Идеи и интеллектуалы в потоке истории - Розов Николай Сергеевич "nikolai_r" - Страница 40

интереса не вызывают.

Можно, конечно, сетовать на вековечный снобизм Запада по

отношению к России, но с важной поправкой: в свое время труды

многих русских ученых-гуманитариев получали признание и даже

вошли в классику мировой мысли (буддолог Ф. Щербатской,

политический писатель Л. Троцкий, психологи Л. Выготский и

А. Лурия, филологи М. Бахтин, В. Шкловский, В. Пропп, Р. Якобсон

и др.).

Примечательным оказывается полное изъятие философии из

«картографии интеллектуальных направлений» современной России.

Подозревать автора проекта В.Куренного в неприятии этой важнейшей

123

сферы мышления не приходится (журнал «Логос», в котором он

является научным редактором, отслеживает современные проблемы и

идеи философии, правда, преимущественно, западные). Остается

признать либо упадок отечественной философии, либо падение

интереса к ней интеллектуального сообщества, либо взаимоусиление

обоих факторов. Грустно, что тезис о глубоком и затяжном кризисе

отечественной философии, ее периферизации, подтверждается

(см. гл. 6, 16).

Причины интеллектуальной стагнации

Сборник « Мыслящая Россия» позволяет говорить о стагнации всей

социально-гуманитарной мысли в России, несмотря на растущее

обилие книг, статей и отдельные неплохо поставленные отрасли

исследований (экономический анализ, социологические опросы). Сам

проект «Мыслящая Россия» хорош, прежде всего, тем, что был

поставлен жесткий диагноз: Россия оказалась не-мыслящей, или же

мыслящей плоховато, неряшливо и провинциально.

Каковы же причины интеллектуальной стагнации? Разделим их на

внешние, относящиеся к социальному бытию самих интеллектуальных

сообществ и их окружения, и внутренние, относящиеся к образу

мыслей, ментальным стереотипам, установкам и предубеждениям,

«слепым пятнам» сознания и проч. (Если угодно, можно сопоставить

внешние и внутренние причины с достопамятными «социальными и

гносеологическими корнями».)

Многие внешние причины широко известны и проговорены, в том

числе участниками проекта « Мыслящая Россия»:



инерция советской системы организации науки;

захват ключевых позиций академической номенклатурой,

заинтересованной лишь в сохранении своего положения;

отсутствие систематических дискуссий между разными

позициями и школами;

слабость или отсутствие реального взаимодействия между

фундаментальными исследованиями и прикладными разработками;

отрыв исследований (в НИИ)  от преподавания (в университетах);



сугубо инструментальное отношение власти к социальным

исследованиям («если не пиар нам, то секвестр вам»);



«партийность» и низкопоклонство научных журналов (своим и

начальству — «зеленая дорога», чужим и безвестным

проникнуть весьма трудно, беспристрастное рецензирование

— редкость) и т. д.

124

Остаются актуальными более глубокие, неявные причины:



сохраняющаяся система дисциплинарного финансирования

исследований, препятствующая межнаучной кооперации

[розов, 2002, с. 570-571];



господствующая система оценки научного труда,

стимулирующая регулярные публикации (на основе мелких

исследований или вовсе при отсутствии таковых) и не

стимулирующая долговременные, трудозатратные штудии;



устойчивое взаимное равнодушие российских исследователей,

в результате чего новые идеи и направления не

поддерживаются, не получают отклика и гаснут;



общая заниженность стандартов научной квалификации

(особенно в провинции) и т. д.

Анализ внутренних причин интеллектуальной стагнации, проведенный Р. Коллинзом  (утеря культурного

капитала, комментаторское поклонение классике и погруженность в технические

детали) [Коллинз, 2002, с. 655-659], может быть прямо приложен к

проблеме интеллектуального кризиса в современной России, но при

некоторых модификациях модели картина становится яснее.

Речь сейчас нужно вести не об утере ранее накопленных

достижений (это было верно для обрыва традиции после

«философского парохода» и «великого перелома» конца 1920-х гг.), а о

том, что в сегодняшней России культурный капитал в социальных

науках и философии практически перестал накапливаться.

Каждая новая волна интеллектуальной моды (из тех же США,

Франции и Германии) почти полностью смывает предыдущие волны и

обесценивает ростки самостоятельных исследований.

Постструктурализм, постмодернизм, социальный конструктивизм,

анализ случаев, дискурс-анализ захватывают умы, дискредитируя

прежние подходы. Разумеется, кроме широких сменяющих друг друга

волн, есть также параллельное одновременное влияние разных

европейских и американских школ мысли на отдельные российские

центры, но здесь глухота к прошлому оборачивается глухотой к

чужакам.

Комментаторское поклонение классике, ярко выраженное

в советскую эпоху по отношению к «классикам марксизма-ленинизма»,

теперь сменилось комментаторством по отношению к новым модным

зарубежным книгам и веяниям. Что встречается редко, так это

чрезмерное внимание к техническим деталям. До этой фазы

отечественные гуманитарии обычно не успевают дойти, поскольку их

захлестывает новая волна интеллектуальной моды.

125

Антитеоретический консенсус — апология лености мысли

При всех этих многочисленных поворотах, как ни странно,

сохраняется некая общая платформа, причем негативного характера.

С упорством, достойным лучшего применения, философы,

представители социальных и гуманитарных наук выражают свое

презрение к «позитивизму», «мифам объективного знания»,

«линейности мышления», «абстрактным конструкциям», «кабинетной

науке» и т. д. Вполне можно допустить частичное оправдание каждой

инвективы, но следует обратить внимание на другое: вместе с грязной

водой выбрасывают и ребенка — эмпирически подкрепленное

теоретическое знание.

Соответствующую установку назовем антитеоретическим

консенсусом. Именно ему была обязана бурным восторгом и до сих

пор сохраняющейся популярностью книга Т. Куна «Структура

научных революций» [Кун, 1977]. С тех пор утекло много воды, но

антитеоретический консенсус среди социальных исследователей по-

прежнему жив и процветает, переживая новые и новые накаты

западных интеллектуальных мод.

Нельзя сказать, что данная методологическая установка —

исключительно отечественное достояние. Те же постмодернизм и

социальный конструктивизм постоянно направляют свои критические

стрелы против теоретического подхода и объективности знания.

Однако в более развитой и уравновешенной западной

интеллектуальной среде такие позиции никогда не становились

монопольными, им всегда противостояли приверженцы эмпиризма,

логицизма, номологизма, научного реализма, натурализма, разного

рода объяснительных и теоретических подходов. В России широким

консенсусом стала именно антитеоретическая установка.

Заметим, что эмпиризм и «позитивизм» достаточно развиты

в отечественной социологии, экономике, регионоведении, демографии,

пусть даже сами исследователи, ведущие эмпирические исследования

и получающие положительное (позитивное) опытное знание, не

признаются в своих методологических склонностях. Чего нет в наших

социальных науках (за весьма редкими исключениями), так это

настойчивой воли к формулированию и проверке теоретических

гипотез на основе эмпирических сравнений, обобщений и опоры на