Ничего кроме правды - Болен Дитер Гюнтер - Страница 25

Бриджитт отнюдь не понравилась идея с фотографией, но Фридерик успокоил её: «Не бери в голову, Бриджитт, фотографию я оставлю себе на память!» Причём фото, разумеется, появилось в следующем выпуске «Браво».

После выступления — я думаю, Слай устроил его, чтобы хорошенько заправиться со своими приятелями, я привёл Бриджитт и Келли в мои апартаменты, где мы и продолжили нашу вечернюю программу. Дамы принялись злоупотреблять мной. Сперва Келли ласкала Бриджитт, потом Бриджитт меня, а потом мы трое друг друга. Но мой девиз звучит так: никогда не заводи романа ни с какой музыкантшей. Хотя, прослушав Бриджитт в студии, я понял, что хорошей певицей ей не быть, но девиз есть девиз — ни с какой музыкантшей.

Обе дамы расстегнули пояски халатов, всякие интересные игрушки они принесли заранее. Могу наверняка сказать одно: я никогда ещё не видел столь красиво сложенных женщин. Но вместе с тем мне стало страшно. Ауэ, думал я, если сейчас войдёт этот Рембо, он снимет с тебя шкуру и пустит её на ботинки!

Я постарался поскорей улизнуть и переждать в баре. Когда небо воздух снова был чист, я вернулся в свои апартаменты и несколько часов пролежал без сна. Меня бросило в жар, когда я лишь пытался представить себе, что было бы, если…

Следующим же рейсом я улетел из Лос — Анджелеса, не записав ни одной песни. А «Are You Man Enough?» я отдал нашей железобетонной отходоперерабатывающей машине C. C. Quetsch.

9 ГЛАВА

Blue System или краснокочанная капуста и рулеты

Modern Talking был мёртв. После карамельных парусиновых кошмаров, блеска для губ и всего прочего, мне до поросячьего визга хотелось снова стоять на сцене, как настоящему мужчине. Мне нужен был новый, рокерский имидж. Мне хотелось, чтобы звучало дьявольски, чтобы мои песни звучали жутковато и мистично. Я пытался петь на октаву ниже и сильнее хрипеть. Так я записал «Sorry Little Sarah», песню в стиле самбы, которая, собственно, была придумана для Modern Talking и всё ещё лежала у меня в ящике стола.

С этой демо–записью и идеей создания новой группы я поехал в Берлин в BMG. Мне уже давно пришлось почувствовать, что Томас был самым популярным из нас двоих, а обо мне совсем позабыли. Поэтому я не питал особых иллюзий насчёт того, что меня ожидало. Энди, Блуме, Мейнен — все лишь головами помотали. «Слушай — сказали мне — отдай эту песню продавцу кошачьего корма, этому Лео Зайеру. Он как раз ищет новую песню после своей «When I Need You». Обиженный до глубины души я вернулся в Гамбург.

Луис, моё испанское тайное оружие, который после сотни лет жизни в Германии говорил по–немецки так, будто только–только приехал в гости из Испании, оказался единственным, кто меня поддержал: «Нье дай себя покорррить, Дитеррр! Начальо положено — пол–делла сдельано. Разве я не зснаю, что прроисходит? Взможно, Томазсу видней! Давай зсделаем новый проект, с новыми музыкантами. Да, мы созсдадим новую гррруппу! Которрая будет петь твои песни, ни один чельовек ничего подобного ещё не писал.

Я не всё разобрал, что он говорил, но в целом мне понравилось. Для меня было логичным, что раз Томас Андерс заработал два миллиона, мне тоже нужно получить хотя бы один.

Монти

Взбешённый, с привычной резью в животе, я полетел в штаб–квартиру BMG в Мюнхене, чтобы выложить начистоту, что я обо всём этом думаю. Они сидели там все, важные шишки и адвокаты, устроив задницу на мешке с деньгами, которые им не принадлежали.

«Я хочу денег! Я хочу миллион!» — требовал я.

А они все качали головой и говорили — нет, нет, нет. Два часа прошло в бесполезных переговорах, результат — ноль. Для обсуждения вдруг поднялся шеф BMG в Германии — грандсеньор с платочком в кармане пиджака, из того рода мужчин, что всегда готовы помочь перейти старушке на другую сторону улицы, а молоденьким девушкам — в его постель. «Слюшайтте, мы дадим малшику денег. Думмайю, на этом обссуждйение законшено.» Я никогда не забуду Монти, того, как он бросился мне на помощь, когда никто больше за меня гроша ломаного не дал бы: «Нет, подмат толькьо! Погльядите, чего он сумьел добиться. Говорью вам, вы ешчо увидите! Давайте, за работу!»

