Красный Марс - Агеев Владимир Александрович - Страница 60

? * ?

Со дна шахты небо напоминало ярко-розовую монету. Сама шахта была круглой, в один километр диаметром, в семь глубиной. Со дна, однако, казалась намного более узкой и глубокой. Иногда перспектива способна вытворять с человеческим зрением забавные штуки.

Как, например, та птица, что летит вниз над этой розовой точкой неба и кажется такой огромной. Только это не птица.

— Эй, — сказал Джон.

Директор шахты, круглолицый японец по имени Эцу Окакура, взглянул на него, и Джон увидел сквозь оба их забрала нервную улыбку. В глаза ему бросился бесцветный зуб японца.

Окакура посмотрел вверх.

— Что-то падает, — крикнул он. — Бежим!

Они повернулись и бросились к двери шахты. Джон быстро сообразил: несмотря на то, что почти все рыхлые породы здесь были удалены и остался лишь черный базальт, дно шахты никто не пытался выровнять. Мелкие кратеры и бугорки мешали ему развивать приличную скорость. Инстинкты, заложенные в детстве, в эту минуту взяли верх, и он с силой отталкивался от земли при каждом шаге, неистово преодолевая неизведанную территорию, продолжая безумный бег до тех пор, пока наконец не споткнулся, потеряв равновесие. Он упал на неровную глыбу, выставив перед собой руки, чтобы не разбить забрало гермошлема. Испытал небольшое утешение, увидев, что и Окакура тоже упал. К счастью, та же гравитация, что вызвала их падение, давала им больше времени на то, чтобы убежать: падающий объект все еще не достиг земли. Они поднялись и побежали снова, но Окакура снова упал. Джон оглянулся и увидел, как по камням расплылось яркое металлическое пятно, и затем раздался звук удара — отчетливый глухой хлопок. Разлетелись серебристые ошметки, некоторые — в их сторону. Он остановился, внимательно проверил, не появилось ли признаков извержения. Никаких звуков не было слышно.

Сверху прилетел большой гидроцилиндр и врезался вертикально слева от них, отчего их подбросило в воздух. Такого он не ожидал.

А затем наступила тишина. Они простояли на месте с минуту, а затем Бун пошевелился. Он обливался потом: дно шахты со своими 49 градусами Цельсия было самым жарким местом на Марсе, хотя на них были гермокостюмы, которые работали на охлаждение. Он шагнул, чтобы помочь Окакуре подняться на ноги; тот, судя по всему, мог подняться и сам, вместо того чтобы вынуждать гири[53] Джона ему помогать. Если Бун верно трактовал суть этого понятия.

— Давай посмотрим, — сказал он.

Окакура поднялся, и они снова пошли по густому черному базальту. Шахта была глубоко пробурена в твердой коренной породе — сейчас она тянулась примерно на двадцать процентов всей глубины литосферы. На дне было так душно, будто костюмы не имели никакой изоляции. Подаваемый воздух приятной прохладой овевал Буну лицо и наполнял легкие. Очерченное темными стенками шахты розовое небо казалось слишком ярким. Солнечный свет, доходя до стены, озарял небольшой участок в форме конуса. В середине лета солнце могло висеть круглые сутки — нет, они находились к югу от Тропика Козерога. И здесь, внизу, царила вечная тень.

Они приблизились к месту крушения. Как оказалось, это был автоматизированный самосвал, из тех, что поднимали камни вверх по спирали, вырезанной в стене шахты. Обломки машины валялись вперемешку с крупными булыжниками; некоторые отлетели на сотню метров от места, где это случилось. Дальше чем через сто метров мусор попадался редко; пролетевший мимо них цилиндр, судя по всему, был запущен под некоторого рода давлением.

Груда магния, алюминия и стали — все было ужасно покорежено. Магний и алюминий частично расплавились.

— Как думаешь, он свалился с самой вершины?

Окакура не ответил. Бун пристально на него смотрел, но тот старательно избегал его взгляда. Вероятно, был напуган. Джон заметил:

— По-моему, прошло добрых тридцать секунд между тем, как я его заметил, и тем, как он упал.

