Тысячи ночей у открытого окна - Монро Мэри Элис - Страница 58

По залу пронесся порыв ветра из открытого окна. Бумаги зашелестели, и она придержала их рукой. До ее ушей явственно донесся тихий звон колокольчиков.

А потом она увидела это. Конечно, возможно, это была лишь игра воображения, но на своем плече она обнаружила крохотную фею, которая стояла подбоченясь и подмигивала ей с самым нахальным видом. Внезапно Фэй осознала, что она не одна на этом свете. У нее есть Мэдди и Том. Венди и Джек. Что бы ни случилось сегодня, она была уверена, что эти люди сохранят свою веру в нее. А самое главное, она снова верила в свои силы.

Фэй подняла подбородок и выпрямила спину. Оглядев лица присутствующих, она была поражена яркой синевой глаз мистера Хэмптон-Мура. В них светились недюжинный ум и доброжелательность, смешанные с почти мальчишеским обаянием, которые ей кое-кого напомнили.

– Доброе утро, дамы и господа, – начала она с лучезарной улыбкой. – Итак, начнем.

Фэй провела презентацию четко и очень выразительно. Графическое оформление было великолепным, аргументы очень убедительными, и все были явно под впечатлением, когда она завершила свое выступление. Вслед за ней выступил Бернард, чье веское слово подкрепило ее выводы.

А потом в комнате повисла тишина. Все сидевшие за столом молчали. Она слышала лишь легкое покашливание и скрип стульев.

– Весьма интересный подход, – произнес вице-президент по маркетингу, явно не решаясь высказаться более определенно. Он выжидающе поглядывал на президента компании.

– Вы, без сомнения, прекрасно подготовились, – добавил новый коммерческий директор. – А вы что думаете, Майлз?

– Ну, я… – Тот повернулся к Хэмптон-Муру, ожидая его реакции.

Взгляды всех присутствующих устремились на мистера Хэмптон-Мура, сидевшего на противоположном конце стола. Его круглое лицо выражало некоторую озадаченность, и он потирал висок указательным пальцем. Наконец президент поднял мохнатые брови и грустно покачал головой. Его круглое лицо выглядело расстроенным.

– Прошу прощения, – произнес он, пожимая пухлыми плечами, – но мне не понравилось.

Не понравилось. Эти слова эхом отдавались в голове Фэй. Когда все представители «Хэмптон» покинули зал, она почувствовала себя так, словно из нее выпили всю кровь. Она как будто онемела, осознав горечь поражения и собственное бессилие. Сказать было нечего – все слова уже были произнесены.

Ему не понравилось.

Кожаное кресло внезапно показалось ей очень жестким, лицо ее застыло – она изо всех сил старалась соблюсти внешнее спокойствие, глядя прямо перед собой и стараясь ни о чем не думать, а мир вокруг словно заволокла белая дымка. Так не должно было случиться. Президенту «Хэмптона» должна была понравиться презентация. Сейчас все должны были распивать шампанское, а она принимать поздравления. Сьюзан Перкинс надлежало извиниться за свои нападки, а не бросать на нее презрительные взгляды, как она это делала сейчас. Большая часть ее команды уже тихонько покинула зал, и Фэй явственно ощущала их осуждение. Даже Паскаль со своими работами под мышкой выскользнул в дверь, не попрощавшись. Только Сьюзан и Бернард остались сидеть за огромным столом, на котором еще стояли чашки из-под чая и были разбросаны бумаги.

Фэй повернула голову и посмотрела на сидевшего рядом с ней Бернарда. Он бессильно откинул массивное тело на спинку кресла и склонился на одну сторону, потирая подбородок. В это момент он напоминал «Титаник», неожиданно получивший пробоину во время ничем не омраченного плавания по волнам своей карьеры. И только она виновата в этом провале. Внезапное осознание этого факта заставило ее похолодеть, как тот самый роковой айсберг.

– Мне очень жаль, – произнесла Фэй, изнемогая от невыносимого чувства вины.

Шеф повернул голову и посмотрел ей в лицо ничего не выражающими глазами, но ответить не успел, так как в разговор вмешалась Сьюзан.

– Ах, вам жаль? – Она сняла очки и наклонилась вперед, скривив тонкие губы и уже не пытаясь скрывать свою неприязнь. – Вам жаль? Нам всем жаль. Даже не представляете, как!

– Сьюзан, прекрати, – отрезал Бернард, но голос его звучал не так звучно, как обычно, что заставило Фэй понять всю глубину его разочарования от поражения.

