Все связано (ЛП) - Чейз Эмма - Страница 25

Сучка закрывает руками лицо и начинает рыдать.

Я сглатываю комок в горле. Потом оглядываюсь по сторонам. В ожидании того, что сейчас откуда-нибудь выпрыгнет Эштон Катчер и закричит:

— Обманули дурака!

Потому что Александра Эванс не плакса. Она действует — решает проблемы.

И за всю историю человечества, слезами ничего нельзя было исправить.

Я начинаю заикаться. И задаю второй по тупости вопрос:

— Ты… ты плачешь?

В моей голове эхом отдает голос Тома Хэнкса: «В бейсболе не плачут!!!» Разве Клеопатра плакала, когда разграбили Египет? Разве Жанна д’Арк плакала, когда Католическая Церковь назвала ее ведьмой? Они — копии моей сестры.

Александра качает головой, но слезы все бегут и бегут.

— Это моя вина. Я оттолкнула его. Со мной было невозможно находиться рядом. Я обращалась с ним ужасно.

— Ну, если ты это осознаешь, почему ты просто не… прекратишь так себя вести? Кажется просто, так?

Не так.

— Я не могу ничего поделать. Я расстроена. И зла. Это несправедливо. Я слишком молода, чтобы быть высушенным черносливом!

Теперь она и правда такой станет. Шмыгающая и сопливая. А у меня нет платка, поэтому я снимаю свою футболку — даже если это моя любимая — и отдаю ее ей. Александра высмаркивается. Звучит, как умирающий гусь.

Даже если у меня нет ни малейшего чертового понятия, о чем она говорит, я знаю, что должен что-то сказать.

— Ну… у чернослива тоже есть свои плюсы. Несколько месяцев назад у Джеймса случился запор, и мы скормили ему несколько этих штучек, и они сыграли свою роль. Они как съедобное средство для промывки труб — вычистили все. Чернослив — это круто.

Она остановилась. И посмотрела на меня красными опухшими глазами.

— Что за хрень ты несешь?

— Без понятия! Просто пытаюсь тебя утешить.

— Что ж, хорошо, что я не часто обращаюсь к тебе за утешением. Ты делаешь это отстойно.

И она продолжает рыдать в мою футболку.

Я пожимаю свою переносицу и делаю глубокий вдох. Давайте попробуем еще раз.

— Ты сказала, что ты расстроена и зла. А почему ты злая и расстроенная, Александра?

Она вытирает лицо и говорит торопливо:

— Я могла сверять часы по моим месячным. Каждые двадцать семь дней, как штык. Поэтому, когда они не пришли, я подумала: «О, черт», понимаешь? И даже если тест был отрицательным, я решила, что просто еще слишком рано. Поэтому я пошла к врачу, и я была уверена, что он скажет мне, что я беременна. И хоть это было незапланированно, я начала привыкать к мысли о еще одном ребенке. Я была рада. Но потом… потом он мне сказал, что я не беременна.

У меня похолодело внутри.

— Ты же… ты же не болеешь, нет?

Она качает головой.

— Нет, не болею, — вздыхает она. — Он сказал, что это менопауза. Ранняя менопауза. Больше я не смогу иметь детей — никогда. Я бесплодна.

С минуту она тихонько ноет.

Я с нежностью глажу ее по плечу.

— Ты и Стивен хотели еще детей?

Она немного хмурит брови.

— Ну… нет. Мы всегда планировали двоих. Когда родился Томас, я даже заговорила про вазектомию. Идея ему не очень понравилась.

Я пытаюсь понять проблему. Не получается, поэтому я спрашиваю:

— Но если вы больше не хотите детей, тогда почему ты так подавлена по поводу того, что не сможешь их больше иметь?

— Потому что я — женщина, Дрю! Мы создаем жизни. Воспитываем — вот, что мы делаем.

Не-а — все равно не понимаю.

— Но это не все, что вы делаете. То есть, Господи, Алекасандра, ты же не кормилица из Рассказа Служанки здесь. Значит, корзинка с яйцами пуста? Подумаешь. У тебя есть двое прекрасных детей — будь счастлива с ними. Может, это природа говорит тебе, что тебе не следует иметь больше. Я видел, что беременность делает с твоим телом. Это не особо приятно.

Теперь она пялится на меня. Это хороший знак. С психованной Александрой я могу справиться.

