Увязнуть в паутине (ЛП) - Марченко Владимир Борисович - Страница 25

— В том-то и оно. Только не говорите этого журналистам, если только не желаете закончить свои дни в отделе общей корреспонденции. И потому-то слишком активные коллеги с улицы Краковское Предместье… — она вновь дала знак Шацкому.

— Уже готовятся к смене караула, и на всякий пожарный желают стать более радикальными, бескомпромиссными и более крутыми чем-то яйцо, из которого родились Братья.[57]

— Ну, раз пан так замечательно все понимает, пан прокурор Шацкий, тогда зачем пан прибывает ко мне со всем этим скандалом? Я вам не враг. Просто я понимаю, что если сейчас, на какое-то время, мы не поддадимся и не подставим шею, то пойдем в отставку, а на наше место придут верные середняки. И вы считаете, будто так будет лучше для этого живописного местечка: Районной Прокуратуры для Варшавы-Средместье?

Шацкий закинул ногу на ногу, поправил стрелку на брюках и глубоко вздохнул.

— Сейчас я пани кое в чем признаюсь.

— Пикантности будут?

Шацкий даже не усмехнулся. Янина Хорко была последней женщиной планеты, с которой бы ему хотелось пофлиртовать.

— Неделю назад мне позвонил Буткус.

— Тот литовский гангстер?

— Лично. Первое заседание назначили через два месяца. Он сообщил, что претензий ко мне не имеет, и если бы я, к примеру, пожелал сменить цвет тесьмы на тоге с красного на зеленый,[58] то он готов заплатить двадцать тысяч за сам факт взятия дела в качестве защитника, по десять тысяч за каждое судебное заседание и дополнительные пятьдесят тысяч за оправдательный вердикт.

— А пан был бы в состоянии?

Хорко поудобнее устроилась в кресле и расстегнула пуговку блузки. Шацкий почувствовал, что покрывается потом. Неужели это происходит на самом деле.

— Естественно. Я вел следствие, пока его у меня не забрали знаментости с Краковского; и я помогал при написании обвинительного акта.

— Дело не в том. Был бы пан в состоянии так легко перейти на другую сторону баррикады?

Несколько мгновений Шацкий сидел, не говоря ни слова. Дурацкий вопрос. Да если бы мог, сделал бы это уже давно. Что удерживало его здесь, как не детская вера в шерифскую звезду? Ему платили официальную заработную плату — совершенно одинаково получал прокурор в центре Варшавы и каком-нибудь Пипидувке Глухом. Никаких дополнений. Официальный запрет приработков каким-либо образом, за исключением лекций, на которые и так необходимо было получить специальное разрешение — предполагая, будто бы кто-то ему такую редкость предложит. Ненормированное рабочее время, что на практике означало шестьдесят рабочих часов в неделю. К тому же ему приходилось ассистировать при вскрытии трупов и, не жалуясь, выполнять распоряжения своих различных начальников. В прокуратуре было больше начальства и руководителей, чем директоров на государственных предприятиях. Общество считало, будто бы прокурор — это тот гадкий тип, который выпускает бандитов, пойманных хорошей полицией. Возможно, и тот гадкий тип, который настолько облажался с бумажной работой, что суду пришлось бандита выпустить. Придурки с Вейской, в свою очередь, были уверены, что у прокуроров имеется своя частная армия, чтобы мучить политических противников. Что ни говори, работа охренительная, горько подумал Шацкий. Стоило так пахать в академии.

— У этой баррикады больше сторон, — сказал он, уходя от прямого ответа, так как ему не хотелось откровенничать с начальством.

— Естественно, пан прокурор. Вот так в душе и вижу, как вы сидите в юридической канцелярии и готовите письма с консультациями или же размышляете над тем, можно ли стащить с должника дополнительные проценты.

Хорко начала играться воротником блузки. Еще наклонится, и тогда просто будет вынужден заглянуть ей в декольте. А вот на это у него на самом деле не было охоты.

— Все мы обязаны платить по счетам, — пожал он плечами.

— Ну ладно, к делу. Так вы напишете этот обвинительный акт, пан прокурор? Может быть, найдем какой-то компромисс. Обвините их не в убийстве, а… в неоказании помощи. Все-таки что-то. Посмотрим, что они с этим сделают.

Тот неохотно кивнул. Была такая мысль.

— Предупреждаю, что этот обвинительный акт не будет исключительно длинным или исключительно убедительным.

— Я его и так подпишу. Напоминаю о плане следствия по делу Теляка и об обвинительном акте по делу Нидзецкой.

Шацкий снова согласно качнул головой и поднялся.

— Очень приятно было с вами, пан прокурор, побеседовать, — сказала Хорко и задорно улыбнулась.

Шацкому вспомнились персонажи картин Брейгеля.