При трех метрах в квадратную секунду, или около того, этого более чем достаточно, чтобы достичь равновесной скорости. А значит, упасть он должен был где-то при двухстах километрах в час. Сказать по правде, не так уж и много. На Земле он долетел бы вдвое быстрее и вполне мог их задеть. Джон быстро проводил расчеты. Когда он увидел самосвал, тот, возможно, был примерно в середине шахты и мог лететь уже некоторое время.

Бун медленно прошелся между стеной и грудой металла. Самосвал упал на правый бок, а левый, хоть и помялся, был еще узнаваем. Окакура, взобравшись по нему на несколько шагов, указал на черный участок за левой передней шиной. Джон подошел к нему, соскоблил металл ногтем пальца своей перчатки. Черное вещество сходило, словно это была сажа. Взрыв нитрата аммония. Корпус машины в том месте вогнулся так, будто по нему ударили молотом.

— Мощность была приличная, — заметил Джон.

— Да, — сказал Окакура и прочистил горло. Он явно напуган. Что ж, первый человек на Марсе чуть не погиб под его шефством, равно как и он сам, но кто знал, что испугало его сильнее? — Такая, что хватило, чтобы столкнуть самосвал с дороги.

— Ну, как я уже говорил, сообщения о саботаже поступали и раньше.

Из-за забрала было видно, что Окакура нахмурился.

— Но кто мог это сделать? И зачем?

— Не знаю. У кого-нибудь в твоей команде есть психологические проблемы?

— Нет.

Окакура старался не выдавать никаких эмоций. В каждой группе, состоящей более чем из пяти человек, у кого-нибудь всегда есть психологические проблемы, а в промышленном городке Окакуры проживало пятьсот человек.

— Это уже шестой случай, что я видел, — сказал Джон. — Но так близко смотреть еще не приходилось. — Он усмехнулся, вспомнив похожую на птицу точку в розовом небе. — Не думаю, что стоило большого труда прикрепить бомбу к самосвалу перед тем, как он сюда спустился. И включить счетчик времени или высоты.

— То есть ты говоришь о радикалах. — Теперь Окакура выглядел более спокойным. — Мы слышали о них. Но это… — он пожал плечами, — безумие.

— Да, — Джон осторожно слез с разбитого самосвала. Они прошли по дну шахты к машине, на которой спустились. Окакура, переключившись на другую частоту, переговаривался с теми, кто находился наверху.

Джон остановился возле ямы, чтобы в последний раз осмотреться. Гигантскую шахту было трудно охватить взглядом; приглушенный свет и вертикальные линии вызвали у него в памяти образ кафедрального собора, но любой из когда-либо построенных соборов поместился бы на дне этой огромной дыры, как кукольный домик. Думая об этом сюрреалистичном масштабе, он сощурился и понял, что уже слишком долго стоит так, наклонив голову.

Они подъехали к первому лифту по дороге, вырезанной в боковой стене, вышли из авто и забрались в кабину. Двинулись вверх. Им пришлось семь раз выходить и пересекать дорогу, чтобы попасть в следующие лифты. Света все прибавлялось, и теперь освещение сильнее напоминало обычное дневное. Поперек шахты было видно, где в стене тянулась двойная спираль двух дорог — будто размеченная на огромном винтовом отверстии. Дно шахты исчезало во мраке, и Джону не удавалось разглядеть даже самосвал.

В последних двух лифтах они поднимались сквозь слой реголита — сначала мегареголита, похожего на потрескавшуюся коренную породу, а затем и обычного, чьи камни, гравий и лед скрывались за бетонной прослойкой — гладкой изогнутой стеной, напоминающей дамбу и наклоненной так сильно, что последний лифт, по сути, представлял собой поезд, двигавшийся с использованием реечной передачи. Ускорившись в этой гигантской трубе — канализации Большого человека, как выразился Окакура по пути вниз, — они, наконец, оказались на поверхности и увидели солнце.

Бун выбрался из кабины и посмотрел вниз. Сдерживающая реголит прослойка походила на внутреннюю стену очень гладкого кратера с двухколейной дорогой, уходящей спиралью вниз, — только дна у этого кратера не было. Это был мохол. Джон, глядя в шахту, мог видеть довольно мало: стены окутывал мрак, и лишь одна спиральная дорога подсвечивалась, отчего чудилась отдельной лестницей, спускающейся сквозь пустое пространство к самому ядру планеты.