тенни. Он мог описать расположение помещений в тюрьме и убедить жюри в том, что Терри Холланд не могла слышать то, что она якобы слышала, без того, чтобы это же слышали другие заключенные. Он мог категорически отвергнуть заявления Глена Гора, Гэри Аллена, Тони Вика, Донны Уокер и Леты Колдуэлл.

Как всякому прокурору, Питерсону не терпелось нанести удар подсудимому в ходе перекрестного допроса. Чего он не ожидал, так это того, что подсудимый вовсе не будет запуган. Он начал с того, что постарался поярче расписать дружбу Рона с Деннисом Фрицем – теперь уже официально осужденным.

– Мистер Уильямсон, не будете же вы отрицать, что у вас с Деннисом Фрицем практически нет друзей, кроме друг друга?

– Ну, допустим, – холодно ответил Рон. – Вы упекли его за решетку и теперь стараетесь сделать то же со мной. – Его слова гулко разнеслись по залу. Питерсон перевел дыхание.

Чтобы сменить тему, он спросил Рона, не припомнит ли он все-таки, как познакомился с Дебби Картер, несмотря на то что он свое с ней знакомство упорно отрицает. Рон взорвался: