Ничего кроме правды - Болен Дитер Гюнтер - Страница 28

Несколько дней спустя мы снова как по волшебству столкнулись около двух часов ночи в гамбургской «Mezzanotte». На ней была чёрная юбка и красная футболочка в стиле болеро с таким шикарным вырезом, что и у бычка кровь бы закипела. Я был столь взволнован, что даже не смог толком произнести своё имя. А когда эта Надя направилась к автомату с сигаретами, я потащился за ней, как комар за своей жертвой. Она стояла у автомата, всецело поглощённая выковыриванием денег из сумочки. Я, как истинный джентльмен, спросил: «Может, тебе помочь?»

Она ответила: «Да».

Мне пришлось встать на колени, чтобы вытащить сигареты из щели. Сделал я это, потому что автомат был низок, а я боялся, что если Надя наклонится, её полненькая грудь выкатится из декольте. Потом мы побрели назад, постояли рядом, как два идиота. В конце концов, Надя взяла инициативу в свои руки и спросила: «Что ты хочешь выпить?»

Я взглянул на неё и подумал: слушай, ты не можешь заказать шампанское, для неё это слишком дорого. И сказал: «я бы выпил пива!»

Подошла официантка и принесла для меня пиво. Когда Надя собиралась расплатиться, я взглянул в её портмоне и обнаружил там только мятую банкноту в 10 марок, как раз хватило, чтобы заплатить за кружку пива. Вот это да, думалось мне, она оставит здесь свою последнюю мелочь, только чтобы угостить тебя. Этого ещё ни одна женщина не делала ради меня.

В тот же миг кто–то схватил меня за рукав с другого боку. Ах да, чуть не забыл! Я же вышел на улицу с девочкой по имени Токси, и теперь она почувствовала себя глупо и одиноко на улице. Начала кудахтать и клеваться, отреагировала, как и все цыпочки в таких случаях: «Эй, что ты там болтаешь с этой бабой? Ты же со мной! Пойдём, давай поговорим!»

Но я уже нашёл свою богиню ночи и не мог глядеть ни на кого другого. Вау! Вау! Вау! думал я, глядя на Наддель, вот это женщина!

Она была безмерно весела, танцевала, просто ожившее солнечное сияние. Живя с Эрикой, я ничего такого не знал. Моя жена была сурова и серьёзна, просто лапша с гуляшем. Эта Надя вырвала меня из одиночества будней. Ей было 22 года. В ней было столько милой несерьёзности, что мой разум отдыхал рядом с ней. Ей нравилась простота и лёгкость мышления. Она была как третья бутылка шампанского. Или как четвёртая, кто знает!

Мы без перерыва проболтали до пяти часов утра, выпили шампанского, но не опьянели, а просто развеселились. «Давай пообедаем завтра вместе! Я заеду за тобой в четыре» — предложил я.

Я прибыл на белом «Ягуаре» с точностью до минуты. На автобусной остановке у будки было много женщин, но как, я ни вертел головой, никакой Нади. У меня не было ни её телефона, ни адреса, никаких следов, чтобы найти её. Любой нормальный человек сразу же спрашивает у женщины номер телефона, но только не я, который привык, что женщины сами к нему идут. Чем толще мишка, тем глупее.

Через полгода мы снова столкнулись на той же самой дискотеке. Меня раздирали ярость, что она мне отказала, и безграничная радость, что я снова её отыскал. Я чвувствовал себя оскорблённым Казановой, как же так, великого Дитера заставили ждать второго пришествия: «Эй, со мной это не пройдёт! Что это значит? Где ты была? Считаешь, что это забавно?»

Надя отреагировала довольно легкомысленно: «Ты же это не всерьёз. Кроме того, ты женат, и у тебя двое детей. Как же, нужен мне женатый мужчина!» После чего мы выпили, потому что всё выглядит намного легче, если смотреть через пару бокалов шампанского.

