Изгнанница (СИ) - Булгакова Ирина - Страница 55

-Я заплатил тебе сполна. Я сам чуть не погиб.

-К тому же, какой смысл мне убивать тебя… Потом… Я предпочла бы иметь тебя, как союзника, - ее монотонная речь производила обратное воздействие - Дэвис начал медленно закипать. - К тому же давай… как это?… смотреть матке в глаза.

-Правде-матке.

-Неважно. Эти сказки меня не интересуют. Они помогают точнее выразить мысль. Или скорее, позволяют точнее вам понимать. У вас, у людей, очень развито иносказательное мышление…

-Ассоциативное.

Черная Вилена вздохнула.

-Ты тоже дурно воспитан - постоянно перебиваешь. Так что я и ты… квиты. Времени мало. Ты вспотел, и сердце у тебя стучит, уши слышат.

-Закладывает, - не удержался он.

-Сам расходуешь время и сам возмущаешься. Я не справлюсь с тобой даже в чужом теле. Ты сильнее.

-Лесть тебя не красит, - Дэвис на миг закрыл глаза. - Я думал, ты намерена сказать что-то новое. Если я умру, ты никому не достанешься. Ты исчезнешь. Я сделаю так. Тебя не будет.

Она так глубоко и так жалобно вздохнула, что пламя многочисленных свечей долго колебалось, словно выражало сочувствие.

-Что ж. Я сказала тебе. В обмен на женское тело ты получишь то, к чему стремишься. Иначе я согласна. Быть ничем.

-Ты не понимаешь, чего просишь, - грудь Дэвиса тяжело вздымалась. Сердце меняло ритм. - Даже получив тело, ты не выживешь. Охотники за демонами учуют всплеск энергии, независимо от расстояния. Для того и есть недремлющий Смотритель. Знаешь, что происходит, когда Охотник настигает демона?

-Знать не хочу. Будто мне сейчас лучше. К тому же, - она приподнялась и положила черную руку на его обнаженное колено, - я не собираюсь убивать. Я рассчитываю на помощь. Ты поможешь мне уйти от Охотника.

-Разбежался, - время кончалось. - Не убьешь сразу. Я сильнее. Так наберешься сил. У демонов восстановление происходит по-разному. Тебе может хватить и нескольких часов. Потом - убьешь. Я - не Охотник. Поразмысли на досуге. Я долго не буду тебя беспокоить. Долго. У тебя будет время. Много времени…

Черная Вилена глубоко вздохнула и легла на спину, широко раскинув руки.

-Ло`рисс-с, - тихо шепнули его губы.

Черная Вилена исчезла. Во всяком случае, ему хотелось так думать. Теперь он ни в чем не был уверен.

8

Хуже всего пришлось Калинику. Ему досталось больше всех: у него был сорван с головы волосяной покров - и значительный - от уха до затылка. Соединить края не представлялось возможным. Открытая рана постоянно сочилась сукровицей, время шло, но она все не подсыхала.

Несмотря на то, что Лорисс использовала все запасы лекарств, которые, слава Свету, удалось спасти - даже предусмотрительный Глеб не мог представить себе, что помощь понадобится сразу всем! Несмотря на то, что она провела полдня в лесу, выискивая корень Беляны. Несмотря на то, что она меняла повязки, тщательно промывая рану слабым настоем Желтушника. Несмотря на все старания, Калинику стало хуже. Все остальные не знали правды, или предпочитали до поры ее не знать. И только она, бодро улыбаясь, шепча обнадеживающие слова, понимала - дело плохо.

Глеб еще шутил, недоумевая по поводу того, что такой опытный воин умудрился оставить в когтях каких-то там кошек, гордость любого мужчины - прекрасную шевелюру. Калиник улыбался…

Он еще улыбался! Лорисс не услышала от него стона, когда он находился в состоянии бодрствования. Но она догадывалась, чего ему стоило сдерживаться. По ночам Калиник стонал. Да так, что Лорисс не могла спать. Она сидела рядом с ним, время от времени смачивала ему сухие, потрескавшиеся губы, и злилась на себя за то, что не может ничем помочь.

Глеб выделил три дня, чтобы привести раны в порядок. С большинством повреждений Лорисс справлялась без труда. Корень Беляны, заваренный в крутом кипятке, а потом процеженный до состояния густой вязкой массы, великолепно заживлял неглубокие порезы.

Первым, кто перестал внушать Лорисс опасения, был Флавиан. Длинный порез - чуть разошлась кожа, не более - на правой руке и две глубоких царапины на лице. Пусть придавали они благородному лицу вид заправского разбойника, зато спустя трое суток от них остались едва заметные розовые полосы. Издалека не заметные совершенно. Легкий загар плюс время, и скоро граф сможет принимать приглашения на званые обеды.