После этого решающего слова остальным пришлось согласиться и, скрипя зубами, подписать контракт. «И как должно называться это новое счастье?» На такой вопрос я не рассчитывал. Господи Боже, подкинь мне какую–нибудь идею! В поисках вдохновения я оглянулся. Меня озарило при виде заклёпок собственных джинсов. Там было написано «Blue System». Так получилось, что «Blue System» начала спонсировать «Blue System», и я переоделся из спортивок «Адидас» в драные джинсы.

Несмотря на все препоны, на все тормоза и прочие препятствия, «Sorry Little Sarah» вместе с моим хриплым голосом сразу же заняла тринадцатое место. Я снова доказал всем! Но теперь удивление было намного больше. Я избавился от своих кошмаров, скинул свой балласт. Сразу почувствовал себя лёгким и свободным. Боли в животе и язва желудка — награды за работу в Modern Talking исчезли бесследно. Я снова мог сосредоточиться на том, что интересовало меня сильней всего — на достижении успеха. Я выучил уроки и заплатил вовремя за обучение. И теперь я не нуждался в менеджерах и советчиках, чтобы спросить: «Хорошо будет, если мы теперь поедем в Англию? А как это — отправиться в турне?» У меня была лучшая музыка и тексты — мои собственные, лучший продюсер — я сам.

My Bed Is Too Big

Для съёмок «My Bad Is Too Big» я отправился с моей группой и с Энди в Шлепптау, в Калифорнию в индейскую резервацию. Первую ночь я провёл там, где и всегда, когда приезжал в Лос — Анджелес — в отеле «Беверли Хиллс». Здесь мне перебежал дорогу Франк Эльстнер, который мне всегда был очень симпатичен. И ещё он был потому полезен, что был королём «Wetten dass..?». И теперь я хотел проверить мои шансы, выступив у него с Blue System.

«Ты не мог бы представить нас в твоей передаче?» — допытывался я у Франка. И пытался приманить его, расписывая яркими цветами наш ударный клёвый видеопроект: «Слушай, Франк! Шик, блеск, Лас — Вегас! Клёвые люди! Мега–бюджет и суперрежиссёр! Это будет мега–хит! Лучше просто не придумаешь. Да, кстати, мы снимаем на шестьдесят шестом шоссе».

«Н-да, гм, может быть» — как всегда уклонился от ответа Франк. А потом переспросил: «66 шоссе? Ого! Тогда захватите побольше воды! Там очень сухо, только пустыня, скелеты и сухой кустарник. Будьте осторожны!»

Мы были горды собой и с нетерпением отправились в путь в сопровождении пяти фургонов. В багаже — множество канистр с водой и уважение к пустыне. Я представлял себе, как мы вечерами, подобно скаутам, будем разводить костры. Но едва мы добрались до пустыни, как пошёл дождь. Дождь с ураганом, готовый смыть всё. От него можно было спастись только на паркинге. Там мы и увязли. Все наши брюки, ботинки и футболки не высыхали несколько дней. Нас застигло наводнение. Я как наяву слышал слова Франка Эльстнера: «Возьмите побольше питьевой воды, парни!»

Каждый божий день мы с режиссёром советовались, не покончить ли с этим свинством. Потому что съёмки без дождя сожрали бы кучу денег. Потом, спустя неделю, солнце снова выглянуло.

После такой походной жизни я выглядел бледным и усталым. «Эй, я вас ещё удивлю! — пообещал я своей команде — сегодня к вечеру Боленский загорит так, будто его поджарили!» С этими словами я полез на крышу фургона. Я улёгся на спину, чтобы загореть, пока мы медленно раскатывали туда и сюда по пустыне в поисках подходящего места для съёмки.

Но когда ты едешь со скоростью 60–70 км/ч и ветер дует в лицо, то не замечаешь, как стало жарко и как сильно печёт солнце. Когда я через несколько часов спустился вниз, то был не чёрен как уголь, а красен как огнетушитель. Энди сказал мне: «Погляди, как ты выглядишь! Как настоящий индеец!»