Час Пик - Иванов Всеволод - Страница 19

Труп отвратителен, так же, как отвратительна смерть, как отвратительна вонь разлагающийся плоти, как мерзка жирная кладбищенская глина, чавкающая под ногами.

Но еще отвратительней было для Писателя были останкинские подробности…

Сделать из государственного, «планово–убыточного» «президентского» канала подобие корыта?

За чей счет?

Не за счет тампаксов и мулинэксов, а за счет рядовых налогоплательщиков — тех, кого этими самыми тампаксами ежедневно кормят…

Но Листьеву видимо, и этого оказалось мало: как же тогда объяснить периодическое появление в «Часе пик» крупных бизнесменов вроде гендиректора известному каждому ребенку ат–тличной компании?

А объяснить очень просто — по утверждению другой популярной газеты, за тем бизнесменом из «Часом пик»

Ведь от бизнесмена ат–тличной кампании Листьев наверняка получил больше, чем «17, 5 тысяч долларов»!

Да, судя по всему, в Останкино телевидении каждый делает деньги на чем угодно: аппаратура вроде бы государственная, а платить надо техническим службам. Монтаж рекламного ролика — минимум 500 баксов…

Оператор за 30–50 долларов даст крупный план «болельщика» с футбола или хоккея, а хозяин популярной ежедневной программы, всеми любимый Влад — за …. тысяч долларов — крупный план ат–тличного бизнесмена…

Что — денег у него не хватало?!

Если бы в United States of America стало известно нечто подобное о том же Ларри Кинге, его бы, наверное, тут же судили судом Линча — шею обмотать микрофонным шнуром и — на подвесной софит…

Да, до таких низин не опускался даже сам Писатель (на самом дне подсознания, как и всякий многотиражный автор, он считал себя если и не «продажным», то, во всяком случае, «способным на большее», на «настоящую» литературу; комплекс такой у всех многотиражных писателей).

Кстати, а что там ожидало Листьева в ОРТ?

Ведь Промышленник и люди, стоящие за ним, те, что скупили Останкино почти на корню, наверняка учли и интересы телезвезды, точно ведь учли…

Ага:

Интересно, а на ОРТ покойный тоже приглашал бы ат–тличных владельцев ат–тличных кампаний?!

А ведь это только верхушка, верхняя часть айсберга; он–то, Писатель, человек в Москве относительно новый, в Останкино как к себе домой не вхож, кухни и подробностей не знает…

Bliaddz–dz–dz(ь)…

Сидя за рабочим столом, Писатель мрачно смотрел в какую–то одному ему известную пространственную точку впереди себя.

Из всего этого дерьма надо было бы сделать воздушное пирожное, картинку, рекламный проспект, но ни один кондитер, ни один живописец, ни один фотограф–ретушер не взялся бы за такое — ни один, кроме ретушеров из родного Останкино…

Наверное, Останкино от слова «останки» — как говорят тут, в России, «Бог шельму метит».

Да, «открытые источники информации», конечно же, хороши, тем более, если еще и умеешь читать между строк, но когда контуры общей картины вырисовываются с такой пугающей откровенностью…

С «карьерой главного героя» разобрались.

Плагиатор.

Вор.

Как говорил когда–то царь всея Великия, Малыя и Белыя, тогдашний президент Николай I — «в России только один человек не ворует — я».

Впрочем, и это еще не все: у «многогранного кристалла» из рекламы «Русского дома Селенга» есть еще одна грань — «личная жизнь».

И вновь не обходится без библиотечных ксероксов, теперь — интервью с погибшем героем:

Замечательное, между прочим выражение, особенно во всеуслышание, через прессу: «ее мама».

Скромно и со вкусом.

То–то пришлось бы платить на брошенную дочь с новой зарплаты на ОРТ.

Откуда–то из глубин памяти всплыло давно уже забытое словосочетание, когда–то очень любимое в народных судах — «злостный алиментщик». Кажется, даже статья какая–то в кодексе была на этот счет — то ли штраф в сто рублей, то ли общественное порицание, то ли…

М–да…

Писатель, грызя авторучку, читал дальше — теперь изучение вытащенного наружу грязного белья увлекало, захватывало, но не интригой, не неожиданными поворотами сюжета (за свою многотрудную жизнь Писатель встречался с людьми куда более омерзительными, чем покойный Листьев); наверное, такое чувство испытывает лаборантка в туберкулезном диспансере, исследуя под микроскопом зеленые плевки больных, выискивая в них симптомы гниения легочной ткани:

Ага — ну–ка?

Так он вообще, оказывается, вообще был мерзавцем, этот самый Листьев!

Муж где–то блядует, а жена — «сине–зеленая от волнений», морги и бюро несчастных случаев обзванивает…

М–да, ничего не скажешь — подарочек.

Сука, короче говоря.

«Впервые загулял».

Значит, после «впервые» было и «во–вторые», «в третьи», «в четвертые» и т. д.?

Листаем дальше:

Писатель заерзал на стуле.

Ха! — не скрывал… Нормальные–то люди всегда должны такое скрывать, чтобы никто, не дай Бог… Женатый человек пьет и «гуляет» (или трахается на стороне, если непонятно, что означает этот камуфляж), и при этом еще — и «не скрывает».