Он ответил неуверенной полуулыбкой и вышел.

Бартош Теляк сидел на стульчике возле его кабинета и игрался мобилкой.

4

Он любил приходить в сауну в Варшавянке[59] в средине дня, когда здесь не было диких толп, и когда всем можно было воспользоваться спокойно. На самой высокой полке в сухой сауне он сидел так долго, пока перед глазами не стало мутиться, а каждый вздох обжигал гортань. Наконец вышел, повесил банное полотенце на вешалку и, совершенно голый, вошел в громадную ванну с ледяной водой, стоящую посреди помещения. Миллионы иголок тут же вонзились в тело. Он нырнул и только после того вскрикнул. Боже, как же это было замечательно. Он еще мгновение полежал в холодной воде, вышел, обернулся полотенцем и лег на шезлонге в саду. Игорь тут же подал ему бутылку охлажденного апельсинового сока. Да, существуют моменты, когда человеку нужно чуточку тепла, чуточку прохлады и немножко апельсинового сока. Парни из варшавской системы — не то, чтобы он их сильно любил — знали, что делают, когда возводили для себя такой классный бассейн.

Рядом какая-то парочка лет двадцати двух лежала настолько близко друг к другу, что если бы сблизились хотя бы на миллиметр сильнее, это был бы уже половой контакт в общественном месте. Они, попеременно, то тихонечко шептались, то громко хихикали. Он неодобрительно поглядел в их сторону. Девица даже и ничего себе, хотя стоило бы побрить ей под мышками и пару раз сводить на аэробику. А пацан — дохляк, как и все в его поколении: худенькие ручки, худенькие ножки, реденькая щетинка на подбородке, грудная клетка словно у чахоточного.

— Следовало бы поднять цены, — обратился он к Игорю настолько громко, чтобы быть уверенным, что юная парочка слышит его. — А так любая скотина может торчать здесь часами.

Игорь понимающе покачал головой. Парочка сначала затихла, потом парень что-то прошептал девушке на ухо, и та вдруг начала хихикать, словно ненормальная. Ему страшно хотелось подняться и набить пацану морду, но он решил не обращать на них внимания.

— Ну что, похоже, что с Хериком все будет спокойно? — обратился он к Игорю.

— Да, вроде как беспокоиться не надо, — ответил тот. — Сегодня Шацкий должен написать план следствия, так что будем знать побольше.

— И когда мы его получим?

— Вечером, — ответил Игорь, как будто бы было совершенно естественным, что они получают копии всех внутренних документов из всех прокуратур в Польше.

— Замечательно, — сказал председатель и отпил большой глоток сока. Он любил когда все вокруг происходило без сучка и задоринки.

5

У Кузнецова был сын того же возраста, что и Бартош Теляк, и в последнее время Олег не называл того иначе как «животное».

— Иногда у меня появляется желание врезать замок в двери нашей комнаты, — говорил он. — Он какой-то такой здоровый, лохматый, ходит, словно тигр в клетке. Настроение у него меняется каждые десять минут, гормонов у него в крови больше, чем у легкоатлета стероидов. Как только вечером поссоримся, так думаю: придет он с ножиком или не придет? А если придет, удастся ли мне с ним справиться? Я же, вроде как, не калека, так и у него же все на месте.

Такие рассказы свидетельствовали лишь о том, что Кузнецов — псих. Больное воображение и многолетняя работа в полиции довела его до биполярного расстройства.[60] Шацкий так всегда считал. Теперь же, когда он сел напротив подростка, у него мелькнула мысль, что в иррациональных высказываниях полицейского может быть какая-то доля правды. Теляк обладал очень деликатной, бумажной красотой; черные волосы и черные брови дополнительно подчеркивали его бледность. Очень худой, чего не удалось замаскировать ни широкими штанами, ни обширной блузой. Даже наоборот — по причине слишком больших одежек он казался еще более хрупким. Шацкий знал, что мальчишка смертельно болен. Тем не менее, в его движениях и глазах были хищность, агрессия и отчаяние. А может по-другому и нельзя, когда приходит время на то, что свое место в мире необходимо завоевать? Шацкий как-то не мог вспомнить, как это было, когда он сам был в том же возрасте. Много пил, много онанировал и много болтал с приятелями о политике. А помимо того? Черная дыра. Ссорился с родителями, это обязательно. Но вот разве ненавидел их? Были ли у него такие мгновения, когда бы он желал им смерти? Согласился бы на их смерть, если это должно было бы обеспечить ему свободу и независимость? Ему вспомнился процесс подростка из Прушковиц, убившего мать, и который пояснил в суде: «… и тут у меня в голове появилась идея, чтобы матери не было». А не родилась ли подобная мысль в голове у сына Хенрика Теляка?