— Я и есть счастлива вместе с теми двумя. Просто… было приятно знать, что могла иметь больше… даже если больше никогда не имела бы. Я чувствую себя… обманутой. И старой. У меня внутренности шестидесятилетней женщины, Дрю. Как скоро это все отразится на внешности? И ты смотрел в последнее время на Стивена? С каждым годом он становится симпатичнее — более видным. Скоро какая-нибудь бимбо, охотящаяся за денежками, попытается запустить в него свои коготки, а он будет привязан к жене, которая выглядит, как Барбара Буш!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Она снова зарылась лицом в рубашку, и я не мог удержаться от смеха. Немного.

— Лекси… едва ли ты Барбара Буш. Я бы сказал, скорее, версия Кристи Бринкли. И, кроме того, Стивен любит тебя. Тебя. А не твои яичники. Ты стервозный центр его вселенной. И всегда им была. Когда остальные из нас дрочили с мыслями о Сестре Би, он — с мыслями о тебе. — И не думайте, что я чувствую себя уютно, зная это. — Он бы никогда не променял тебя на какую-нибудь худющую зануду, которая интересуется только размером его банковского счета. Стивен слишком умен для этого.

Она смотрит на меня. Почти с надеждой.

— Как бы ты себя чувствовал, если бы сегодня Кейт тебе сказала, что она больше не сможет иметь детей?

На какое-то время я задумываюсь. Чтобы представить такую возможность.

— Если бы Кейт сказала мне, что я могу спать с ней столько, сколько хочу, и при этом не переживать о том, что она залетит? Я бы проплясал ирландскую джигу по хреновой Пятой Авеню. Это было бы как Рождество каждый день. Никаких ПМС, никакого воздержания на три-пять дней каждый месяц… если только ты не позволяешь Стивену бороздить багровые реки. А если позволяешь, пожалуйста, соври мне.

Секс во время месячных — крайний случай для Кейт. Не важно, что я говорю, не важно, что делаю, ей это неинтересно. Чего я никогда не смогу понять. Мы — охотники, дамы. Мы любим кровь. Отчасти по этой причине ее так много в боевиках и фильмах о войне. Нам не кажется это мерзким. Просто… как дополнительная смазка.

Не смотрите на меня так. Я просто стараюсь быть честным.

Слезы почти высохли. Александра сопит и икает.

— Но разве ты не хочешь еще детей?

— Конечно, хочу. Джеймс — самый лучший. С Кейт — хоть двадцать таких. В теории. В реальности — другая история. Дети — это трудно.

Александра кивает.

— Тебе надо поговорить со Стивеном. Ты измучила парня. Это жестокое и необычное наказание.

— А что если он посмотрит на меня по-другому?

— Не посмотрит.

— Откуда такая уверенность?

Я наклоняюсь вперед и пытаюсь подобрать правильные слова.

— Потому что… потому что когда Кейт была беременна Джеймсом? Она была большая, словно дом — и мне все равно хотелось ее трахнуть также сильно, как мне хочется этого сделать прямо сейчас. Потому что когда я смотрю на нее? Я вижу просто Кейт… женщину, которая вошла в мою жизнь пять лет назад и навела в ней беспорядок. Которая встряхнула меня и перевернула с ног на голову, и сделала меня… лучше. Поэтому даже когда она станет морщинистой и седой? Она останется все той же Кейт. Она все равно будет заставлять меня смеяться и сводить меня с ума… и все равно будет любить меня больше, чем я того заслуживаю.

В последний раз Александра вытирает глаза моей футболкой. Она становится похожей на себя.

— Значит, ты говоришь, что я раздуваю из мухи слона?

— Я говорю о том, что если ты расскажешь Стивену, то это уже не будет выглядеть таким страшным.

Она слегка мне улыбается.

— Ты прав. Я знаю, что ты прав. Я поговорю с ним сегодня вечером.

— Хорошо.

Александра поднимается, наклоняется и обнимает меня. Я сжимаю ее в ответ, давая ей понять, что я готов ее поддержать. Выслушать, и надрать ей задницу при любой возможности.

— И, смотри, чтобы у тебя не вошло в привычку рассыпаться на части, — отчитываю ее я. — Эксклюзивные права на саморазрушающее поведение в этой семье у меня.

Она усмехается и направляется в дом. Потом останавливается и поворачивается ко мне.