Изгнанница (СИ) - Булгакова Ирина - Страница 23

-Смотри, как бы тебя самого, - для полновесности слов, она опять на мгновенье выпустила зверя, и красный туман заплескался в глазах, - не съели…

Темная роща встретила Лорисс неприветливо. Шумные деревья наперебой советовали ей держаться от них подальше. Лорисс, не вняв настойчивым советам, тут же получила хлесткий удар веткой по голове. Распущенные волосы путались в листве, и пришлось приложить усилие, чтобы освободить длинные пряди.

Лорисс задыхалась от злобы. Покуситься на самое святое, что было у нее: на девичью честь! Такая идея могла придти только в ущербную голову! Как же они тут живут? И как могли они все это время жить в одном мире с Лорисс, оправдывая подобные поступки?

Лорисс глубоко дышала, чтобы успокоиться. Собственная злость поразила ее. То, что неуловимо изменило сознание, побудив желание не защищаться, а нападать, также показалось Лорисс странным. Оказывается, с ее духовным миром дело обстояло далеко не так гладко, как она пыталась представить.

Не найдя ответов на вопросы, Лорисс с трудом протиснулась между колючими кустами, мысленно поблагодарив Судьбу за то, что на ней оказались надеты штаны, и вышла на дорогу. На пригорке роща заканчивалась, а оттуда, если Лорисс не ошибалась, видна был окраина деревни.

Запах полыни преследовал Лорисс. Раздраженно принюхавшись, она отнесла его к тому запаху, который исходил от Лукана. Вот ведь. Привяжется такой аромат, и будет преследовать долгое время. Ничем его не перебьешь…

Силуэт, застывший у дерева, на повороте дороги, выделяющийся при свете Селии, Лорисс заметила раньше, чем услышала приглушенный кашель. Сердце бухнуло в груди. И тут же угомонилось.

-Жаловаться пойдешь? - негромкий мужской голос не потревожил ночной тишины леса.

Селия трогательно осветила бритый череп и короткую стриженую бороду.

-Питер? - растерялась Лорисс.

-Надеюсь, что узнала, - она не увидела, а услышала, как он усмехнулся.

Лорисс подошла ближе, но обходить его не стала.

-Что ты здесь делаешь?

-Ты не ответила на мой вопрос, - Питер опустил сведенные на груди руки. - Жаловаться пойдешь?

-Кому? Хариде? И что дальше? - еще не понимая толком, о чем идет речь, машинально ответила Лорисс. И тут до нее дошло. - Ты что, подглядывал?!

Если ее целью было вывести невозмутимого Питера из себя, то она добилась этого на удивленье легко.

-Ты, девка, говори, да не заговаривайся! - зашипел он и развернулся в ее сторону, расправив плечи. - Если я все слышал, то виной тому случайность.

-Если слышал, так что ж не вмешался? Или у вас принято, чтобы парни так вели себя с девушками? - ее голос звенел от возмущения.

-Я хотел вмешаться, но как видно, ты умеешь за себя постоять, - ответил он, не обращая внимания на второй вопрос. - Хорошо ты держалась, девка, холодно, с расчетом.

-Не поняла, - опешила Лорисс. - Какой расчет?

-Вот и я не понимаю. Я к тебе с самого начала приглядываюсь, и удивляюсь, - в его голосе отчетливо прозвучали жесткие ноты. - Ты в каком мире живешь?

-Я не понимаю…

-Да тут и понимать нечего. Сердце у тебя есть, или вместо сердца холодный камень? Правду говорят девки, нет тебе веры. Странный ты человек… А может, ошибается Харида, и не человек ты вовсе, а бесчувственная Мара-морочница? Харида старая, а на старости лет и ошибиться можно. В груди-то у тебя сердце бьется, или жаба лежит, холодная, да скользкая, и все нашептывает тебе, как лучше поступить, чтобы шкуру свою спасти? Я, почему сразу и не вмешался, посмотреть хотел, осталось ли в тебе хоть что-то человеческое, способна ты хоть на любовь оглядную ответить? Или наоборот, сопротивляться, как девке и положено сопротивляться, защищая честь свою, до последнего. А ты… Кремень. Холодный, бесчувственный кремень.

-Питер, - она растерялась до такой степени, что губы ее затряслись. - О чем ты? Я не понимаю.

-Не понимаю, - передразнил он.