О Лавелии и говорить нечего. Злополучные события коснулись ее лишь отчасти. Она ничего не помнила. По ее словам, она заснула в горнице, а проснулась в объятиях Виля. Какой благородный поступок! Он вынес ее из бревенчатой постройки, когда вокруг бушевал пожар, выл ветер и хлестал дождь!

К слову сказать, тот “благородный поступок” дорого обошелся Лорисс. Да, Лавелия оказалась легкой. И сама Лорисс находилась в таком состоянии, когда не задумываешься о последствиях. Однако, бродя по лесу в поисках трав, которые еще могут пригодиться, Лорисс сгибалась в три погибели от резкой боли в животе. И забыла бы она о том поступке, тем более что через три дня боль прошла, но Лавелия не давала ей проходу, при каждом удобном случае спешила выразить свою благодарность.

С Глебом дела обстояли хуже, чем с графом, но по счастью, лучше, чем Калиником. Сильные порезы на лице, на предплечье была повреждена кожа. Невзирая на то, что рана была рваной, в глубине скоро образовался рубец. “Зажило как на собаке, не к ночи будет помянута. Нам собак еще не хватало”, - шутил Глеб, поглаживая свежий шрам над губой.

Лазарь - единственный, кто обошелся без царапин на лице. Свирепая кошка, вцепившись ему в предплечье, основательно потрепала его. Раны были глубокими, и заживали плохо. Но, меняя повязки, Лорисс видела, что дело идет на лад. Правда, кое-где пришлось взяться и за иглу. Что ж, при должной сноровке дело нехитрое. Старая Фаина считала, что шить поврежденную плоть должна уметь каждая уважающая себя девушка. Лес полон опасностей, из которых лесные кошки - меньшее из зол. А вот заденет тебя озорница Лесавка, или дева-морочница, уж об Отверженных, не к ночи будут помянуты и речи не идет. Против иной царапины и нити подходящие нужны со словами заветными. Но никогда, Лорисс могла бы поклясться, заложив руки за спину и подставив грудь лучам Гелиона, - никогда, Фаина не упоминала о Кошках! Решив про себя, что Кошки мало чем отличаются от дочерей Лесного Деда, Лорисс, сшивая иглой податливую кожу, шептала знакомые с детства слова. Кроме раны на предплечье, у Лазаря были сильно обожжены руки: выводить лошадей из горящей конюшни пришлось ему одному.

У Северина была изранена спина. Пока Далмат прорывался к воротам, он прикрывал его, стреляя из лука. Бесплодность такой обороны он понял после того, как кошка, трижды пронзенная стрелами, бросилась на него сзади. Вряд ли ему пришлось бы лечить раны вообще - не спасла бы и куртка - если бы не Далмат. Пока разъяренная кошка рвала Северину спину, Далмат снес ей голову мечом. Целый день Северин пролежал в горячке. Лорисс пришлось поить его Сон-травой, чтобы снять жар и облегчить страдания.

Когда Лорисс увидела Бажена… Гонимые страхом, они спешили как можно дальше убраться от опасного хутора. Так что осмотреть всех она смогла некоторое время спустя. При первом взгляде на Бажена, Лорисс поняла, что спасти левый глаз не удастся. Под рассеченным веком уже не было глаза. Пустая глазница со слизью - все, что от него осталось. К чести Бажена, он принял страшную новость стоически. “С девками общаться, и одного глаза хватит. Чего я там не видел?” Но шутки давались ему с трудом. Отекла вся левая половина лица, и Лорисс тоже поила его Сон-травой, чтобы ослабить боль. По ночам он часто просыпался, уже сдерживая стон, который во сне исторгала грудь, и хрипло просил Лорисс дать ему еще отвара Сон-травы. Корень Крупины, который Лорисс прикладывала ему на лицо, чтобы вытянуть возможную заразу, слава Свету, великолепно справился со своей задачей.

Заставив Далмата раздеться догола - иначе было нельзя - Лорисс ахнула. Что-то нереальное представляло его тело. Покрытое густыми волосами, сквозь которые виднелись глубокие порезы, оно напоминало творенье знаменитого безумного художника Армэли. Лорисс видела его картину в доме Лазаря, она называлась “Проклятие грешника”: огромный голый мужчина сам наносил себе порезы ножом, таким образом искупая насилие, причиненное собственной жене. Теперь, глядя на Далмата, Лорисс вовсе не склонна была считать Армэли безумным. Как Далмату удалось не истечь кровью, осталось для нее загадкой. Его одежда пришла в негодность. Кроме металлических пластин, которые Далмат любовно отделил от разодранной в клочья куртки. Странное дело, но когда Лорисс увидела его голого, стоящего перед ней в полный рост с неизменной улыбкой на исцарапанном бородатом лице, то подумала, что, несмотря на немыслимо расписанное острыми когтями тело, помощь ему не нужна. Раны подсохли и покрылись темно-коричневыми корочками. Пришлось лишь кое-где побрить волосы, чтобы не мешали выздоровлению.