Я втюрился. Эти 10 марок за пиво разбили мне сердце. В моих глазах она была той женщиной, которую я всё время искал, которая была бы со мной и в счастье и в горе. На неё я проецировал все мои мечты: моя эротическая богиня, противоположность моему мировому пессимизму, мои крылья, чтобы летать. Она воспринимала всё так легко. Она была противоположностью моей тяжёлой профессии, в которой так много стрессов и грязи. Она была не из тех женщин, что любят долго размышлять и всё обосновывать, и я хотел поучиться такому таланту. Это было моей ошибкой. Я считал, что этой лёгкости можно научиться, что можно приобрести у другого человека. Мне было не ясно, что становиться счастливым нужно изнутри. Только годы сделали меня умнее. Она была для меня последним поводом для того, чтобы признаться — я не хочу быть с кем–то связанным. Хотя мне перевалило за тридцать, я чувствовал себя слишком молодым, чтобы быть мужем и отцом двоих детей. Этот корсет был слишком тесен, мне нечем было дышать. А солнышко Наддель из гамбургской «Mezzanotte», я верил, могла освободить меня. В конце концов, я был трусом и хотел убежать от ответственности.

Но вот чего я не знал: Надя оказалась моим двойником. Во всё время нашей совместной жизни она тоже бежала от ответа. От нажима, если я пытался давить на неё. От ожидания, когда я заставлял себя ждать, а она этого не переносила. Кто знает? Может, она и пыталась соответствовать роли. Но нужно честно признать, та роль, которую я ей дал, была слишком трудна.

Мы вновь договорились о встрече, на том же месте, в тот же час. И снова никакой Нади там не оказалось. Что за паршивый сценарий! Но на этот раз я был умнее, у меня был записан её телефон. Я звонил её, понимая, что если приду и вызывающе начну её оскорблять, она, скорее всего, скажет: «Ладно, пойдём, только какой в этом смысл? Эта идея мне сразу не нравилась».

Нежным и льстивым голосом я спросил: «Послушай, Наддель, где же ты?», боясь, что она бросит трубку.

«Я забыла, во сколько ты назначил встречу — ответила Наддель — давай договоримся на другое время.

С третьего раза нам удалось–таки попить кофе. Стоял декабрь, и я думал: Рождество, слышишь, Рождество, Боленский, что–то обязательно случится! Нужно было хоть на шаг вперёд продвинуться в отношениях с этой женщиной.

Я позвонил своему товарищу Энди, настоящему таланту в том, что касалось приключений под луной, настоящему кладезю идей в том, как влюбить в себя больших маленьких девочек. Он пообещал мне всё устроить.

«Дитер, я закажу тебе сааааааамые дорогие апартаменты во всём Берлине — вещал он голосом опытного рекламиста — и тыыыыыыыысячу роз к ним. И всё будет только сааааааааамое изысканное! И вы получите приглашения на сааааааамые модные рождественские вечеринки!»

«Ты увидишь — хвастал Энди — я всё сделаю. До семидесятилетия будешь вспоминать».

Энди и впрямь снял лучшие апартаменты, привёз шампанское и зелень. Сколько же там было цветов? 100 или 1000? Были ли они разбросаны по полу или стояли в вазах? Не имею никакого понятия, я всего этого так и не увидел. Потому что вместо того, чтобы в восемь встретиться с Наддель, как и договаривались, у дверей её дома, и отправиться вместе в Берлин, я стоял на трескучем морозе посреди тротуара и отморозил зад так, что он стал похож на павианий. По иронии судьбы я находился как раз напротив «Дядюшки По», где когда–то фанатки требовательно протягивали ко мне руки. Теперь я сам себя чувствовал фаном.

Я названивал Энди с интервалом в пять минут: «Энди, Энди, что мне делать? Наддель не идёт!» — я был недоволен.

«Расслабься, парень, — говорил Энди — она, верно, ещё только чулки надевает. Зайди к ней ещё раз и позвони».

Уже четверть девятого. Я атаковал дверь звонками и глядел в окна третьего этажа, где мне мерещился неяркий голубоватый свет, будто кто–то смотрел телевизор. Я позвонил кому–то, чтобы меня вообще впустили на площадку, и начал стучать в её дверь: «Почему ты не выходишь? Я ведь знаю, что ты там!» Но и через 10 минут я мог поговорить только с дверью: «Слушай, Надя, ты могла бы просто позвонить и сказать, что не хочешь ехать со мной в Берлин. — Надя? — Надя! — да скажи же, что случилось, не то я выломаю дверь!»

Я возвращался домой в препаскудном настроении домой, где за картофельным салатом и сосисками Эрика и мои родители дожидались полуночи. Я сказал им, что выступаю с Blue System. Они были не слабо удивлены, когда я показался в дверях. «Выступление сорвалось» — проворчал я и спустился вниз в студию, чтобы тайком набрать надин номер. Она подняла трубку: «Алло».