И вдруг, не успела она сообразить, что происходит, как Питер молниеносно метнулся к ней, схватил ее за распущенные волосы и быстрым движением намотал на кулак. Лорисс пыталась ослабить его хватку, но Питер с силой потянул назад, и голова ее откинулась. От резкой боли она чуть не вскрикнула.

-Не понимаешь, - шипел он ей в самое лицо. Звериный оскал исказил его черты, и без того не особо привлекательные. - Знаешь, что бы я сделал, если бы мою деревню сожгли, убили близких, а мать превратили в рабыню? Я положил бы всю жизнь, землю бы грыз, но нашел бы насильников и убийц, а того, кто за этим стоит, с того света бы достал. Вырезал бы из живого печень и скормил бы ему. Так, чтобы жрал и собственной кровью давился…

-Пусти…

-Есть для тебя хоть что-то святое? Мать, сестры, близкие?… Был же кто-нибудь, кого ты любила? Тебя одну Судьба оставила в живых. Для чего? С девками венки в реку пускать, да с парнями заигрывать? Выжила - и скорее в норку забилась, не трогайте меня, я слабенькая!

-Пусти…

-Да у нас любая девка, окажись она на твоем месте, даже Лилия, несмотря на то, что по сравнению с тобой она березка перед елью - худая, да хлипкая. Собрала бы волю в кулак, и сделала бы все, чтобы отомстить! Не смотри, что Павлина не смогла тебе сегодня ответить. Одно дело языком чесать. А в честном поединке, случись что, она уложила бы тебя на лопатки - глазом не успела бы моргнуть…

-Пусти…

Питер с силой отпустил ее волосы, и голова, обретя свободу, дернулась и больно ударилась о дерево. Закусив губу, Лорисс рассматривала обидчика в упор.

-Мразь ты, а не человек, - Питер брезгливо вытер руку, только что державшую ее за волосы, о штаны. - Спаси Отец, чтоб у меня такая дочь была. Повесился бы на первом суку. Знаешь, что я бы сделал на твоем месте? - Он больно ткнул ее кулаком в грудь. - Приполз бы ко мне коленях, и сказал: научи, Питер, как меч в руках держать, потому что нет мне жизни на этой земле, пока не отомщу я за смерть родной матери! И я бы понял тебя. И вся деревня поняла бы тебя! Ибо святое дело - жизнь положить - а убийцу наказать!

Его глаза горели праведным гневом, щека дергалась. Лорисс стояла молча, затаив дыхание, и не отрывала от него пронзительного взгляда, способного, казалось, и камень обратить в пар.

-Чего смотришь? Не боюсь, - Питер расслабил мышцы лица, и спокойно посмотрел на нее. - Змея-подколодница тоже грозная с виду, а чуть что, хвост подожмет, уползет и следов не оставит. Живи пока. Точнее, пока Харида жива. Что будешь делать, если умрет она, старухе девятый десяток пошел. Думаешь, на ее место встанешь? Мы другую знахарку возьмем. Тебя деревня не примет. Так и будешь изгоем со двора во двор побираться. Умереть с голоду, конечно, не дадим, кусок хлеба найдется кому подать. И рада будешь, чтобы какой-нибудь Лукан приласкал тебя, да поздно будет. В лес пойдешь? Вот там тебе самое место, как лесному зверю в норе жить. Я сказал, что хотел. Не подойду больше. Не трясись.

Питер повернулся, и, не оглядываясь, пошел прочь. Скоро бритый череп последний раз блеснул в свете Селии на пригорке, и скрылся из глаз.

Лорисс рухнула на колени. Страшная смесь из отчаяния, обиды, острой жалости к себе, и пуще всего, смутного предчувствия, что Питер прав, оглушила ее. Глубокое чувство вины безжалостно терзало сердце. Глаза нестерпимо зачесались, и вдруг неудержимым стремительным потоком, первый раз после горестных событий, хлынули слезы. Рот открылся в безмолвном крике. Лорисс пыталась и не могла издать ни звука. Сердце пронзила острая, ни с чем не сравнимая боль. Перед глазами всплыло мертвое лицо Алинки. Но не такое, каким оно было тогда, два месяца назад, а такое, каким оно могло стать теперь - сплошным месивом из черных, жирных мух, на обнажившемся от кожных покровов черепе.

Размазывая слезы и сопли по щекам, Лорисс прокусила губу до крови. Грудь вытолкнула наружу долгий, оглушительный в ночной тишине хрип.

4

Имелось ли определение у той боли, что острыми когтями разрывала тело на части? Сильная? Резкая? Невыносимая? Страшная?