Сибирская жуть-2 - Бушков Александр Александрович - Страница 16

Алитет Немтушкин. Шаманка из Эконды

(рассказы)

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ ШАМАНКИ

– Ну, Вера, что не шевелитесь-то?.. Народ уже всякое болтает. Мало ли чего старуха говорила… Ты же молодая, грамотная, в советской школе училась. Это неграмотному оленеводу простительно верить во всякую ерунду, а ты-то, комсомолка… Люди давно на Луну летают, все небо продырявили, а ты о какой-то шаманской силе болтаешь. Раньше шаманы обманывали бедных людей, а теперь-то кто им верит?.. Я согласен, старушка Лолбикта в молодости, говорят, была шаманкой, а потом куда ее сила девалась? В последние годы никто ни разу не видел ее концертов. Ерунда все это, видимо, представлялась, мужиков ей хотелось, больше ничего… Сегодня же начинайте шевелиться, хватит, сколько может она валяться в чуме, надо похоронить…

– Она же не пахнет, будто спит. Просила меня… – пытается возражать Вера.

– Ну что ты уперлась: просила, просила! Сколько же, по-твоему, она будет валяться? Так уже неделя. Хочешь, чтобы собаки съели?.. Ее Хупто ночью спать никому не дал, сама слышала, выл как. Ты же его не кормишь, а он дверь лапой открывает, лижет старуху, откусит еще нос, это же нехорошо…

– Хупто летом сам себе еду находит, что он будет кусать…

– Мало ли что?.. Раньше же он не выл, а в эту ночь заплакал… Чует… Да умерла, умерла она, я тебе говорю. Собака обманывать не будет!.. Шевелитесь, я директору скажу насчет досок, пилорама не работает. Надо, чтобы порядок у нас был, похороните старушку по-человечески, хоть о ней и всякое болтали.

– Пусть выпишут ящик спирта, – подает голос молчавший муж Веры Михаил Конор.

– Э-э, тебе бы лишь нажраться!..

– Ну, ты даешь, Вера!.. Мы все придем помянуть старушку… Напишите заявку, я сам прослежу в сельсовете, чтобы не волокитили…

Партийный секретарь Момоль повеселел – Конор взял его сторону, теперь-то уломать Веру пара делов. Заспешил, в дверях добавил:

– Не дай бог, ешкин клен, узнают в райкоме, что мы из-за своих первобытных пережитков не хороним человека, у-у, держись тогда, голову снимут!.. Сейчас строго, шевелитесь!..

Хлопнула дверь.

– С этого и начинал бы, за шкуру свою трясешься, амун! – выругалась Вера, вздрогнула. Видимо, ничего не поделаешь. «А может, есть уже запах, да она не унюхала?.. Нет, запаха не было, а собака развылась – тревожится, чего это столько дней хозяйка не поднимается. Хупто – умная собака, пыталась будить старушку, а люди говорят, лижет. К мертвой она не подошла бы…»

Речь шла об одинокой старухе Лолбикта, умершей неделю назад. Ни мужа, ни детей, ни близких родственников давно уже у нее не было. «Кончился мой род, людей-дятлов. Одна, как головешка в костре, только копчу небо», – говорила она о себе. Но ради истины надо сказать, что люди эту «заслугу» приписывали прежде всего ей самой, дескать, будучи шаманкой, она «съела» всех родственников и теперь за их счет «коптит небо».

Всю жизнь Лолбикта провела в тайге, в оленеводческой бригаде, не выезжая даже на сугланы, только смерть последнего сына, не оставившего своего продолжения в Дулин Буга – в этом Срединном Мире, вынудила ее выйти на факторию. С временем бесполезно бороться даже им, шаманам. Некогда молодое, крепкое тело, полное сил и энергии, постепенно, с годами, превратилось в трухлявый пенек, и ей стало трудно кочевать, управляться с оленями. Она вынуждена была прикочевать к людям, чтобы доживать свой век в чуме за зверофермой, на окраине фактории. В дом к знакомым не пошла, мороз ей не страшен. «Век с ним в обнимку живу», – сказала.

Руки, ноги шевелились, а что еще эвенку надо? Они кормят рот. Выделывала шкуры, шила одежду, обувь, осенью в ней просыпался охотничий дух – поблизости от фактории ставила плашки, кулемики и была довольна жизнью. И только в зимние ночи без людей томилась ее душа. Ночи казались бесконечными, но она научилась их обманывать: убегала мыслями в молодые годы и со всеми своими знакомыми, друзьями разговаривала, смеялась. А в этом Срединном Мире ей было скучно, и она молила Всевышнего, всех своих духов-помощников дать ей возможность перебраться туда, в Хэргу Буга – Нижний Мир, но те и слушать не хотели все, отслужили, исчезла ее сила. «Подождите, подождите, я вас еще заставлю мне служить!» – шептала она.

