Иная судьба. Книга I (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна - Страница 69

— Ах, ты, воришка… — прошептала Марта, углядев синий в тёмных пятнышках камушек не больше фасолины и такой же формы. Кот спрыгнул с рук на широкий подоконник, выгнул спину, распушил хвост и принялся довольно топтаться, впуская-выпуская от удовольствия когти, и всем видом напрашиваясь на похвалу. Нагнулся — и башкой подтолкнул камушек к хозяйке. Что, мол, непонятливая такая? Бери!

А если это от Армана? Дракон очень дружен с котом. Могло ведь случиться, что для чего-то он попросил передать ей этот… как его… сапфирит? Если «старик» общается с ней мысленно, то почему бы ему и с Маркизом не разговаривать — возможно, даже на кошачьем языке, драконы ведь очень мудрые! Но зачем ей, Марте, этот камушек? К тому же, наверняка, очень дорогой…

Когда на плечи ей бережно легли мужские руки, она даже вздрогнула, настолько задумалась. Герцог бережно поцеловал её в макушку и привлёк к себе.

— Что там у нас? — спросил шёпотом. — Маркиз принёс тебе мышку? Дай-ка взглянуть… Я только посмотрю! — строго одёрнул кота, недовольно зафырчавшего. — Где ты только не шляешься, бродяга, а мне разбирайся с твоими трофеями…

В крупных пальцах его светлости камушек казался ещё меньше.

— Вот он и объявился, — задумчиво сказал его светлость. — И что теперь с ним делать? Давай закажем для него оправу, в кольце уже не потеряется. Впрочем, нет, форма у него неправильная, не хотелось бы стачивать лишнее… Закажем тебе подвеску. Или серьгу, я подыщу что-нибудь подходящее в пару.

— Я не ношу серёжек, — растерянно отозвалась Марта, тоже шёпотом. Отчего-то ей казалось, что нарушать предрассветную тишину громкими голосами просто грешно. — У меня даже уши не проколоты.

Складывалось впечатление, что в Гайярде в порядке вещей — обычным котам таскать в зубах драгоценные камни, иначе почему Жильберт даже не удивился? Вместо этого он, не меняя позиции, одной рукой потянулся и прикрыл окно, другой — пристроил камушек меж двух нежных грудок и теперь придирчиво вглядывался в отражение девушки. Удовлетворённо кивнул, словно не замечая, как зачастило под его ладонью юное сердечко.

— Да, думаю, это будет кулон, на достаточно длинной цепочке. Чтобы не демонстрировать лишний раз, да и к солнечному сплетению ближе, хорошо для энергетики… Голубка моя, не смущайся, если этот камушек у тебя появился — значит, и он тебе нужен, и ты ему, ибо нередки случаи, когда умные камни сами находят себе владельцев. Стало быть, так и задумано, чтобы этот — нашёл тебя…

Камень осторожно лёг на подоконник, а освободившиеся ладони его светлости — на нежные холмики и погладили, заставив затрепетать.

Жильберт вдохнул запах чистоты и юности. Теперь вроде бы надо и с сорочкой разобраться, как он и загадывал на сон грядущий, но рукам было так удобно, приятно, что хотелось задержаться на этих местах хоть ненадолго.

— Скажи-ка, милая, — шепнул он, внезапно кое-что вспомнив, — тебе ведь понравилось гулять в парке… А ты не встречала там ещё кого-нибудь?

— Ни одного человека, — честно ответила Марта. — Они, наверное, все прячутся, чтобы меня не напугать.

Герцог тихо засмеялся. Хорошо, пусть у его малышки будет свой маленький секрет. Он более чем уверен, что Марта держит язык за зубами не просто так — для женщин это сам по себе подвиг — а наверняка по просьбе одного старого упрямца, который не хочет раньше времени выдавать своё пробуждение. Но зачем тот передал ей магический накопитель? Да не простой, уникальный… Или это просто подарок? И для кого-то это не драгоценность немыслимой стоимости, а красивый яркий голыш, переданный заботливым одиноким драконом для того, чтобы порадовать детёныша… Однако как ловко этот детёныш вывернулся, не солгав ни на йоту!

Он ласково огладил девичий живот, руки скользнули с тонкой талии на бёдра. Ох, какой изумительный изгиб, какое тело… словно не он, а оно само ласкается, подставляясь именно так, как ему приятно. Воистину, эта маленькая женщина создана для него.

И почему-то хотелось, чтобы Марта испытывала такое же наслаждение. Ведь срывать удовольствие обоим в два раза слаще, чем в одиночку… Он склонился и запечатлел на белой шейке нежный поцелуй.

— Пойдём в постель, милая, у окна холодно. Зачем ты поднялась так рано? Нет никакой необходимости, можешь понежиться.

— Я не привыкла, — придушенно ответила Марта. — Я… дома всегда рано…

И слёзы вдруг сами брызнули из глаз. Всхлипнув, она закрыла лицо руками. Ревела — и ничего не могла с собой поделать.

— Что? — Жильберт даже испугался. — Марта, милая, я что-то сделал не так? Я напугал тебя?

Она затрясла головой, силясь унять рыдания. Судорожно вздохнула — и прикусила косточку на кисти, чтобы хоть как-то остановиться. Герцог поспешно развернул к себе девушку, и она уткнулась лицом ему в грудь. Глубоко вздохнула.

— Простите… Прости, Жильберт. Я больше не буду. Вспомнила сейчас о своих, и так грустно стало. Я никогда до этого не уходила из дома надолго, даже в чужом месте не ночевала, а сейчас так далеко от родных… Они, наверное, с ума сходят, потому что не знают, где я и что со мной. Дядя Жан уж точно. И за мальчиками присмотра нет, тётя всё на хозяйстве… А что они думают после того, как меня увезли? А если дядя Жан побежал за мной, и его, как пастора… ударили? Я такая свинья, честное слово, что о них забыла. Меня тут и кормят, и поят, а я даже не знаю, есть ли у них, что поесть на завтра. Жи-иль… — Она оттёрла слёзы ладошкой и робко подняла покрасневшие глаза. — А можно хоть как-то… Ну, хотя бы сообщить им, что я жива и не преступница? А то ведь барон их со свету сживёт из-за меня, он и без того, наверное, разозлился…

Она осеклась.

— Из-за тебя? — обманчиво спокойно переспросил герцог, чувствуя, как в жилах закипает кровь. — Ну-ка, ну-ка, расскажи об этом… Марта, я должен это знать, слышишь? Как правитель этих земель, в конце концов. Мне с самого начала не нравилось то, что я от тебя слышал — о пасторе, о ваших каких-то диких нравах… Я уже послал туда Винсента, но у него-то свой взгляд на вещи, сторонний, а я хотел бы послушать и тебя. Пойдём-ка, присядем и поговорим, голубка моя.

— …Удивительно. — Доротея нарушила, наконец, затянувшееся молчание и провела ладонью по лицу, словно снимая флер таинственности, осевшей повсюду во время рассказа собеседника. — То, что вы рассказываете, господин Модильяни, словно вышло из-под пера какого-нибудь романиста. Вот уж не думала, что подобная история может случиться на самом деле, и в наше время, и совсем рядом…

Повествование настолько увлекло её, что Дори и не заметила, как миновала дорога от последнего постоялого двора до Эстре. В придорожной гостинице любезнейший брат Тук оставил их, дабы поговорить со своим «новым подопечным» — так назвал он какого-то маленького человечка, потерянно бродящего по пустому залу меж столов и натыкающегося на лавки. Казалось, в эту минуту из вошедших людей он видел только монаха; едва углядев могучую фигуру в тёмно-коричневой рясе, подпоясанной простым вервием, молитвенно сложил руки на груди и теперь взирал на приближающегося Тука, словно на пророка. Потом зарыдал. «Как жить? Я не знаю, как дальше жить, что делать? Я всё провалил… меня теперь из-под земли достанут… из нашего ведомства так просто не уходят…» Монах прижал его к объёмистой груди, как папаша — заблудшего младенца, и похлопал по спине. «Ну, ну, брат мой… В этом мире только смерть неисправима и конечна, всё остальное с божьей помощью можно уладить, так что — справимся, брат мой, справимся… Пойдём, расскажешь мне всё толком, а то ведь в прошлую встречу нам и поговорить не удалось… Хозяюшка! Принеси-ка нам…» Капитан Винсент посмотрел внимательно — то ли одобрительно, то ли с досадой — и тоже окликнул хозяйку… Доротее предоставили возможность получасового отдыха от дорожной тряски и угостили обедом, удивительно приличным для дорожного заведения. Потом, усевшись в карету и очутившись с капитаном наедине, она почувствовала некую неловкость: ранее присутствие в их обществе брата Тука придавало совместной поездке вполне благопристойный окрас, теперь же…