– Ну, нет уж, – возмущенно возразила Сьюзан. – Это ведь только начало неприятностей, и вы прекрасно об этом знаете. Вы очень стремились заполучить этот контракт. Я же предупреждала вас: не передавайте его этой особе. Но вы не хотели меня слушать. Даже совсем недавно я просила вас доверить мне провести презентацию. Ведь опыта у меня гораздо больше. К тому же чисто английское произношение было бы гораздо привычнее для их ушей.

– Рекламная кампания предназначена для Соединенных Штатов. И мне был нужен именно американский акцент Фэй. – Он поднял руку с поднятым указательным пальцем, затем бессильно опустил ее, тряхнув головой. – Черт побери, Сьюзан, вы же прекрасно понимаете, что дело вовсе не в произношении. Иногда вы побеждаете, иногда терпите поражение. Никто на свете не может объяснить, почему одни идеи зажигают сердца, а другие оставляют равнодушными. В данном конкретном случае мы проиграли. Но я вовсе не собираюсь терять время, обвиняя кого-либо. Возможно, у нас родится другая, более привлекательная идея.

– Возможно, но только не при ее участии. – Сьюзан произнесла эти слова с такой открытой враждебностью, что Бернард удивленно отпрянул. – Она больше не участвует в проекте. Вы привлекли ее к разработке концепции через мою голову и, если я собираюсь спасти положение, Бернард, – а вы же знаете, что только я в состоянии это сделать, – то буду действовать так, как считаю нужным.

Она посмотрела на Фэй уверенным презрительным взглядом, что тотчас же напомнило ей ее бывшего мужа.

Фэй тоже посмотрела на Сьюзан в упор. Она прекрасно знала этот тип людей. Такие никогда не соглашаются быть на вторых ролях, на встречах в ресторане непременно заказывают самые дорогие блюда, независимо от финансовых возможностей пригласившего их человека, и никогда не платят сами. Их не волнует правило «Относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе» – для них это ничего не значащая ерунда. И, прежде всего, они не следуют библейской истине «охотно терпеть неразумных»[15]. Уж себя-то такие люди, как Роб и Сьюзан, неразумными не считают. И что самое ужасное, их вера в собственное величие неколебима. Фэй по собственному опыту знала, что никакие разумные аргументы не помогают договориться с представителями этого племени.

– Я все прекрасно понимаю, – спокойно произнесла она. Она не хотела слушать то, что говорил Бернард, видеть его невольное согласие со Сьюзан. Она не испытывала в отношении Сьюзан ни малейших иллюзий. Фэй точно знала, к какому типу людей та относится: она была сущий Капитан Крюк. Гламурный блеск снаружи и гнилая сердцевина внутри. Самолюбование и полное отсутствие порядочности.

– Да, ситуация именно такова, – спокойным голосом продолжала Фэй. – Никому на свете так не был нужен этот контракт, как мне. Я сделала все возможное, но проиграла. Что касается вас, Сьюзан, – добавила она, бросая на нее пронзительный взгляд, – вы ничего не прибрели и ничего не потеряли. Вы не привнесли ни единой идеи в концепцию рекламной кампании, не потратили на ее разработку ни минуты времени и ни капли усилий. Вы и пальцем не шевельнули для успеха команды. И перед вами я и не подумаю извиняться. Да, мне очень жаль, что так получилось. Но я сожалею лишь о том, что подвела свою команду. Что подвела тебя, – произнесла она, глядя на Бернарда. Она внутренне сжалась при мысли обо всех, кого она невольно подставила. Фэй встала и принялась собирать бумаги.

– А теперь, если позволите, мне пора идти. Меня ждут люди, которые для меня важнее всего на свете.

По пути домой, в метро, Фэй улыбалась незнакомцам, уступила место старичку и, когда он спросил ее, почему она улыбается, ответила: «Я только что потеряла работу». Увидев изумление на его лице, она вдруг осознала, что не нормально испытывать такое веселье, когда здравый смысл говорил ей о том, что ее жизнь сломана, все надежды на успешную карьеру разлетелись вдребезги и она теперь никто – просто половая тряпка, о которую любой может вытереть ноги. Но самое странное было то, что она ничего подобного не чувствовала. Напротив, на сердце у нее было удивительно легко и ей даже хотелось летать. Она чувствовала, что наконец освободилась от всех сомнений и тревог, одолевавших ее столько лет.