Еще зимою Лолбикта, как дедушка Амикан, предавалась спячке, дремоте и если видела сны, то подолгу раздумывала, что они значат. Во сне она выпрашивала у мужчин, некогда беспрекословно подчинявшихся ей, кусочек мяса, но они отказывали ей. Не хотели они принимать ее в свое сообщество, убегали. Как уж она ни молила, ни грозила – все бесполезно. Наконец-то увидела своего молчаливого, все понимающего мужа. Он ей всегда все прощал и там, видимо, простил. Он позвал ее, даже поцеловал. С каким радостным чувством она проснулась! Все утро у нее было приподнятое настроение, и она почувствовала, как ее душу постепенно наполнила какая-то молодая сила. И она подумала: «А что, разве я силой своего духа не смогу управлять своим немощным телом, как некогда без узды водила всех мужчин?.. Я же могу сходить к ним в гости, поискать Маичу?..»

Посидела, прислушиваясь к себе, и довольная стала собираться. Сходила к лабазу, где хранились ее самые драгоценные вещи, – шаманский костюм, шапка и походный костюм в мир мертвых. Придирчиво оглядела – не поела ли где моль? – и задумалась. А вдруг не сумеет вернуться оттуда обратно? Тогда как? Кому передать свой дар? По законам предков, она не имеет права уходить из этого мира, не передав своих духов кому-нибудь из родственников. Передать-то некому! Все там, а кто остался, так те свой пыл истратили на водку и вино, которые начисто иссушают тело и душу. Они пустые, как бубны, им все безразлично, в том числе и собственная жизнь. Кончились эвенки, хотя… А может, попробовать Вере Конор, у нее течет кровь рода дятлов, она хоть и медичка, но нутро у нее неиспорченное, в ней сохранилась эвенкийская самостоятельность…

К большому удивлению Веры, вечером пожаловала к ней в гости старушка Лолбикта. От отца она слышала, что они какие-то родственники, а какие – Бог знает? Кто сейчас молодежи объясняет их родовой корень? Вот и из-за этого, что родня на родне женится, ослабляется здоровье. Старушка не отказалась от чая, выкурила трубку, поговорили о мелочах и лишь потом осторожно, стараясь не напугать Веру, высказала свою просьбу. А просьба для Веры, выросшей на отрицании шаманских духов и всяких потусторонних сверхъестественных сил, и впрямь была неожиданной: если она, Лолбикта, умрет, то, пожалуйста, не дай ее хоронить, пока от покойницы не пойдет характерный запах. Запомни, дочка, и не бойся.

Вера внутренне похолодела, но пообещала. И думала: «Странно, как это умершего человека не хоронить? Неужели способна воскресать Лолбикта? Не зря, значит, молва о ней ходит такая».

И вот однажды утром, не увидев из чума дыма, Вера забеспокоилась. Пошла к ней. Переборов страх, открыла дверь и зашла. Точно, со старушкой беда, видимо, умерла. Лежала неподвижно, как покойница, сложив руки на груди.

Вернулась Вера на факторию, рассказала людям новость, сообщив и о странной просьбе старушки.

– Хэ, хэ, – поудивлялись люди, но вслух высказывать своих мнений не стали. Народ все же ушлый, мало ли чего в жизни не бывало, а шаманы, брат, на все способны. Пожилые верили им. Ни одного худого слова о них не говорилось. И лишь Момоль зашумел, но ему по должности положено, надо же как-то оправдывать свой хлеб, а то ведь, по мнению эвенков, он ни за что получает деньги. Он напустился на Веру:

– Ты молодая, а всякую чушь мелешь! Смущаешь неграмотный народ. Это обман, сказки, а вы, дураки, уши развесили. Как это покойника не хоронить?..

– Она просила, пока не запахнет…

– Ерунда все это!.. Она сгниет и нас чем-нибудь заразит. Знаем шаманские штучки!.. Новая пакость народу!

Покричал, но никаких команд не дал. Видимо, и у самого уверенности не было.

А вечером в темноте по всей фактории раздались проклятия бабушки Балбы, ровесницы Лолбикты. Голос пьяный, видимо, бабка для храбрости выпила, а то так-то не осмелилась бы. Вышла на улицу, стала лицом к чуму Лолбикты и костерит: